Лето

Предисловие

Этот рассказ задумывался как излияние мыслей, повествование событий, происшедших на самом деле, описание бессонных ночей в поисках ответов на простые вопросы. Короче, здесь я хотел показать все, что было пережито, а точнее прожито N-ым летом N-ого года.
Нельзя строго оценивать это произведение, искать плюсы или минусы. Оно ценно своей простотой и прямотой. Здесь вы не найдете изысканных форм и полноты содержания. Вся философия, если она и есть, проста настолько, что имеет смысл говорить о ее отсутствии.
Но, надеюсь, именно эта непринужденное повествование и привлечет к себе внимание.
Ибо в простоте – красота.

Август.

Уж мы все так привыкли к «Kent», что ничего другого курить нам и не хотелось, и если находился кто-то особенный, кто покупал в деревенском магазине что-то другое, то сразу получал долю критики. Мы на перебой пытались доказать, что человек не прав. Матом ли, обычным ли языком – все равно.
И если, не дай бог, кончались у этого типа сигареты раньше наших, то уж никто не дал бы ему своих.
И это было правильно.
-Эволюция на лицо, - заметил как-то у костра Дэн, - раньше у нас была одна пачка на всех и не на один день, а теперь у всех по своей и на один вечер.
За такие замечания следовало бы избить его, но всем было действительно лень.

Из разговора с отцом на веранде во время завтрака:
-Да, пап, ты прав – ничего не делать – самое утомительное занятие. Я это понял на своем примере.

Просыпался я обычно часам к трем, а то и четырем. Размеренная дачная жизнь кипела.
Что-то кричала соседская девочка Катя. Лаяла собака, щебетали птицы, кто-то разбрасывал гравий, кто-то пилил, красил, стругал, копал, сажал, пил квас из погреба. Короче, все были при деле, а я, с тяжелой немытой головой, кругами под глазами ну никак не вписывался в эту картину. И, честно сказать, непонятная злоба рождалась во мне. Было обидно.
Я оделся и вышел на крыльцо. Следовало бы умыться.
Походив по участку и найдя его в удовлетворительном состоянии, я решил чем-то занять себя. Можно уже сейчас, не читая дальше понять, что ничего из этого не вышло.
Ну, прямо беда какая-то.
Повозившись немного с дровами, я осознал всю убогость своего положения – мне было лень допилить до конца березовую ветку!
Кинув это занятие, я удобненько устроился на пороге сарая. Закурил и начал ждать, пока кто-нибудь за мной зайдет. Ждать мне пришлось не долго.

Август на даче примечателен еще и тем, что на первое его число выпадает день рождение Дэна. Все собираются, едят, поздравляют, напиваются. Конечно, можно считать, что это обычная пьянка, но с другой стороны… Сколько легенд ходит об этом времени! Я пока пропустил два дня рождения, но наслышан о них столько! Столько всего произошло! Столько сенсаций, с каждым годом все более и более…э-э-э…интересных!
Знаковые вещи происходят первого августа. Конечно, масштаб их не велик, всю пикантность может оценить человек посвященный, ну и что? Что из этого? Пусть так и будет, но зато не каждый может понять, что такое приехать из Москвы и, зайдя, к примеру, за Аней, узнать, что на дне рождении Дэна Игорь выпил столько-то и его запалили родители, что Маша всю ночь не отходила от Дэна, Шурик сделал то, а сама Аня – сё.
Прекрасен этот маленький мирок, живущий своей жизнью на 50 километре от Москвы.

Числа до пятнадцатого август был приятен. А потом пошли дожди. Мне они были не по душе, и однажды я встал в пять двадцать. Вечера.
От дождей не хотелось мыть посуду, не хотелось думать, от дождей мерзли пальцы рук и ног. От дождей я нашел средство – чай. Я им упивался.
-Все пьют пиво или водку, а Женя – чай. Тоже наркотик, - сумничал как-то вечером Дэн. Конечно, стоило его избить, но мы так переиграли в карты, что мозги не варили.
Ночью, в постели, я закрыл глаза – перед глазами стояли карты. Трефы и черви никак не могли успокоиться и все еще пытались покрыть друг друга.
Главное перетерпеть, а там, гляди, и смысл откроется.

Июль.

Едва я оклиматизировался, едва привык к ночной тишине за окном, к чистому воздуху, как тут же, снегом на голову, случилась покупка Дэном скутера. Он катался на нем по дачным дорожкам, распугивая люд и птицу, ревел мотором возле моих окон, вихрем уносил за собой наши карты, веером лежащие на выгоревшей от солнца траве. За ним носились дети, падая, снова вставали, кричали «Погоня!» и выхватывали из карманов воображаемые пистолетики. Родители, бабушки, тетушки, гости, рабочие, молочники и булочники  - все они с улыбкой, немного снисходительной, провожали желтый, упитанный корпус скутера, зеркальцами поблескивающий на солнце.
Ясно, что через несколько дней скутер был оцарапан, вскоре повылетали гайки-винтики, поотвинчивались зеркальца, сиденье уже не было так мягко и удобно как впервые дни. Скутер, такой дорогой и добрый друг, с наступлением дождей, середины августа, начал все больше и больше оставаться на участке, мокнуть и ржаветь. Для него лето закончилось. Он был раздолбан.
-Вот, а как теперь за бухлом ездить? – держа в карманах руки, скучив брови, недовольно спросил Шурик. Мы все очень устали к концу дня и проигнорировали его шутку.

Посреди теплой и иногда жаркой недели выдались три дождливых дня. И вовсе-то они и небыли так уж дождливы, но похолодало, и мелкие-мелкие капли постоянно кололи лицо.
Вечера закрывались туманами, как-то по-особому доносился ночью лай сторожевых собак, да и деревья шумели чуть загадочнее. Когда я приходил домой и курил в окно в ожидании чая, становилось страшно и одновременно уютно. Я любил это чувство, когда что-то, чуть пониже ямочки на груди, начинало жевать и засасывать мою успокоенность, и когда по спине бежит мурашка, от которой вздрагиваешь и понимаешь – ты дома, пока еще июль.

Ночью на опушке пили абсент. Было прохладно, земля холодила сыростью, и мы сидели на бревнах, сваленных у костра. Напиток обжигал и согревал, разговор совсем уже не имел определенности или структуры, все отвечали всем и улыбались все всему. И только Шурик очень долго, трогая и крутя сигарету в руках, как-то хитро, едва уловимо улыбался, глядя далеко в поле, где мигали далекие фонари, огоньки деревенских окон, где травы дышали ночью.
По дороге домой, весьма кривой и скошенной справа на лево, мы все говорили и говорили с Дэном о том, что утром я не смог, как не пытался, вспомнить.

Август.

Первого августа у Дэна день рождения. На день рождения я купил ему диск с саундтрэком к третьему терминатору.
Больше всех серии про терминатора любит Шурик. На загадочный вопрос, какой же твой любимый мультик, он отвечает – терминатор.
Мы уселись на просторной веранде и начали чествовать именинника, поднимали пластиковые стаканчики, говорили тосты, чокались. Кто-то предлагал не чокаясь.  Все смеялись, и по подбородкам у нас тек шашлычный жир. Мы пировали.
-Если такой дождик продолжиться до вечера, то костер накроется, - сказал Дэн, выглядывая из-под навеса.
И действительно, небо, синие и яркое с самого утра, заволокло серыми бесконечными облаками.
-А у тебя нельзя на участке? – спросил у меня Игорь.

Зимой мы редко видимся, иногда встречаемся у Дэна на квартире. Для меня это очень важные встречи – я чувствую себя, так сказать, в своей тарелке, вхожу в какой-то особенный ритм, чувствую себя спокойнее, лучше. Мы сидим на кухне, болтаем, попиваем горячительные, покуриваем на балконе. И нет здесь той натянутости, существующей в другом обществе.
Тем обиднее, что по определенным причинам я редко бываю на таких встречах.
Так вот, когда зима, то, если я вспоминаю о дачном времени,  Игорь представляется мне в дождливый вечер, проводящий по стриженной мокрой голове рукой.
Уж не знаю почему.

Вообще-то можно. Можно развести костер и у меня на участке, а можно посидеть у меня на веранде, но лучше всего было бы пойти в лес и отмечать там.
Так и получилось.
Мы пили приготовленную Сергеем водку. Но все это было и так каждое день рождение.
-Женек, пойдем, искупаемся? – спросил, подмигнув совершенно пьяным глазом, Дэн. Я согласился. И с нами пошли все. Мы, шатаясь и смеясь, заволакивая вместо тумана дачные дорожки табачным дымом, двинулись к лесному пруду. Звонко и весело хлестали по молодым и пьяным лицам ветки мокрыми листьями. Я шел впереди, с Дэном, и мы постоянно слышали, как кто-то, не совладав с собой, валился в холодную и влажную траву, сокрушая в краткой секунде падения молодые деревца.
Мы подошли к пруду, наполовину укрывшемуся в лесу. Поверхность его, гладь, совсем не выделялась, не блестела – луна зашла за тучу, – вода казалась черной.
Мы разделись, складывая одежду каждый в свою кучку. Изнанка белела в темноте.
Долго решался вопрос о том, кто первым прыгнет или войдет в воду. Не помню кто все же решился, но кто-то решился, а потом и я, пугаясь, радуясь, не понимая, что за чувство испытываю, оказался в воде. Это сперва она показалась холодной. Не помня себя, я молотил руками и ногами колючую воду, пытаясь вспомнить в каком направлении находится островок.
Но со временем я привык, вода чувствовалась на коже как едва теплое молоко, и плавать было приятно, и луна чуть поблескивала, и хмель вышел из головы, и лес полукругом обнимал пруд, и нестрашным слышался лай собаки. Задержись, почувствуй эту минуту, вспоминай ее, когда что-то не ладиться, живи ею, не забывай с годами, не дай тихнуть этой искорке юности.

Ночью мне снилось, что я иду по дороге, ведущей в поле. Эта дорога и на самом деле существует, и мы проходим ее почти каждый день.
Пока дорога не сделала поворот налево, с левой же ее стороны нестройными рядами, словно штакетник в моем старом и полусгнившем заборе, растут деревца. В основном березки. Уж много лет они не растут ни вниз, ни вверх, ни в стороны; листья на них всегда пыльные; ветки тонкие.
И мне снилось, что я иду этой дорогой и смотрю на поле. Видимо, недавно был дождь – я перешагиваю лужи, на мне куртка с капюшоном. И главное, я вижу высокую полевую траву, прибитую дождем. И весь сон я стремлюсь к этой траве, но как будто что-то тянет одновременно и к ней и от нее, будто я обязан чей-то волей быть в другом месте. Я как будто и спешу куда-то, и опаздываю, но невероятно мне хочется в это мокрое от дождя поле.
И после, проснувшись, целый день, слоняясь из угла в угол, до костра, на костре, после костра, моя взгляд нет, да метнется в сторону поля. Сон чуть за чуть, да забывался, переплелось, все в нем перемешалось, и стало неясно – было это в жизни или нет, во сне. Но однажды, вроде в августе, идя по той дороге, веселясь и бездельничая, я вздрогнул, что-то вспомнилось, промелькнуло, и я решил отогнать от себя это воспоминание – слишком уж сильно было желание бегом добраться до мокрой травы и нырнуть в нее, до самой свежей и пахнущей червями земли.

Июль.

Родители приезжали на выходные, привозили продукты, что-то делали по огороду. Папа часами пилил, медленно, никуда не торопясь; мог ровнять грядку часами – солнце лишь все больше и больше делало его загорелым. Мама же сажала цветы, готовила.
Я завтракал с ними, а потом тут же убегал – около часа мы все встречались у эстокады.
-Ты когда придешь? – родительское волнение.
-Не знаю, к обеду, наверное.
Печет. Солнце нещадно жжет мою шею. До эстокады две-три минуты небыстрого шага.

Август.

На дачах остался я один, не в прямом смысле, конечно. Остался сторож, его семья, его собаки; на дачах полно людей, любителей холодных ночей. Но все мои друзья уехали.
Игорю срочно понадобилось в Чехию отдыхать. Денису – в Турцию. Саша просто уехал в Москву.
Понятное дело – на месте первых двух я сделал бы тоже самое – были б деньги. Но сейчас я зол на них. На кой хрен они смылись?
Ко мне приехал брат. Мы купили несколько литров пива, пакетов чипсов, сухарей,  две пачки сигарет.
Часов около девяти зашел Андрейка. Я как раз ссыпал в костер, что возле калитки, последний мусор – со стороны Москвы шли тучи.
Андрей покривлялся несколько минут, ничего не сказал, ничего не спросил.
-Сейчас свершится аутодафе, - мрачным голосом произнес я.
Андрей заметно занервничал, чуть отошел от костра:
-Че? Че?
-Аутодафе!
-Да я прощаться пришел.
Я захохотал:
-Ну, что, больше не свидимся? – смеялся я.
-Да я поеду сейчас уже.
-Ну, пока, удачи тебе.
Андрей, молча и со смешным серьезным лицом, пожал руку.
Ну, вот! Теперь-то лето закончилось.
.
На крыльце нарисовался брат. Он присел на ступеньки и закурил. Я составил ему компанию. Мы пили пиво, передавали друг другу литровую бутыль, смотрели на небо, лес, звезды, которые с каждой минутой становились крупней.
Воздух, чистый и холодный, становился все более прозрачным. Скоро межу нашим крыльцом и, к примеру, Сириусом не осталось ничего. Можно было трогать.

Июль.

У эстокады уже собрались практически все. Денис, Игорь, Саша.
-Что делать-то будем? – звучал вопрос.
Никто не знал точного ответа. Мы бездельничали.
Шли полем. Пекло солнце, и мы лениво перебрасывались словами. Впереди, кособочась и извиваясь, тянулись ленты зеленых холмов, утыканные то здесь, то там деревьями, чьи макушки нежно колыхались под теплыми дуновениями ветерка. Чуть левее раскинулся прямо таки пушкинский пригорок. Всегда в воображении это место казалось мне выписанным из сцены дуэли Онегина с Ленским. Если бы не полотно шоссе, видневшееся сбоку пригорка.
Мы свернули и пошли уже не по дороге, а по самому полю, переступая то ли норы кротов, то ли естественные бугорки, срезав, таким образом, добрую половину пути до футбольной поляны.
Жара одолевала – хотелось тени и пить. Кто-то сказал:
-Давайте, что ли мяч погоняем?
Зашли за Андрейкой, взяли мяч, сам он обещался прибежать минут через двадцать: доедал суп из лапши.
На футбольной поляне трава кое-где доставала до спины, кочки мешали бегать, ворота косились.
Из-за озера приближалась огромная туча. Я подумал, что будет буря. Подул сильный ветер, мы все как-то на минутку застыли. Расхотелось играть.
Андрея мы встретили по дороге назад.
-А что такое? – спросил он. Мы ответили, что матч отложен до завтра, так как делегаты УЕФА оценили состояние поля и газона неудовлетворительным.
Договорились пойти поесть и встретиться через час.
-Созвонимся, - заключил Дэн.
Пиво было припасено и ждало своего часа.
После обеда я для приличия засел в комнате, почитал минут десять газету, полистал журналы.

Август.

-А как подружка? – спросил я.
Денис с Шуриком переглянулись. Дэн улыбнулся. Мы ждали Игоря.
-Ну так что?
Шурик буркнул, что ничего особенного. Дэн усмехнулся. Он вообще делал это крайне часто и, было похоже, что ему и именно ему открыты какие-то тайны, будто он посвящен во все, что происходит, но нам ничего говорить, а тем более разъяснять не собирается.
-Чего ты все ухмыляешься-то? – спросил я.
Дэн еще больше ушел в себя.
-Дай ты человеку поухмыляться, - потребовал Саша.
-Так что? Как подружка?
-Да откуда ж мы знаем? Видели просто и все! – Саша достал сигаретку и закурил, нервно осматриваясь по сторонам.
-Может их на костер позвать? – предложил Денис.
-Может и позвать, - встрял в разговор, подкравшийся и довольный ужином Игорь.
На костре девочки вели себя спокойно, сами не болтали, только, если мы что-то спросим.
Им надо было в десять домой, мы не возражали и предложили проводить их. Они согласились и были, видимо, довольны. Я и Денис шли медленно, чуть останавливаясь, будто, ждали их. Я курил и как-то не обращал внимания на их разговоры. Болтали они все больше о каких-то лагерях отдыха, о походах.

Прощальный вечер я проспал. Но не полностью. Прилег около восьми в одежде на постель, прикрыл глаза и провалился в сон. Очнулся, когда часы на веранде показывали одиннадцать вечера – все уже началось.

Ложиться спать я не решился – вдруг просплю, и уедут без меня?
Сидел на веранде, читал старый журнал «Орленок» за 73-ий год, курил, пил чай и кофе, скучал, поглядывая на часы, умывался, чтобы не заснуть, выходил на крыльцо.
Наблюдал, как ночь, казалось бы, плавно, но одновременно рывками переходило в утро. Вот, белеют макушки высоких берез, а там, в стороне еще совсем темное небо. Из-за росы и августа воздух совсем, казалось, материализовался. Свет из окна освещал клумбу с ромашками. Начинали петь птицы. Буквально на минуту занялся дождь, но тут же отступил. Я сел на ступеньки крыльца и прислушивался, как с яблонь и слив слетают мелкие капли дождика. В траве прыгнула лягушка. Снова запели птицы.
Я так и сидел, пока не стал замерзать.
Позже, в шесть, а то и пол седьмого утра, я вышел во двор. Где ветви деревьев не загораживали солнце, чуть припекало. В тени было прохладно.
Дома собрал вещи, прибрался, закрыл газ, отключил электричество и пошел к Дэну.
У него мы собирались, чтобы вместе поехать в Москву. Лето закончилось.

Июнь.

«Может быть, я сумею изменить, хоть немного, свою жизнь. Для этого надо-то, всего лишь, встать сейчас, умыться, будто русский былинный богатырь, окатить себя ледяной водой, потом пожонглировать гирями – размяться то есть; обойти участок, уверенно осмотреть каждый кустик, каждое деревцо, каждую грядку – все ли растет верно и в нужном направлении; можно позволить завтрак – молоко из-под коровки, такое, чтобы чувствовалось, как пахнет клевер, хлеб (не резать, а ломать), покрыть его маслом, картофель, немного колбасы (купить у бабки в деревне: сама делала), зелень; после завтрака полностью заменить старый забор, тем более, на чердаке имеется целая груда штакетника – еще дед оставил; как раз работу закончу, а время для обеда. Здесь уж можно дать волю аппетиту: поросенок, овощи, сыр, чай, соки, фрукты, икра, шнапс…
После обеда возьмусь за сарай, - думал я, лежа еще под одеялом. Недавно часы показали час дня, - Сарай старый, к нему пристроена комнатка, гордо именуемая кельей и ванна.
В ванне темно и сухо. В келье есть подвал. Лет пять-десять назад там, помню, хранились соления, квас, еще что-то. Потом все захирело, и природа, будто угадав, что нам этот погреб, не очень-то и нужен, каждый год его заливала. Зато всегда у нас было много ледяной воды. Вот именно ей я и умоюсь. Сарай надо покрасить, где-то заменить доску, да и внутри ремонт не помешает…»
Я встал, оделся, закурил, сел на крыльцо и очень долго думал, почему ж не иду я, и не обливаюсь холодной водой.




Июль.

Мы собрались у меня на шашлыки. Кто с девушками, кто с невестами. Как-то быстро изменился, а можно сказать и распался, наш старый круг общения.
Аня не появлялась несколько лет, мы ей не звонили, а она нам подавно. Маша ушла куда-то с головой; мы перезванивались и общались, срываясь на восторженный крик оттого, что вспоминали что-то из далекого детства.
Но я не видел ее воочию три, а то и четыре года. Наверняка она изменилась. Наверно, потолстела. Денис, когда я позвонил ему, чтобы поздравить с днем рождения, обмолвился, скорее всего, слухом, что она вышла замуж.
-А как там Аня? – спросил я.
-Я-то откуда знаю? – переспросил он у меня.
Шурика я тоже не видел порядком. И в телефонных звонках, становившихся все более и  более редкими, я что-то узнавал, что-то домысливал.
Несколько раз предлагал встретиться, Шурик соглашался, говорил, что перезвонит, и не перезванивал. Мне это надоело, и я старался набирать его номер реже: себя и его не беспокоить.
Более всего сохранились отношения с Игорем и Денисом. Мы встречались и в Москве и на даче, вспоминали, рассказывали, думали.
А последний год как-то все прекратилось.
Поэтому я удивился, когда мой сотовый высветил на экране знакомый номер.
-Алло, привет, - сказал я, - как дела?
-Привет, нормально. А у тебя?
-Да, так, ничего. А ты чего звонишь-то?
-Узнать я хотел, ты случаем не на даче?
-На даче, да. И ты тоже?
-Ага. Пойдем, прокатимся.
-Слушай, Денис, я сейчас не очень-то могу, у меня тут гости приехали, хочешь, подходи. Мы тут шашлык сделали, вино выпиваем, заходи.
-Можно, а Света с тобой?
-Да, со мной, заходи, рады будем видеть, познакомлю с гостями. А Игорька знаешь даже, помнишь в «Аквариуме» сидели?
-Да. Ну ладно, я сейчас тогда, зайду.
Мы как раз приступили к еде, усевшись на веранде, когда пришел Денис. Сидели долго, за полночь точно; выпили и съели все. Гости начали расходиться по комнатам.
-Я тоже пойду, спать хочу.
-Ладно, любимая, я еще пять минут посижу и приду к тебе. Ладно, Света?
-Хорошо.
На веранде остались мы с Денисом.
-Ну, как жизнь-то, Дэн? – спросил я, закуривая.
Ночи становились чуть холоднее. Было свежо.
Денис ухмыльнулся, как делал это всегда, будто что-то знает, а не говорит, тоже закурил.
-Хорошо.
-Это хорошо.
Что-то промелькнуло в его взгляде: грусть не грусть, не разберешь, скорее всего, все воспоминания из детства, как бы собрались в один ворох, и показались ему весьма трогательными.
Мы посидели еще немного.
-Пойду я, - сказал он.
-А чего так? – спросил я.
-Да я завтра поеду, я к сестре заехал.
-А, ясно, я, наверное, до понедельника, утром поедем.
-Ну, давай, тогда потом созвонимся.
Я усмехнулся про себя.
-Давай, счастливо, созвонимся.
Я проводил его до калитки и пошел скорее домой.

Назавтра я много наметил. Гости разъедутся к обеду и у меня будет куча времени, которое я смогу уделить любимой. Конечно, а еще просто необходимо разобраться на участке; забор теперь, хоть, новый, а вот с сараем надо будет повозиться.

Август.

Было жутко холодно. Времени было около двенадцати ночи, я и Шурик слонялись по почти опустевшим участкам. Пахло ящиками и яблоками, дымом и ночью. Брат жег костер, и мы подошли к нему. Немного поболтали. Мой брат пошел смотреть телевизор, а мы остались, кое-как уселись у костра.
-И чего они так рано уехали? – спросил я у Саши.
-Потому что придурки. Можно ж было, как нормальные люди, поехать всем вместе.
-Точно. Не знаю, мне чего-то так грустно стало.
-А, ну да, лета, типа, кончается. Угу, хреново, понимаю. Мне чего-то самому тоже не очень.
-Да ладно, нормально, это, кстати, веселое было, конечно не как в том году, но тоже ничего.
-Ничего, согласен.
-А мне кажется, что с каждым летом все скучнее и скучнее будет.
-А почему?
-Ну, там, всякие дела появятся, у меня вон, через год в школе эти экзамены, потом в институт поступать. Короче, так не погуляем.
-Да не, нормально, а может ты прав.
-Ты завтра едешь?
-Видимо, а ты?
-Тоже, все-таки пора уже.
-Действительно, уж хватит.
Было грустно, но едва я оказался в постели, в холодной постели, как сразу же мои мысли оказались где-то далеко, не здесь, не в этом лете, не в этой августовской ночи, а запутались, как туман путается под утро в ветвях, в мечтах. И снова, а может впервые, снилось поле, и мокрая приглушенная трава, и небо, и холмы вдалеке, и церковь на берегу озера, и пахло наступающей осенью, резко и сочно, и снова, а может впервые, захотелось бегом добраться до мокрой травы и нырнуть в нее, до самой свежей и пахнущей червями земли.
конец