Барыня
Дед Андрей, мой прадед, рассказал мне, как его дед рассказывал ему об отмене крепостного права, о Реформе.
- Когда барин объявил, что крепостное право отменяется по указу царя, которые мужики на радостях от усадьбы до деревни (пять верст!) ползком ползли.
- Это еще зачем? – спросил я, представив жуткую картину ползущих мужиков в лаптях.
- От радости. Дураки были, - ответил дед Андрей. – Раньше все чудные были. Вон помидор не ели. Они у барина росли, а мы смотрели и говорили – «чертовы яблоки».
Ну и время летит! Сижу, смотрю сейчас по интернету фотографии найденного на Марсе железного метеорита и прочих марсианских пейзажей и вспоминаю прадедушку, не евшего в детстве помидор, потому как «чертовы яблоки», и слушавшего рассказы очевидцев отмены крепостного права. Да я и сам помню времена, когда в райпо продавались два сорта мыла – духовое (земляничное) и стировое или, как стали позже называть эти коричневые кирпичи, - хозяйственное.
С победой электрификации всей страны загорелась и у деда Андрея лампочка Ильича. На длинном шнуре, чтобы переносить из задней комнаты в переднюю. Первым и единственным электроприбором, купленным дедом Андреем уже в середине шестидесятых, был электрический счетчик. Его установка позволяла владельцу платить «за свет» не по количеству лампочек и розеток в доме, а за реально потребленные киловатт-часы. Дед Андрей гордо показывал всем желающим новенький счетчик, привинченный в переднем углу справа, над иконой. Прочие достижения технической цивилизации ему были не нужны. Даже журнал «Охота и охотничье хозяйство» с фотографиями новых ижевских двустволок типа «Бокфлинт» он смотреть не захотел. А когда я, гордый владелец магнитофона «Орбита 303», записал его голос с микрофона, он лишь равнодушно качнул головой:
- Смотри, до чего люди дошли.
И «Белый Альбом» отказался слушать категорически.
- Выключи, чего они там кричат, все равно я ничего не понимаю.
- Ты что, совсем музыку не любишь? – обиделся я за «Битлз».
- Ну как же! – в ответ обиделся и дед Андрей. – Вон Васярка на гармошке барыню играет. С переливами, заслушаешься.
Васярка, а для меня дядя Вася, доводился деду племянником. Работал он конюхом в колхозе. Никаких музыкальных талантов я за ним не замечал.
Когда через пару недель дядя Вася зашел к нам по какому-то делу, я тут же подъехал со своим вопросом:
- Дядь Вась, дед Андрей говорит, ты «Барыню» хорошо играешь, сыграй мне, я на магнитофон запишу.
- Ладно, неси гармошку, - согласился дядя Вася. Было видно, что отзыв деда Андрея ему польстил.
Я вытащил из шкафа годами лежавшую там без движения гармонь и вручил ее дяде Васе. Пока он корявыми руками с ладонями в черных трещинах, пристраивал гармонь поудобнее, я быстро подготовил магнитофон. Дядя Вася вопросительно посмотрел на меня.
- Давай! – сказал я и нажал на кнопку записи.
Сказать, что дядя Вася был виртуозом – большое преувеличение. Тремя пальцами правой руки он перебирал по очереди на три кнопки подряд сначала во втором ряду, потом в первом, потом снова во втором. Тирли-тирли, тирли-тирли. Два пальца левой руки задавали ритм: бас-аккорд, бас-аккорд. Ум-па, ум-па. Получалось немного неуклюже, но как-то особенно эмоционально. Барыня-барыня, сударыня-барыня.
Оказывается, чтобы хорошо играть, не обязательно владеть высшим пилотажем. И что-то мне эта «Барыня» напоминает. Да это же соло Ритчи Блэкмора в «Звезде Автострады» Deep Purple! В журнале «Ровесник» я читал рассуждения какого-то музыкального критика о народных истоках рока. Тогда я презрительно фыркнул – очередная промывка мозгов подрастающему поколению. А ведь прав был негодяй!
Дядя Вася доиграл до финального аккорда.
- Сыграй еще что-нибудь, - сказал я.
- Да я уж всё забыл. Это раньше, чтобы девкам нравиться, я и вальс умел, и «Саратовскую». А сейчас вожжи да вилы, вот и весь мой вальс.
Он защелкнул гармонь на кнопочку.
- Послушай, как записалось, - я включил магнитофон.
- Хорошо, - одобрил дядя Вася.
В тот же день я показал запись деду Андрею. Кажется, это был единственный случай, когда мне удалось убедить его в преимуществах современной техники.
Больше я эту запись не слушал, всякий раз перематывая кассету до следующей песни. Но стирать ее было почему-то жалко.
Два года я хранил «Барыню», пока однажды не подумал «Ну зачем мне она?» и записал на это место Роллинг Стоунс «Time waits for no one».
Барыня-барыня.
29,03,05
Свидетельство о публикации №205041200073