Два в одном

Иван Иванович, хлопнув дверцей, отпустил служебный автомобиль, вошёл в подъезд и заглянул в дырочку почтового ящика. Там что-то белело. Развернул послание он уже в прихожей, пристраивая пальто и шляпу на вешалку. Бумажка оказалась повесткой в суд. Она приглашала Ивана Ивановича на завтра к десяти часам утра явиться на заседание суда в качестве истца.

Новоявленный сутяжник долго и недоумённо разглядывал бумажку, пока не вспомнил, что год назад действительно подавал жалобу в суд на одно ответственное лицо. Лицо это всячески затягивало и волокитило решение по коммерческому проекту Ивана Ивановича и никак не решалось поставить под ним свою визу. С тех пор много воды утекло. Нерадивого бюрократа отправили в отставку, а на его место, надо же такому случиться, назначили именно его, Ивана Ивановича, и вопрос, таким образом, решился сам собою. Иван Иванович улыбнулся, и хотел, уж было, бумажку за ненадобностью выбросить, но из неё выпала ещё одна, точно такая же. Эта тоже приглашала Ивана Ивановича завтра к десяти часам явиться в суд, но уже как представителя администрации, и отводила ему незавидную роль ответчика по тому же самому вопросу.

Вторая бумажка заканчивалась грозной припиской, что мол, в случае неявки доставят его Ивана Ивановича на судебное заседание в принудительном порядке. Перспектива прогуляться по городской улице в сопровождении милиционера, да ещё и в наручниках Ивана Ивановича сильно огорчила. – Бред какой-то, - подумал он, - как же я буду судиться с самим собой? Размышляя о зигзагах судьбы, набрал Иван Иванович номер телефона знакомого адвоката и, услышав сонный юридический голос, стал сбивчиво объяснять суть своего дела.

Адвокат долго слушал, не понимая, о чём идёт речь. В конце концов сообразив заявил, что с подобными казусами ни разу в своей практике не сталкивался, посоветовал на судебное заседание явиться, предположил, что оно будет отменено, попрощался и отправился досыпать весьма довольный, что отвертелся от необходимости представлять интересы сумасшедшего клиента. Успокоенный Иван Иванович тоже отошёл ко сну.

На следующий день в назначенное время в зале суда собрались все необходимые для ведения процесса персонажи. Был судья, его секретарь, были судебные заседатели и немногочисленная публика. Иван Иванович подошёл к секретарю и предъявил ей сразу обе повестки. Изучив документы, секретарша недоумённо оглядела чудака, явившегося судиться с самим собой, и отправилась пошептаться с судьёй. Умудрённый юридическим опытом судья, подчинённую внимательно выслушал, задумчиво осмотрел осточертевший судебный зал и неожиданно объявил о начале судебного заседания.

Судебные заседатели, узнав, в чём дело, от мысли, что человек может сам себя засадить в тюрьму, впали в ступор.
Конвойный милиционер поскрёб затылок и занял место между двух огней – трибун истца и ответчика, свято убеждённый, что на этот раз ему придётся караулить ненормального.

Судья, тем временем, поинтересовался, явился ли в суд ответчик. Иван Иванович занял соответствующее место и доложил, что явился. Затем судья спросил, присутствует ли на процессе истец. Иван Иванович молниеносно переместился на залитое слезами место потерпевшего и ответил, что присутствует. – Заседание суда объявляется открытым, - треснув ладонью по трибуне, провозгласил судья и предложил высказаться потерпевшей стороне. Сторона эта, как ей и полагалось, выглядела измождённой жертвой бюрократического произвола. Она стала жаловаться на бездушие чиновников и собственные мытарства. Намекала на утраченное в этих мытарствах здоровье, на пронизанный насквозь болезнями организм супруги и рахитично развивающихся детей. Потом умно связала всё это с упущенной выгодой и напоследок прокатила скупую мужскую слезу по впалой щеке.

Глаза судьи за толстыми стёклами очков подёрнулись подозрительной влагой. Заседатели достали носовые платки, в зале послышались тихие всхлипывания. Когда все присутствующие протёрли глаза, то увидели Ивана Ивановича на месте ответчика. На его упитанной роже блестели маленькие наглые глазки. Он постукивал пальцем по циферблату часов, давая тем самым понять, что его время дорого, а терпение не безгранично. В своей речи ответчик намекнул на собственную занятость, призвал погасить эмоции и заняться делом. Это сразу же никому не понравилось. Как и лицо Ивана Ивановича, принявшее важное государственное выражение. В начале своей речи матёрый бюрократ пригласил всех присутствующих войти в его тяжёлое положение. Потом стал призывать проникнуться государственными интересами, запросами общества, попенял на сложную ситуацию в стране и на природу, которая наделила его всего-навсего двумя руками. Когда дело дошло до существа вопроса, он начал изворачиваться и юлить, скомкав тем самым и без того неубедительную финальную часть своей речи.

После этого перешли к прению сторон. Иван Иванович с ловкостью акробата начал скакать с одной трибуны на другую. Спор разгорелся не на шутку. До рукоприкладства, слава Богу, дело не дошло, но в ход были пущены такие личные выпады и непечатные выражения, что даже видавший виды конвойный милиционер сильно заволновался и покраснел.

Спустя каких-то полчаса после начала заседания, стало оно напоминать спектакль актёра шизофреника, устроенный им для своих собратьев по разуму в сумасшедшем доме в обеденный перерыв. Прервал этот балаган судья, снова грохнув кулаком по своей трибуне. Он призвал стороны к порядку, прения закрыл и отправился вместе с заседателями принимать своё справедливое решение. Иван Иванович, в ожидании  вердикта высокого суда, пристроился на лавочке посередине зала рядом с обалдевшим от происходящего конвоиром.

Вскоре пришел судья с присяжными и вынес свой окончательный приговор. Согласно судебному решению, ответчику в лице Ивана Ивановича, как представителю администрации, надлежало из средств городского бюджета выплатить кругленькую сумму компенсации истцу, опять же Ивану Ивановичу. На этом судебное заседание закрыли.

…Поговаривают, что после оглашения приговора, враждующие стороны, якобы, пожали друг другу руки. Затем одна сторона уселась в служебную «Волгу» и укатила на работу, а вот куда девалась другая, никто так и не понял.