Охотник

                ОХОТНИК

  Матери не было уже три дня. Куда она подевалась, Сережа не знал. Знал только, что  в ее исчезновении было что – то нехорошее. И друзья у нее теперь нехорошие. Но он помнил, что до смерти бабушки Веры все было не так. Мамка уходила на работу,  бабуля его кормила, провожала в школу. А вечерами  рассказывала  ему небывалые случаи  из своей жизни. Иногда Сережа сомневался в правдивости ее историй:
—Да ну!
—Истинный Бог! – Клялась бабушка и продолжала свой страшный рассказ.
Сережа уже давно никого и ничего не боялся. Ночевал один.  Мать часто  возвращалась под утро, принося ему что – нибудь из съестного. Он уже не пугался, когда очередной мамкин друг вдруг вламывался в квартиру. Звонка не было, его с корнем вырвал пьяный Мишка, говоря, что надоели ему звонки, мешают  спать. Он же сломал и замок, когда долго стучался в дверь, стоял и ругался на все пять этажей отборным матом, думая, что его не пускают. Сережа в это время гулял на улице. Когда подбежал, было уже поздно. Мишка выбил дверь ногой. На месте замка до сих пор рваная дыра. Чинить некому…
    Мальчик бросил взгляд на свое неприглядное жилище: кровать, стол, засаленный диван да старый – престарый платяной шкаф. На кровати белье, серое, грязное, уже забывшее, когда его стирали последний раз. На столе один бабушкин будильник да его школьные тетрадки.Из раскрытых дверц шкафа торчало какое – то тряпье. Такое же тряпье висело на спинке кровати и  лежало кучками вокруг. Он спустил ноги. Ступни неприятно  ощутили песок, крошки. После смерти бабушки мать ни разу не убиралась. Запила. Загуляла. Четвертый месяц не может остановиться.
     Но вставать надо. Надо найти что – нибудь поесть. Хотя что бес толку искать, он еще вчера доел последние куски  засохшего белого хлеба, размочив их в воде. Хотел зайти в ванную умыться. Зачем? В школу так и так не пойдет. Все грязное, а в грязном не хочется. Засмеют. Да и учительница все равно отправит его умываться, а после уроков будет долго расспрашивать о матери. Стыдно, да и ни к чему ей знать про это.
      На кухне он на всякий случай заглянул в холодильник. Пусто. В столе ничего. Весь подоконник уставлен бутылками с закрутками. Такие не сдашь: не принимают. В раковине
грязная сальная посуда. Мишка приносил банку свиной тушенки. Мать нажарила с рожками. Вкусно было!
     На улице Колька и Витька позвали его на Угольку кататься на льдинах. Они уже давно не ходили в школу и с восторгом рассказывали, как избегали встреч с непрошенными гостями: участковым и школьными учителями.
Идти не хотелось. Вдруг свалишься в воду и намочишь последние брюки и ботинки? Больше – то нет. Сиди тогда дома. А ему надо добыть что – нибудь поесть. Хоть бы чего.
Желудок начинало сводить от голода. Еле добежал до квартиры. Выпил целую кружку холодной воды  из – под крана. Вода неприятно прокатилась по горлу, почувствовал, как   она повалилась   и холодным комком встала в желудке .   Хотелось есть, а не пить.
Снова вышел во двор. Издалека увидел Евдокию Ивановну, бывшую нянечку из детского сада, куда он отходил целых пять лет. Евдокия Ивановна  жила в соседнем доме. Она уже не работала: вышла на пенсию. Сережа подбежал к ней с такой радостью, хотел громко крикнуть:
—Здрасьте, Евдокия Ивановна! Но выговорить этих слов не смог. Остановился и заплакал.
—Один? – Вместо приветствия спросила старая нянечка. Сережа кивнул.
—Давно?
—Да три дня.
Евдокия Ивановна повернула назад, к дому.
—Пошли.
Без лишних слов она заставила мальчишку хорошенько умыться. Давно не ел он такого вкусного супа.
—Из пакета? – Спросил по – деловому. Видел он в витрине магазина, и даже надпись на пакете сумел прочитать: «Суп куриный с вермишелью». Не зря же учился в первом классе, и не зря же его хвалила учительница, говоря, что он способный.
Только откуда Евдокия Ивановна догадалась, что он один и такой голодный? Непонятно. Сережа съел еще целых три блина со сметаной и выпил большую чашку горячего чая с яблочным вареньем. Вот  бы так каждый день.
До вечера он гулял с мальчишками. Лазил по последним сугробам, чистил ручей во дворе, почему – то текущий прямо под дом. Даже немножко покатался на льдине, правда у самого берега.
—На охоту пойдешь? – Спросил его уходя Колька, самый старший из пацанов. – Завтра в десять на рынке.
—А на кого?
—Узнаешь. Пакет возьми с ручками. Есть дома пакеты?
—Найду. – Буркнул Сережа, недоумевая, зачем пакет на охоте.
Утром он забежал к Евдокии Ивановне. Вдруг опять накормит? Долго звонил в дверь.
—Чего трезвонишь? – Выглянула соседка. Уехала она к дочке на неделю. Внучка заболела. Кота мне вот оставила.
А как же он? Сережка готов был снова расплакаться. Вспомнил, что звали его на охоту. А вдруг и правда кого – нибудь поймают?
У рынка Колька деловито сказал Витьке:
—Дай инструкции несмышленому.
Витька отвел Сережку в сторону и долго чему – то его учил. Сергей растерянно кивал  головой. К рынку подходили порознь: впереди Колька с Витькой, сзади он. Рыночек был небольшой, прилавки прямо на открытом воздухе. Народ ходил, приценивался, что – то покупал. Подошли к крайнему прилавку. Вопреки всяким санитарным нормам на столе были разложены куски еще замороженной свинины, фарш в картонной коробке, импортные окорока, голень  индюшки, копченые кости и лоточки с тураковскими куриными грудками.
Колька  крикнул высокой худой продавщице:
—Привет, теть Нин!
Тетя Нина спросила, вздохнув:
—Все без дела шатаешься? Школу – то совсем бросил? Работать бы шел, замучили мать совсем.
    Колька  облокотился на стол и загородил собой угол прилавка, где лежали куриные грудки. Сережа неслышно подошел к Кольке и встал у него за спиной. Витька подошел к другому концу и стараясь заглянуть под прилавок, вытянул шею. Продавщица повернулась  и замахнулась но него тряпкой, которой вытирала край стола.
—А ну пошел отсюда!
Сережка, улучив момент, тихонько стянул верхний лоточек и спустил его в целлофановый пакет. Тетя Нина, услышав шум, повернулась и спросила Сережу:
—А тебе чего здесь?
Колька подхватил тему:
—А ну, брысь отсюда, малявка! Ходят тут всякие!
Сережа, не торопясь, как его учил Витька, направился прочь от рынка. Сердце его билось часто – часто, хотелось бежать без оглядки, а ноги, словно приросли  к земле и еле  двигались. В каком – то  оцепенении он добрел до стадиона, где условились встретиться с ребятами.
Скоро подошли и они. В руках два батона и бутылка газированной воды. Из – под  скамейки достали старый худой мангал, бересту и несколько поленьев березовых дров.
Стадион забросили несколько лет назад, когда в центре городка построили новый.  Лишь летом  ребятишки гоняли здесь в футбол. Наелись досыта. Сереже даже захотелось спать.
А может быть,  слишком переволновался. И сейчас его что – то беспокоило, но что, он не мог понять.
—Завтра охотимся на вокзале, - решил Колька. – Дачники пошли. Слышишь ты,  малявка? Глянь, как его разморило. Иди, отоспись. Московская приходит в одиннадцать.
—Пакет брать?
—Ну, детский сад! Зачем на вокзале пакет? Марш домой! Умойся утром почище!
     Сережа проспал весь остаток дня.Утром к приходу московской электрички вместе с пацанами был уже на вокзале. Колька сразу засек клиента: из вагона выходил высокий седой человек. Огромный  синий рюкзак оттягивал его плечи, в каждой  руке по спортивной сумке и по целлофановому пакету. Он сам окликнул их:
—Эй, ребята! Не поможете донести до дачи?
—Куда?
— В «Лесное».
—Сотня.
—Согласен. – Колька закончил разговор и распределил поклажу. Они с Витькой взяли по спортивной  сумке, Сережке достался пакет. Второй нес хозяин. Идти было недалеко, но дорогу уже развезло. Шли медленно. Через сорок минут показался дачный поселок.  У дома Яков Иванович, выяснилось, так звали хозяина, совсем расстроился. Куча кирпичей, приготовленная им для поправки фундамента, была разбросана около крыльца. Хозяин недоумевал, сама она развалилась или  хулиганы наведывались к нему в гости. Достал бумажник, вынул сотенную бумажку и отдал ее Кольке. Сережка заметил, что таких и другого цвета бумажек  в кошельке было много. Они аккуратненько стояли друг за другом.
—Ребята, а может, сложите кирпичи?
—Стольник. – У Кольки, видимо, такса была постоянная.
Хозяин зашел в дом, разделся, распахнул  все окна, говоря, что надо проветрить зимний тлен, вынес три пары старых перчаток:
—Наденьте, а то руки застудите. Закурил, глубоко затягиваясь.
Работали молча. Хотелось побыстрее закончить и получить деньги. Сережка и Витька подавали кирпичи Кольке, он же укладывал  их замысловатым узором. Хозяин внимательно наблюдал, чтобы не было халтуры. Сережка таскал кирпичи, а сам все время думал о толстом кошельке, который лежал в  куртке, небрежно брошенной на спинку стула. Вот бы ему столько денег.
   Из дома напротив вышел невысокий коренастый старик. Он громко поприветствовал Якова Ивановича:
—Иди, покурим!
   Соседи, осыпая друг друга любезностями, пожали руки, остановились на дорожке и разговорились.
   Сережка, видя, что кошелек остался без присмотра, решил действовать самостоятельно. Он схватился за живот, съежился.
—Иди за угол, да смотри аккуратнее, а то хозяин убирать заставит. – разрешил ему отлучиться Колька.
Какая – то неведомая сила подхватила мальчика, он бросился за угол, метнулся к открытому окну, ухватился за подоконник, одним махом оседлал его и соскользнул вниз. А вот и заветная куртка. Клепка у кошелька подалась без всякого нажима.  Взять все и бежать? Догонят, в милицию заберут. Сережка вытянул одну сотенную бумажку. Авось не заметит. Ползком к окну. Вылез тихо, без шума. Спрятал бумажку в ботинок. Вышел к ребятам.
—Ну, что, полегчало? Работай давай, а то останешься без обеда.
    Закончили быстро. Яков Иванович зашел в дом и вынес заработанную сотню. Не заметил! Не заметил! Сердце колотилось, стучало во всей грудной клетке и даже в ушах.
Назад Сережка шел быстро, почти бежал, так что ребятишки несколько раз спрашивали его, куда он так торопится.
—Есть хочется.
    Зашли по пути в магазин. Купили большой круг полукопченой  колбасы, хлеба и полторашку – полуторалитровую бутылку газированной воды « Колокольчик». Обедали в «берлоге», сухом подвале пятого дома. Там на деревянных ящиках лежал довольно новый ватный матрац. Здесь же и проспали почти до вечера. Колька объявил распорядок на завтра:
—В Москву поедем на первой электричке. Охота там лучше, да и надоело здесь болтаться.
Не проспи, Несмышленыш! Время – то хоть умеешь определять?
—Бабка научила.
   Сережка зашагал к дому. У магазина не выдержал, зашел. Достал из тайника сотню и купил  молока, батон и пакет куриного вермишелевого супа.
   В дверях квартиры торчала какая – то бумажка. Развернул. Печатными буквами написана записка: «Сережа! Жду тебя завтра в школе. Ольга К.»
—Могла бы и письменными написать, а то как маленькому. – Сказал себе вслух. Нет, учительницу он любил. Нравилось, когда на уроке математике его вызывали к доске, как он долго тряс руку, чтобы спросили именно его, как Ольга Константиновна хвалила за правильные ответы. Но иногда в перемену к ним в класс заходила высокая и худая тетенька и спрашивала Ольгу Константиновну:
—Как социальные?
Несколько раз слышал свою фамилию и страшное слово «детдом». Он боялся эту женщину, а еще больше боялся этого слова. Казалось оно ему рогатым. Дет – дом. Так и подхватит, так и унесет неизвестно куда, как в страшных бабкиных историях. В школу он не пойдет. Читать и писать умеет, считать тоже. Хватит. Проживет.
     Будильник прозвенел в шесть. Вставать не хотелось, но от мысли, что ребята уедут без него, быстро вскочил. Поел молока с батоном. Посмотрел на  пакет супа. Вот бы сварить. А что, он смог бы. Газ зажигать умеет, кастрюлю вымыл бы. Но нет.  Пора на охоту. Колька с Витькой уже, наверное, ждут. А суп он оставит мамке, ведь должна же она вернуться, и быстро побежал к вокзалу.