Хвостя это я! Рецензия на сказку Светланы Малышевой про Хвостю

«Хвостя – это я!»
(Рецензия)

Так называется одна из глав удивительно доброй сказки для детей от 5 до 75 лет - читать ее одинаково интересно и взрослым, и малышам. В ней нет вампиров из сериалов, заполнивших ночной телеэфир популярными ужастиками, воскресших трупов и кадавров, нет маглов из школы Хогвардс, всемогущих придурковатых бэтменов - воплощенной мечты американских подростков. Впрочем, я ничего не имею против упомянутых упырей и суперменов. Но иногда мне кажется, что эти милейшие персонажи вот-вот устроят нам шоу со спецэффектами отнюдь не в виртуальном пространстве.
Но и старой доброй сказкой «Хвостю» я бы не назвала. Ну как назвать старым то, что юно по своей природе, написано так, как мог бы написать человек, начинающий познавать мир. Автору удалось посмотреть на все глазами ребенка. И увидеть мир таким … неожиданно новым и немного странным. И принять его, и попытаться найти в нем главное. Ужонку, главному герою сказки - все в новинку. Он задает казалось бы наивные вопросы, давно решенные взрослыми людьми. Что такое дружба и почему люди ссорятся? Зачем он сам пришел в этот мир? Кем он станет? Почему рожденные ползать не могут летать? Но главное – он ищет тепла и любви от каждого, с кем сталкивается по ходу повествования. И учится жизни. И в этом своем познании он гениальнее и непостижимее всего нашего безумного и уверенного в своей правоте мира.

Итак…

«Жил-был Хвостя. И была у Хвости мечта заветная: стать бы ему Кем-Нибудь! Но только не Хвостей. Потому что у Хвости доля незавидная и вид продольный. Только что и радует – красивый да с глазами, а так – одно уныние. Живёшь вечно и не знаешь – есть ли на свете место, где можно стать хоть Кем-нибудь!»

Кстати, как симпатично построена фраза: «Потому что у Хвости - доля незавидная и вид продольный». (Простим автору пропущенное тире).

Доля незавидная – автор сразу определяет свое отношение к герою. Ведь если ты родился ужом, да к тому же остался сиротой, чего ждать от жизни?

«Хвостя – маленький забавный ужонок; он безобидный и совсем одинокий, потому что мама его потерялась в старом Парке, таком огромном, что и за всю жизнь не проползёшь, а папа…»

… с папами всегда так! Папы – народ неуловимый...

Но Хвостя – добрая душа нараспашку. И ищет свой «кусочек» счастья. Ищет маму, которую видит даже в случайном муравье.

«У Хвости мама была самая лучшая! Она шипела вот так: "С-с-с-сладкий мой!" Это – ласково. А как сердиться захочет, так по-другому говорить начинала: "Ш-ш-шлёпну-у!!"

Кем ты станешь в этой жизни? Могут ли рожденные ползать летать?

У Хвости есть Мечта. Стать Кем-то. Научиться ЛЕТАТЬ. Он уж, но он тянется к ЗВЕЗДЕ!

«Но Хвостя как-то слышал, что, рождённый ползать, он летать не может».


«Старенькие… Беззубые! И не умеющие летать. Он-то вон хоть и маленький, а как уже здорово научился на ветке раскачиваться! Почти как птица! Только, скажи, не так высоко, как они, но это дело наживное. "Опыт приходит с годами!" – слышал Хвостя от Ребят, правда, от других: серых, как тучи, и с лицами, похожими на ствол той старой березы, что растёт у оврага. Корни её над обрывом свисают: вылезли из земли откуда-то сбоку и торчат во все стороны, как коряги. А Хвостя, на них распластавшись, мечтает о лучшей жизни. Он, конечно, не понял, кто такой Опыт и с кем он приходит, но ужжжасно ждал этого момента. Потому что тогда он смог бы не только летать, но и стать Кем-Нибудь! А это была самая заветная мечта Хвости! Разумеется, если не считать наисильнейшего желания найти маму…»

«Кто такой Опыт?» «Глупый» по меркам взрослого мира вопрос?
А может быть, с таких вопросов и начинаются открытия?

«И Хвостя изо всех сил пополз по направлению к звезде. Уж он полз-полз, полз-полз, и хвостом отталкивался, и головой вперёд бросался, а точка как светила далеко, так и не приблизилась совсем».

«Маму Хвостя искал долго, наверно, целых сто лет… или тысячу! Как-то однажды Хвостя слышал, что один чудной Ребят "тыщу лет ужей не видел!" И так как Хвостя вообще с этим Ребятом знаком не был, он решил, что "тыща" – это или очень много или – никогда. В общем, маму он искал сначала много, а потом уже – никогда. Было очень грустно…»

Вот так начинается познание мира. От таких открытий, как ««Пенаты – это не «пенал», и даже не от слова "пинаться"» -  до открытия мира чисел, когда автор от общего «"тыща" – это или очень много или – никогда» делает такой грустный, пронзительный переход:
«маму он искал сначала много, а потом уже – никогда»!
А мир бывает и жесток.
Хвостя повстречал друга, мальчика Мишу. Из самых лучших побуждений он делает больно маленькому ужонку – сажает его в «тюрьму».

«…с сожалением сказал Михан. – Я пока тебя спрячу, чтоб ты до завтра в безопасности был. А завтра я приду, и мы с тобой походим по парку и будем звать твою маму! Может, она и отзовётся. Угу?

- Угу, - прошептал Хвостя как-то без энтузиазма. Он ещё не взял в толк, отчего у него вдруг кончилось настроение: вот только оно было, и сразу – нет. И лишь когда новый друг затолкал его в тёмный ящик и закрыл крышкой, прикрутив её к корпусу проволокой, Хвостя с ужасом осознал, что теперь ему весь сегодняшний вечер и всю долгую ночь, и даже неизвестно какую часть завтрашнего дня придётся провести в этой невольной тюрьме, называемой "безопасность"!»

Но даже в неволе этот малыш воспринимает мир прекрасным, а в себе открывает поэта!

«Что-то взволновало его, причём, даже очень сильно взволновало, только он никак не мог сообразить – что. Может, дождь пошёл? Хвостя прислушался: не-е, явно не дождь! Тогда, наверно, ночь настала. Он изловчился и приблизил голову поближе к щёлке: да, и впрямь темно, нич-чё не видно! Но это не то. Совсем не то! Ночь волнует, однако – иначе. Как обрыв посреди дороги или… осень в начале лета: так бывало, он-то знает! Но то, что смутило его сейчас, происходило из другого чувства. Словно мама позвала! Или похвалила – вот так: "А-ай, какой умница Хвостя!" Умница. Умница! Ну да! Так вот в чём дело! Где уж змейкам вроде Хвости до ум-разума людей! Михан бы сказал… нет, Михан бы ничего не сказал, а вот другие, знающие люди, сказали бы что это – стиКи! Ну, или почти стиКи. Хвостя так воодушевился, что начисто забыл, где находится. Ему ещё никогда не приходилось придумывать сти… Тут Хвостя несколько обеспокоился: как все маленькие дети (а их среди ужей тоже много) он слегка картавил. Совсем слегка и лишь в словах не до конца понятных. И сейчас был как раз такой случай! Что такое "стиКи", Хвостя разумел смутно. Знал только, что за них хвалят и ещё, что они похожи на считалочки. Как "раз, два, три, четыре, пять, вышел Хвостя погулять!" Но это кто-то придумал, а про ум-разум Хвостя! Значит, он тогда кто получается? Сти-карь! Тот, который стики делает из мысли. То есть из-мыш-…ляет! Во так-то!»

А вот еще одна ситуация, в которой ранимый малыш вновь чувствует себя обиженным.

«- Ты! Ты… Хвостя!!!- закричал он, вспомнив, наконец, исключительность вчерашнего дня. – Фу, как ты меня напугал! А я уж думал – змея!

О-о, как Хвостя обиделся!!! Как незаслуженно его оскорбили!!! Он так расстроился, что даже разговаривать по-человечески разучился. Зашипел на Михана и снова залез под кровать, в самый дальний угол: там хоть и пыльно, но никто не посмеет сомневаться в том, что он, Хвостя, пусть и ужонок, но всё же – змея. Это всё равно как брать под сомнение, что Михан – человек. Он, конечно, ребёнок, но от этого не становишься ведь кем-то другим: собакой, там, или рыбой. Ты – человек!»
Дальше автор в свойственной ему стилистике детского языка и детского восприятия мира объясняет:

«А большой писатель Горький давно сказал, что это звучит гордо. (Горький – не потому что "горький", а потому что так его зовут: Алексей Максимович Горький. Вот)»

Человек – это звучит гордо? Еще один «глупый вопрос»? И этот вопрос, может быть, доминанта всей – сказки-повести, в которой читатель не может быть не на стороне Хвости, ужонка с гораздо более чуткой, нежели человеческая наша, такая, мягко говоря, разная душа.

«Михан растерялся. Он сначала и не понял, что случилось. Затем подумал и – смутился.

- Ну…ты, это… - пробормотал он виновато. – Хвость. Я ещё, наверно, не до конца проснулся. Правда! Я не хотел тебя обидеть, я же знаю, что ты змея, даже мама знает, поэтому она и не хотела, чтобы ты остался. Женщины змей боятся! Ну, Хвостя-ааа!

Человек – это звучит гордо? А чем собственно гордимся мы? Смотрите, насколько он вежливее, этот ужонок, которого дети то и дело называют просто «бревном»:


«- Вы меня простите, пожалуйста! – начал он очень вежливо. – Мне крайне темно и даже чуточку…страшно. Вы не могли бы подвинуться, чтобы я выполз?»
И даже когда они с некоторой детской жестокостью выбрасывают малышка с балкона, он не видит в этом зла. Он ощущает только красоту полета! Его давней свершившейся мечты!

«Лиля протянула к ней руку как раз в тот момент, когда в дверях показался испуганный Михан. Он заорал:

- Не трогай!

И тогда Лилька нарочно, наперекор ему, даже не пытаясь разобраться, что это, схватила странную палку и… бросила её вниз. С балкона третьего этажа! А потом разинула рот и округлила глаза – она увидела, как палка на лету оживилась, свернулась восьмёркой и радостно заорала: "Я лечу-у!!!" Михан от страха зажмурился, но, услышав бодрый крик ужонка, успел-таки проследить за его полётом. Хвостя шлёпнулся в траву на дворовой лужайке».
И опять тянется с любовью к первому встретившемуся ему и довольно агрессивно настроенному муравью, сказавшему ему ехидно:

« - Тоже мне – царь ужей выискался!

Хвостя весь так и встрепенулся. Это мама, мама его так называла! "Значит, она где-то рядом!!!" – заподозрил, и как закричит:

- Мамочка моя, тута я! Тута-а!!!

Муравей от неожиданности икнул и даже растерялся, а если совсем по-честному, то и испугался:

- Эй, ты чего? Да не кусаюсь я! И яд у меня полезный! Слышь, ты, как там тебя?»
Доброта обезоруживает! Вот наверное еще один главный вывод сказки. Которую не могут испортить небольшие стилистические огрехи. К которым относятся не согласование времен, излишний и не очень интересный сюжет с розыгрышем и прочие пустяки.

Я была бы рада, если бы эту такую сказку услышала , скажем, по радио. Уверена, что ее слушали бы с удовольствием как малыши, так и их мамы.
Замечательный сериал, или если хотите «мыльная опера без мыла», но с одним симпатичным летающим ужонком-рифмоплетом!