Шайбу! Шайбу!

Написано в рамках первоапрельского конкурса КЛФ 2005.
Тема – "Убить Семецкого".
10 место. Соавтор – В. Данихнов.



Начало матча

– А теперь, – заявил комментатор Пелевин, и голос его эхом прокатился по всему стадиону, – мы увидим, на что способны настоящие фантасты! Дамы и господа, первоапрельский хоккейный матч на выбывание начинается! Смотрите, команды уже на льду. Они нестройно приветствуют друг друга и обещают показать соперникам кузькину мать. Ну что ж, поглядим. Рефери сегодня – господин Семецкий, им же объявлен особый приз выигравшей команде. Но об этом – после. Кто будет победителем? Волнующий вопрос. Чувствуете, как звенят-натягиваются нервишки? Чувствуете смятение болельщиков? Кстати, на стадионе работает тотализатор. Минимальная ставка – сто долларов. Однако вернемся к нашим баранам, то есть, гхм, фантастам. Сразу оговорюсь, лично я себя к таковым не отношу. Обе команды экипированы достаточно хорошо, да и тренеры у них неплохие. Поэтому борьба обещает быть достаточно захватывающей. Также скажу слова благодарности спонсорам матча – каналу ОРТ, его операторы ведут прямую трансляцию. Миллионы людей, в свое время посмотревших "Ночной Дозор", просто жаждут увидеть эту битву титанов, в которой участвует знаменитый Сергей Лукьяненко. Да, да, народ сидит перед телевизорами, обложившись чипсами, гамбургерами и прочим фаст-фудом. Не зря же по ОРТ битый месяц гоняли рекламу – "Незабываемое зрелище! Только 1-го апреля! Все на ледовое побоище!"


Пять минут спустя

Защитник Лукьяненко засмотрелся на юного подростка, который сидел на трибуне; подростка с трогательной синей жилкой на шее. Сергей смотрел и смотрел, и слезы стояли в его глазах, чертили по щекам мокрые дорожки – потому что он знал, видел сквозь сумрак, – пацан умрет. Скоро. Совсем скоро.
Лукьяненко открыл рот – он хотел крикнуть, предупредить мальчишку: "Будь осторожней!" Но в этот момент команда соперника перешла в атаку – Сергей отвлекся. Острые косы, играющие сегодня роль хоккейных клюшек, с присвистом резали воздух. Круглый шарик гранаты РГД-5 с ребристыми гранями летал по полю, как самая настоящая резиновая шайба. Крутился волчком, рискованно перекатываясь с боку на бок. Заставлял игроков вздрагивать, в ужасе таращить глаза на полувытащенную чеку.
– Опасный момент! – верещал комментатор. И все понимали – действительно, мать его, опасный.
Но приз того стоил. Оч-чень неплохой приз.
– А-ах! – обмирали трибуны и с ненавистью поглядывали на судью.
– Сэр Грей, сэр Грэй! – пацан махал руками. – Я прочитал все ваши книги!
Завтра, на одном из шумных и пыльных городских перекрестках, мальчика сшибет машина. Лада десятой модели, цвета металлик.
Лукьяненко расстроился, стоял, хлюпал носом, оттого и проморгал появление Васильева из вражеской команды. Нападающий Воха недоброжелательно осклабился и в наглую попытался обойти Сергея справа; тот махнул косой – неудачно.
– Никогда больше не буду писать с тобой в соавторстве! – рявкнул злой и небритый Васильев. – И Перумов не будет! Да, Никки?
– Ыгы, – подтвердил возникший сбоку фэнтезист. – Че только его одного экранизируют? Несправедливо!
– Ребят, ребят, – оторопел Лукьяненко. – Вы чего?
– А ничего! – рассвирепел Воха, и его "боевая клюшка" распорола противнику горло.


Десять минут спустя

Лазарчук с Успенским стремглав кинулись к воротам, получив пас от Вохи. Вратарь Каганов ничего не успел сделать – только открыть рот, – импровизированная шайба влетела ему прямо в глотку, где благополучно взорвалась, вышибив Кагановские мозги наружу. Красно-бурая жижа забрызгала сетку.
– Леонид! Ленчик! – причитал запасной Головачев, его левое веко дергалось от напряжения. Он упал на лед и задергался в конвульсиях, а потом затих. Прибежавшие врачи поставили диагноз: кровоизлияние в мозг.
– Он у него слишком большой был, – качая головой, шептал первый доктор.
– По-настоящему, большой, – соглашался второй. – Немудрено, что кровоизлияние случилось.
– Странно, что оно не случилось ранее – после всех тех книг, которые он написал!
Раздался свисток судьи.
– Запасной Никитин, становитесь в ворота. Помощники, уберите то, что осталось от Каганова! Вбрасывание! – кричал Семецкий. Потом он наклонился к разыгрывающим и прошептал вкрадчиво: – Помните, друзья: кто одержит победу в матче, тот удостоится права лично убить меня. Каким угодно способом. Подумайте, ребята, подумайте об этом: я разрешу вам расчленять меня и ронять на голову шкафы и рояли; я буду с улыбкой глядеть, как вы пичкаете меня мышьяком и сверлите в черепе дыры; я буду с благодарностью принимать удары по почкам и печени, я буду истекать кровью и вывалю наружу внутренности – ради вас, ребята.
У разыгрывающего, известного птицевода Бенедиктова, потекли слюнки, и он отвлекся. Но слюни продолжали течь даже тогда, когда голова Кирилла отлетела в сторону трибун, где и была растерзана негодующими болельщиками.


Полчаса спустя

Вратарь Никитин писал новый роман. Он писал его везде: на бортике, на воротах, на льду, высекая слова верной косой. Он очень любил писать. Черкать, строчить, карябать. Просто не мог не заниматься таким важным делом. И ни у кого не получалось остановить увлекшегося автора. "Трое из леса, – писал Никитин, – в борьбе против пятерых из города доказали, что славяне есть доминирующая раса, ибо..."
– Эй, дед, тебе ворота защищать не надо? – разбрызгивая коньками лед, поинтересовался у него Громов.
Никитин поднял на него воспаленный, красный свой взгляд и издал нечленораздельный звук, отчего Громов побледнел и криво улыбнулся.
– Кого ты дедом назвал, шмакодявка?
– Но, млин, все ж тебя дедушкой кличут...
– Я те щас покажу, кто тут у нас дедушка! – в исступлении закричал Никитин, разворачивая над головой пращу.
Испуганный Громов выхватил из-за пазухи огнемет и в один миг спалил Никитина, а кучка пепла, что осталась от горемыки, взлетела к самой крыше и была склевана там приблудными голубями.
Публика встретила смерть Никитина радостными криками, но Семецкий был неумолим.
– Огнестрельное оружие запрещено! – разорялся он. – Слышите?! Запрещено! Критики! Где критики? Рас-с-стрелять!
Андрей Шмалько, более известный как Валентинов, достал старый, дореволюционный еще, маузер и новенький пистолет-пулемет "Клин". Стрелял навскидку, с обеих рук. По-македонски.
– Аааа, паааадлы! – бесновался Громов, паля из огнемета во все стороны, отчего обе сборные быстро теряли своих игроков. Наконец, кто-то самый удачливый, кажется, это был критик Владимирский, стремительным домкратом увернулся от шипящей струи пламени, прицелился и метнул охотничий нож. Острое жало с противным чмоканьем вошло в глазное яблоко фантаста.
– НФ умерла! – провозгласил критик. – За упокой. Стоя!


Сорок минут спустя

– Мить, я не хочу, – шептала Яна Зорич, обнимая мужа. Волей случая они оказались в разных командах. – Не хочу драться с тобой. Не буду!
– Я тоже не хочу, милая… Но ведь… но ведь надо! – Дмитрий плакал и гладил жену по волосам. – Наша команда выиграет, и я лично убью Семецкого. Это… это будет справедливо. После всего того, что мы пережили. Извини, дорогая.
– Ай! – завопила девушка, когда Дима подрезал ей жилы на ногах. Повалилась на забрызганный кровью лед. Муж нависал над ней конем апокалипсиса – зловещий, бледный, он замахнулся "клюшкой", но вдруг захрипел, коса выпала из ослабевших рук. Лезвие торчало из его живота хищным стеблем нераспустившегося цветка, а сзади стоял и зловеще ухмылялся двухголовый мутант. То были Олди собственной персоной.
– Спасибо, спасибо вам большое… – шептала Яна.
Бряк! – шлепнулась к ногам шайба-граната. Щелк! – упала-выскользнула на лед чека.
– Ыыыыы… – проскрипел мутант, роняя "клюшку".
– Аааааа… – тоненько пропищала Яна.
Последующий взрыв перемешал их в однородный фарш.


Пятьдесят минут спустя

Последняя из игроков, Ольга Громыко, царапая лед ногтями, ползла к воротам противника и толкала перед собой шайбу. Ног у нее не было.
– Вот оно! Во-от!! – кричал Пелевин. – Неужели гол все-таки будет?! Ну же! Ну! Женская фантастика! Да! Да, да, да!! Оооо! Женская фантастика! Даешь женскую фантастику!
Но гола не было. Метра за два до ворот, Оля конвульсивно дернулась и умерла. Женской фантастике не было суждено покорить российский рынок, несмотря на оптимистичные прогнозы критиков и литературоведов.


Конец игры

Зрители и критики молчали. Они не знали, что сказать. Стадион был полон крови, а в самую его середку рефери Семецкий стаскивал обезображенные трупы. Когда набралась приличная куча, он забрался на самый верх, встал одной ногой на Лукьяненко, а другой – на Перумова. Эльфийские уши Ника сиротливо торчали из-под копны волос.
– Посмотрите! – хорошо поставленным голосом возопил Семецкий. – Посмотрите, господа зрители, и вы тоже взгляните, господа критики! Разве этого вы хотели? Разве вы не понимаете, в чем проблема современной фантастики? В чем ее дохлость? Фантастику захлестывает насилие! Когда вы в последний раз читали книгу, где герои не мрут как мухи на каждой странице? Когда, я спрашиваю, следили не за очередной табуреткой, вышибающей из героя мозги, а за душевными терзаниями протагонистов?
Зрители с критиками пристыжено переглядывались. Никто не произнес ни звука.
– Я скажу вам, как все это исправить! Скажу! – кричал Семецкий, в глазах его полыхали молнии: – Все очень просто, надо всего лишь… ой, млин!
Семецкий поскользнулся, ступив ногой на вываленные наружу кишки Джаббы, и шлепнулся с высоты на лед; там и замер с неестественно вывернутой шеей.
В полной тишине критик Владимирский подошел к Семецкому, пощупал пульс.
– Шею сломал, – негромко сказал он.
Достал именной люггер с оптическим прицелом и застрелился.

01.04.05