Ведьма

…Ветер трепал ее распущенные волосы, простое белое платье облепляло стройное тело. Она казалась тоненькой, невесомой, словно солнечный луч. Ей было страшно. Лиц вокруг она не видела, не хотела видеть. Ведь это – ее соседи, ее друзья, это те, кого она знала всю свою жизнь. Теперь они хотели увидеть, как она исчезнет. Или ждали, что она совершит что-то, что спасет ее. Или думали, что она вызовет дьявола. Они ждали зрелища. Зрелища не будет, она же знала. Есть всякая ворожба – чтоб ребеночка вылечить, чтоб любимого вернуть, чтоб падучую остановить… Нет такой ворожбы, которая спасти от смерти может.Она взошла на помост. Здоровый сосед, который постоянно бегал к ней лечиться от ячменей да урожай заговаривать, привязал ее к столбу. По дровам, сложенным у ее ног, заплясали огоньки пламени…

… Алка знать не знала, что она что-то умеет. Ну да, подружки шептались, что она – ворожиха, а все почему? Ну да, Ксане пообещала, что любимый вернется – вернулся. Ну да, на картах пару раз кидала – сбывалось. Сны разгадывала… Ну и что? Это же все могут! Смеялась она над удивлением подружек, смеялась и над дурацким словом «ворожиха» - это ж надо такое удумать! Вот только покоя ей не давал сон один. Страшный-престрашный, который снился ей ночь за ночью…
… по дровам, сложенным у ее ног, заплясали огоньки пламени. Сразу пахнуло жаром, задрожал воздух вокруг нее. Сухие-пересушенные дрова трещали и чадили. А сквозь чад она видела лицо любимого…
- Ал, погадай, а?
Никогда не отказывала, хотя порой не по душе ей это было. Со сдержанным вздохом доставала карты, видела ведь, как подружка мается, надо же душу ей успокоить.
- Видишь – на сердце ты у него. И в мыслях тоже ты. А рядом с ним женщина какая-то…
- Ой!- Что ой-то? В ногах он ее топчет, не нужна она ему! Твой, твой, успокойся… Разговор у него к тебе. Дом казенный. Поди, руки попросит. На свадьбу-то позовешь?
- Да какая свадьба!
Через несколько дней опять прибежала:
- Аллочка, миленькая, ну ты же волшебница! Ну откуда ты знала?!
- Предложил?
- Да!!! Я тебя обожаю!
- Его обожай.
- …Алка, может, влюбишься? Влюбись, ну пожалуйста!
- Нельзя мне влюбляться. Сами же говорите – ведьма. Меня любимый погубит.
- Как погубит?
 - На костре сожжет. Ведьма же!
И смеялась весело. Шутка это, шутка, не делай, Ксюнь, глаза круглые. Пошутила Алка так.
…А сквозь чад она видела лицо любимого. Страдальческое такое, словно и не он на костер-то ее отправил…
Никогда она только себе не гадала. А зря, наверное. Если бы не ленилась про себя-то узнавать, может, и послушалась бы предчувствия страшного, больной сказалась бы да на свадьбу Ксюнину не пошла. Ведь не хотелось же идти почему-то. А пошла. Там и встретилась с ним.Влюбилась Алка. Влюбилась намертво. В глазах его тонула, имя его шептала, в объятиях таяла. Ведьма ведь тоже женщина, такая же, как все. Если любит – то без оглядки.
… Платье уже тлеть начало от жара страшного. Пепел на белом подоле – язвами черными. Горячо ногам босым сделалось. И вдруг любимый заплакал. Зарыдал над нею, еще живою, как над мертвой. Понял, видимо, что не будет чуда никакого, ведь нет такой ворожбы, чтоб себя от смерти спасти…
- Любишь?
- Люблю!
- И я люблю!
Надо же, ведь любовь, которой она так боялась, оказалась такой, что дух захватывало, такой, что неба мало было, что мир тесным казался…
- А ты кого любишь?
- Тебя, конечно!
- А я тебя! Надо же, какое совпадение!
А Ксеня делала заговорщицкие глаза и шептала:
- Может, ты его приворожила?
- Нет. Зачем? – пожимала плечами Алка.Лучше бы уж приворожила…Ведь летала на крылышках своих и под собственным носом ничего не замечала. Вот и тогда летела с работы на остановку автобусную и вдруг увидела его, как он с другой целуется. Остановилась, словно подстрелили ее, замерла, не веря глазам своим. Может, не он, похожий просто? Да нет же, он! Не может она его ни с кем спутать! И за талию другую, как ее держит, и волосы перебирает, и в шейку носом уткнулся, как ей утыкался…Бросилась Алка прочь, дороги не разбирая, подальше от него, от нее, от любви своей, на нелюбовь обреченной…Только скрежет тормозов услышала да удар глухой почуяла и пропала в пропасть черную, бездонную, приняла ее, как освобождение…
… Понял, видимо, что не будет чуда никакого, чтоб от смерти себя спасти. Рыдал, кричал «Прости!», а из костра не вытаскивал. А ей больно было от жара этого, уж быстрей бы кончилось все, и улетит она тогда в небо, синее-синее, которого мало для двоих было… Платье горело уже, обжигало…
- Алла! Аллочка! Любимая, солнышко, девочка моя, прости меня, пожалуйста! Ты слышишь? Ты меня слышишь?
...Кровь закипала в венах, глаза дымом до слез разъедало, но не могла она закрыть их, все смотрела и смотрела в его лицо…
- Аллочка! Я тебе обещаю! Этого больше не будет! Аллочка! Алла! Алла!!!!
...А когда вспыхнули ее волосы, она вдруг засмеялась. Над собой засмеялась. Надо же, какая она была дура. Знала ведь, что любимый ее сгубит, на костер приведет
…Пусть теперь горит платье! Пусть волосы в пламень обращаются! Пусть кровь кипит! Разве есть теперь разница? Разве нужна жизнь теперь? Только глаза пусть умрут последними. Пусть она наглядится на него… Напоследок.