Дети застоя. глава вторая

Татьяна приехала за ним на его «мерседесе». В воздухе пахло весной, хотя на дворе ещё стоял февраль. Анатолий Иванович с удовольствием вдохнул чистый воздух. После спёртого воздуха больничной палаты с непривычки закружилась голова. Хорошо. Лабинский посмотрел на свою спутницу. « Какого чёрта тебе Толян надо? Вот женщина, которая тебя любит. Которая готова за тобой хоть на край света. В огонь и в воду. Как она тебя выхаживала! Женись и точка! Ведь нравится она тебе? Нравится! И в постели нравится и в жизни. Так что ж?» Татьяна осторожно поддерживала его под руку. Подошли к автомобилю, она отворила пассажирскую дверцу, помогла ему устроиться. Скользнула за руль и уверенно повезла его прочь от больницы, прочь от изматывающих процедур и надоевших до колик в печени, врачей. Анатолий Иванович смотрел в окно и радовался жизни. Радовался проглянувшему сквозь тёмные облака яркому солнцу, суматохе на улицах ставшего родным города. Радовался даже своему неприглядному двору-колодцу, в который они сейчас въехали. А вот и его знакомый бомж, Игорь Евгеньевич, спешит к машине, радостно улыбаясь.
Вдвоём с Татьяной , они помогли Лабинскому выбраться  из «мерседеса».
- С выздоровлением, Анатолий Иванович! Ох и напугали вы нас!- затараторил бомж.
- Ничего, ничего! Живы будем, не помрём! Как вы тут без меня, справлялись? – шутливо спросил Анатолий.
- А как же! Вот супруга ваша не даст соврать, за «мерином» вашим приглядывали исправно. Как зеницу ока берегли! – ответил Игорь Евгеньевич и посмотрел на смущённо улыбнувшуюся Татьяну.
«Хм. Супруга!» - подумал Анатолий, с удовольствием глядя на точёную фигуру своего секретаря.
Когда они закрыли за собой дверь квартиры, Лабинский прислонился к стене, отдышался и сказал Татьяне:
- Танюш! А давай поженимся?
Татьяна пристально посмотрела на него, потом улыбнулась и ответила:
- Надо понимать, это предложение руки и сердца?
- Ну да! – ответил Анатолий Иванович и тоже улыбнулся.
- Если ты думал, что я не согласна, то ты глубоко ошибался! Когда в ЗАГС?
- Завтра!
- А почему не сегодня? – спросила Таня и шутливо надула губы
- А сегодня мне надо закончить одно дело. Срочно.
Поцелуй был долгим, как июньский день. Позже, когда они утомлённо лежали на диване, Анатолий Иванович набрал номер телефона мамы Антона. Галина Александровна сняла трубку после третьего звонка.
- Галина Александровна, здравствуйте! Это Толик Лабинский, помните?


Света, Светочка, тонкая веточка, солнышко.... Тяжело смотреть на осунувшееся, исхудалое любимое лицо. На иссушенное страшным недугом тело, скрюченное в инвалидной коляске. Рвётся сердце от боли, стонет душа. Вот он берёт невесомое тело на руки, и осторожно прижав к сердцу, несёт к кровати. Простыни и наволочки он постирал утром. Сейчас они свежие, благоухающие чистотой, готовы принять любимую. Легко наклонившись, стараясь не тревожить спящую, он устроил её  поудобнее. Подложил под голову подушку, поправил роскошные, всё ещё красивые волосы. Всмотрелся в неподвижное лицо. К горлу подступило рыдание. Но, сглотнув комок, взял себя в руки.
Теперь, после прогулки, она будет долго спать и у него есть время заняться другими домашними делами. Механически, как робот, он принялся за работу. Погладить кофточку и юбку дочери, у неё завтра праздник в школе, она должна быть красивее всех. Теперь заняться ужином, дочь прибежит из школы как всегда голодная. Её надо накормить. Она любит, когда он готовит мясо по своему фирменному рецепту. А вчера он на выигранные  деньги купил на рынке замечательно свежий кусок. Сковороду на сильный огонь, теперь растительное масло. Пусть раскалится. Отобьём мясо, легонько, обратной стороной ножа. Его на сковороду, прямо в кипящее масло. И всё. Не надо сейчас ни соли, ни перца. Это потом, на тарелке, каждый сделает по вкусу. Мясо получается нежным и вкусным, только для этого нужно, что бы оно было свежим. Он глянул на часы. Дочь будет минут через пятнадцать. Вот и хорошо. Придёт и сразу к столу, на горяченькое. Теперь бульон для Светы. Ей можно только бульоны и кашку. Ничего больше её организм не воспринимает.
Руки делают всё на автопилоте. Завтра эту работу будут делать умелые руки сиделки, нанятой на последние деньги. Он, Антон, уедет на полгода. По контракту. В Чечню.
Военком долго не подписывал ему бумаги. Не шёл в зачёт Афган, не шли в зачёт и боевые награды. Антон давно перешагнул предельный для контрактника возраст. Он обманом заманил военкома к себе домой. Выпили на кухне, поговорили о том, о сём. Потом Антон показал ему Свету. Вернулись на кухню, полковник молча налил обоим по стакану. Выпили.
- Приходи завтра к девяти ноль-ноль. Подпишу,- лаконично сказал военком. Закусил солёным огурцом. Помолчал, потом сказал:
- Не буду тебя учить. Тебя жизнь много била, наученный. Помни только, деньги, заработанные на войне, счастья не приносят.
- А мне, полковник, счастья и не нужно. Мне деньги на лекарства для Светы моей нужны.
А счастье?  Для меня счастье может быть только тогда, когда она поправиться. Вот так.
Они допили бутылку. Военком ушёл. На следующий день Антону подписали все бумаги. В течении недели перед отъездом он ещё дважды ходил на «катран», играть в карты. Ему повезло, он выиграл крупную сумму. Вчера нанял сиделку для Светы, она же будет присматривать и за дочерью. Сегодняшнюю ночь он проведёт рядом с любимой, а завтра....
Завтра пришло с первым солнечным лучиком, пробившимся сквозь неплотно задёрнутые занавески. Он не сомкнул глаз всю ночь. Смотрел и смотрел на любимую, гладил шелковистые волосы и шептал ей ласковые слова, будто молился. Антон глянул на часы. Четыре тридцать утра. Пора. Он встал из кресла, наклонился к жене, поцеловал.
В прихожей тихо тренькнул звонок. Вот и сиделка, он попросил её прийти по раньше. Открыл входную дверь, впустил немолодую женщину, на которую оставлял своих девчонок. Кивком поздоровался и прошёл в комнату к дочери, поправил лёгкое одеяло, сползшее на пол, легонько погладил дочь по щеке, шёпотом сказал: «До свидания»,  подхватил подготовленную ещё три дня назад спортивную сумку с вещами и ушёл.


День сменял ночь, ночь сменяла день. Словно бессловесные, вечные часовые, они завертели, закружили Антона в своей бесконечной череде, толкали вперёд и вперёд, тащили за собой, не давая опомниться. Месяц на переподготовке. Изучение оружия, рукопашный бой, стратегия и тактика боя в горах, взаимодействие и одиночная работа. Он терпеливо переносил вновь обрушившиеся на него военные невзгоды, он знал куда шёл, знал зачем. Остальное его не волновало. Тело вновь окрепло, налилось силой, вспомнило прошлый опыт. Майор, командир его отдельного подразделения, сказал ему как-то: « Это как на велосипеде: - раз научился, никогда не забудешь». Антон никогда и не забывал. Его научили убивать и бороться за жизнь ещё там, в Афганистане, двадцать с лишним лет назад. Спустя месяц их перекинули из Майкопа в Чечню. Перебросили скрытно. По-тихому сбросили с вертолёта в горах, вдали от селений. Они разбились на тройки и  разошлись. Каждая тройка своим маршрутом. Каждая со своей определённой заранее задачей. Как хищники, загоняющие дичь, они широко развернулись, для того, что бы потом сойтись в назначенном месте и растерзать добычу.
В своей тройке Антон был старшим. Не только по званию, но и по возрасту и опыту. С ним шли радист, крепкий и дерзкий парень Андрей Лебедев из Питера, и снайпер, невысокий, щупловатый Вадик Ерёменко из Ставрополя. Ребята гораздо моложе Антона, но знающие, что такое война. Весь день шли по «зелёнке» в горы, останавливаясь через каждые три часа на двадцатиминутный отдых. Когда стемнело,  Антон дал команду остановиться. По графику вышли на связь, доложились и, не разжигая огня, устроились на ночлег. Дежурили, сменяя друг друга. Едва забрезжили предрассветные сумерки, Антон дежуривший последним, поднял своих товарищей, и они снова бесшумно растворились в лесу. К полудню они вышли к расчётной точке. О том, что они близки к цели, можно было догадаться, даже не определяясь по карте. За последний час их движение сильно замедлилось из-за скрытых «сюрпризов». Лес был буквально нашпигован гранатными «растяжками» и другими, более замысловатыми ловушками. Через пять минут им пришлось остановиться совсем. Антон напряжённо всмотрелся вперёд. Нет, ему не показалось, впереди замаячил человеческий силуэт. Беспечный чеченец - часовой, почти мальчишка, забросив автомат за спину, звонкой струйкой мочился под куст. Вадик легонько толкнул Антона в плечо и знаком спросил: «Может убрать?». Антон покачал головой: «Нет». Чеченец, закончив свои дела, с хрустом потянулся, разминая затёкшее тело. Легко попрыгал и скрылся за кустом. Антон, повернувшись к своим ребятам, скрестил руки: «Всё. Ждём здесь». Они рассредоточились, и потянулось ожидание.
В назначенное время, впереди тяжело ухнул взрыв. В тот же момент ожила рация Андрея: «Поехали. Третий, Третий, жди гостей». Тишина взорвалась автоматными очередями, взрывами «лимонок». Справа гукнул миномёт,  спустя мгновенье грохнул взрыв. Антон удовлетворённо подумал: «Второй на месте. Отлично. Что ж будем встречать». Рывком прыгнул вперёд, перекатился, швырнул в куст, за которым скрылся чеченский парнишка, гранату. Краем глаза уцепил Вадика, тот короткими бросками обходил чеченскую засаду слева. Лебедев прикрывал их короткими автоматными очередями. Через пару минут с засадой было покончено. Кроме того молодого парня, что так неосмотрительно справлял нужду, там были ещё трое. Бородатые, в защитных камуфляжах, они были мертвы.
Стрельба и взрывы усилились, приближаясь к тройке Антона. Рация Лебедева теперь не смолкала: «Третий, третий, я второй, я справа! Зверьки выходят на тебя. Встречай. Я ввяжусь позже. Короче действуй по плану!». По плану группа Антона должна была имитировать отход, завлекая противника в якобы свободный для прохода коридор, который с вчерашнего дня заминировала другая группа. Показались хрипло орущие боевики. Поминутно скрываясь за деревьями, падая на землю, они люто отстреливались от наседающих на них товарищей Антона. « Ну что же, наше время пришло». – подумал Антон и срезал очередью ближайшего к нему бандита. Чеченцы мгновенно перегруппировались и открыли ответный огонь. Изредка постреливая тройка Антона начала сначала медленно, а потом всё быстрее отходить назад. Боевики, почувствовав слабину огня, навалились сильнее. Почти не скрываясь, в полный рост, они старались прикончить быстрее этих трёх русских и нырнуть в спасительный коридор.
«Света, Светочка, тоненькая веточка. Я к тебе вернусь. Обязательно вернусь. Ты проснёшься, а я рядом, и всё станет так же как и было раньше». Прикрывая друг друга, Антон, Андрей и Вадим скатывались вниз по склону. Ещё минута, ещё секунда. Всё.
В спину толкнула взрывная волна, повалила на землю. Взвизгнули осколки. Грохот взрывов терзал барабанные перепонки. Вопли боли и русский мат с чеченским акцентом.
Потом минутная тишина и снова  автоматные выстрелы, но теперь уже редкие. Несколько боевиков всё-таки проскочили полосу взрывов и теперь обходили стороной тройку Антона. Вадим снял удачной очередью двоих. Ещё двоих срезали Антон и Андрей. С шумом подошла вторая тройка. Свою работу они выполнили отлично: фугасы рванули в тот миг, когда боевики втянулись на заминированную площадку. Рослый русоволосый сержант радостно похлопывал Антона по плечу:
- Блин, боялся, что вас заденет, поэтому долго тянули. Ничего, ничего, всё о кей.  И вы целы, и волков накрошили!  Всё, сейчас майор с ребятами проведут опознание трупов и уходим на базу.
Через несколько минут подтянулись остальные во главе с командиром. Майор подошёл к Антону, уважительно пожал руку. Коротко сказал:
- Чёрт, хорошо воюешь, старшина. Поздравляю с боевым крещением!
- Моё крещение, командир, ещё двадцать лет назад было! – нехотя ответил Антон.
- Да ладно , знаю, знаю. Только это ж когда было. Сейчас всё по-другому, – майор повернулся отдать приказания. Антон вздохнул и негромко сказал ему в спину:
- Нет никакой разницы, майор, абсолютно никакой. Убийство, оно и есть убийство, какие бы времена не были.
Командир не ответил. Предстояла противная работа: опознать уничтоженных боевиков.
Управились в полчаса. Тот за кем охотились, был убит. Одним полевым командиром боевиков стало меньше на земле. Над телом одного из бандитов Антон ненадолго задержался. Пристально всмотрелся в обезображенное, бородатое лицо. Над плечом раздался голос радиста Лебедева:
- Никак знакомого увидел?
- С чего ты взял Андрюха? – Антон выпрямился над телом и глянул в глаза радиста.
- Да ты на себе в зеркало глянь! – ответил Андрей, - Вон как лицо закаменело. На себя не похож!
- Да вроде знаю я этого чеченца. Пересекались наши дороги.
Антон устало провёл ладонями по лицу. Раздалась команда и группа скорым шагом покинула место боя. Ещё через несколько часов их подобрал вертолёт, и скоро они были на базе под Ханкалой.
 Палатку не ярко освещала автомобильная лампочка запитанная от автомобильного аккумулятора. Народ не спал. На цинках из-под патронов импровизированный стол. Тушёнка из сухого пайка, алюминиевые кружки. Спирт достал Вадик Ерёменко. Где и как, это его военная тайна. На вопросы он отвечал ухмылкой:
- Где-где! В ........ ! Где надо там и достал! Наливай живее! Чтоб все гады сами сдохли и нам работы не осталось!
Он махом отправил спирт в рот, задержал дыхание и потянулся к тушёнке. Остальных не надо было долго  заставлять. После смертельного напряжения боя они расслабились, разговорились. К Антону подсел Лебедев, протянул кружку. Антон отказался :
- Я только что выпил. Больше не хочу.
- Как хочешь, старшина. А я тяпну ещё.- он запрокинул голову, и Антон на секунду увидел у него на шее небольшой образок под тельняшкой. Спросил у задохнувшегося от спирта Андрея:
- Ты что, крещёный?
Андрей, отдышавшись, помотал головой:
- Нет. Ещё не сподобился, но почти готов поверить. Тут к нам часто батюшка Григорий наведывается. Боевой поп. В следующий раз хочу принять крещение.
- А чего ж образок на шее?
- А, этот. Да знаешь, в прошлом году нам с Вадькой отпуск дали. Мы тогда с ним хорошо в паре отработали по «чехам». Поехал с ним к нему на Ставрополье. Родители его так обрадовались, короче, пили мы дня три, пока совсем не опухли. Не знаю, как уж я на чердак попал, видимо спьяна. Короче проснулся, солнце в глаза светит, я на тряпье лежу, книжки навалом старые валяются. Я люблю книги, начал смотреть, что за литература. Ничего конечно толкового, материалы пленумов и съездов партийных и всякая такая муть. И конверт среди них. Большой такой, плотный. Заглянул туда, а там наградной лист на героя Советского Союза, Лебедева Андрея Олеговича, посмертно, и ещё бумаги. Меня чуть с катушек не снесло. Прикинь мистика! Только я не Олегович, а Петрович. Потом разобрался. Оказывается это тёзка мой. Его за Афган наградили. Погиб он там. И этот образок в конверте тоже был. Не знаю, что на меня нашло, надел я его на себя, так до сих пор и не снимаю. Я у родителей Вадика потом спросил про этого тёзку. Оказывается он с предками в этом доме жил. А когда его похоронили, его родители тоже один за другим из жизни ушли. А родственников никого, вот Ерёменковых и вселили в этот дом. Вот такие старшина дела. Ещё адрес есть на этой иконке, с обратной стороны, но он волгоградский. Знаешь, мне кажется, эта иконка меня хранит.
Андрей замолчал, потом спросил Антона:
- А ты, старшина. Ты крещёный?
- Нет, Андрюха. Некрещёный,- ответил Антон и сменил тему: - А чего ж ты в Питер не поехал? Ты кажется оттуда родом?
Радиста развезло, спирт сделал своё дело:
- Не захотел. У меня девчонка  там. Красивая. Я её люблю. Только папаша у неё крутой. Банкир. Я с ним сильно поругался из-за Оленьки. Решил доказать, что я тоже не лыком шит, что я мужик настоящий. Подписал контракт и сюда, в Чечню. Вот контракт закончится, тогда я домой к Ольге, и хрен я тогда на её папашу клал.
Андрей ещё долго и путано что-то рассказывал о своей девушке, но Антон уже не слушал его. Перед  глазами стояло окровавленное, бородатое лицо человека, из-за прихоти которого сломалась жизнь Антона. Сломалась и не склеишь её теперь. Даже если случится чудо и Света вырвется из своей кошмарной болезни. Бандит, которого он узнал, там, на поле боя, был никем иным, как Рамзаном Утоевым.


Таня с удивлением смотрела на Анатолия Ивановича. Держа трубку телефона у уха, он внимательно слушал и плакал. Беззвучно по лицу катились слёзы. Крупные как горошины, они срывались с круглого подбородка на грудь. За те семь лет, которые она с ним проработала, она впервые видела его таким беззащитным и слабым. Татьяна пришла в его фирму тогда, когда он только приехал в Петербург из своего южного городка. Она ещё тогда влюбилась в него. Он шёл на пролом. Вёл свой бизнес напористо, будто доказывал всем на свете, что он пришёл в этот мир не для того, что бы уйти из него безвестным обывателем. Анатолий никогда не рассказывал ей о своей прошлой жизни. Как-то раз она попросила его рассказать о родине. Он поморщился и сказал: « Знаешь, ничего достойного я там, на родине, не сделал. Не хочу вспоминать. Давай лучше поговорим, о чём ни будь другом. Извини, я действительно не хочу ничего вспоминать. Для меня жизнь началась только здесь, в Питере».
И вот сейчас он плачет. Её сердце наполнилось болью за него. Она наклонилась над ним, обняла, вытерла слёзы. Ласково погладила сильные плечи. Сейчас она понимала, что никогда не разлюбит его. Никогда.
А Анатолий слушал рассказ старой женщины, матери его друга. Слушал и плакал.


Никогда в жизни время не тянулось так долго. Полгода для Антона растянулись на целую вечность. Раз в неделю он писал письмо домой. Раз в неделю получал письмо от дочери. Детские и непосредственные, письма рвали его душу на части. Иногда в письмах бывала приписка от сиделки: « Вы знаете Антон, у вашей супруги наблюдается положительная динамика. Она открывает глаза и иногда спрашивает о вас. Мы с вашей дочерью в такие моменты очень радуемся за неё». Света, Светочка, солнышко....
Но ничто в мире не длится вечно. Закончилась и командировка Антона. Остались позади смерть, кровь и боль. Так получилось, что закончился контракт и у Андрея Лебедева. Теперь они на одном сиденье, в новеньком «пазике», катили домой вместе с оравой таких же, как они счастливчиками. Впереди неслась гаишная машина сопровождения. Миновали Буденовск, и вышли на арзгирскую трассу. Там впереди, перед Арзгиром последний блок пост. За ним война над ними уже не властна. Осталась она там, далеко позади. Вот и всё. Они всей толпой потребовали у водителя автобуса остановиться у первого же ларька, в котором продаётся спиртное. Водки и вина взяли много. Вскрыли сухие пайки и началась пьянка. Дикая и разгульная. Пьянка людей оставшихся в живых.
Антона и Андрея завертело в хмельном вихре. За стеклом автобуса сумерки сменились ночью. Кто спит, кто что-то пьяно бормочет. На заднем сиденье самые стойкие допивают водку. Андрей пьяно мотая головой на дорожных ухабах, спросил у Антона:
- Слышь, старшина. Я всё хотел тебя спросить, тот чех, которого ты узнал. Он кто?
- Враг!!! – крикнул Андрей, -Мой личный. персональный враг. И плевать мне на тех, кто говорит , что месть это дикость. Нет Андрюха! Месть не дикость, нет, это сладкая штука. Жаль, что я даже не знаю, я ли завалил этого чеченца. Но, даже то, что он сдох в том бою, где я завалил таких же гадов как он, греет мне душу и веселит сердце. Знаешь, это друзей, даже бывших, надо прощать, а врагов надо топтать, топтать сразу, как только они становятся врагами!!!
Антон кричал всё громче и громче. Лебедев навалился на него, попытался успокоить. Антон было дёрнулся, но потом как-то сразу обмяк. Потом заговорил тихо-тихо:
- Не знаешь ты, не знаешь, Андрей, ничего о жизни. Вот ты от любимой сбежал доказывать её папе, что ты мужчина. Зачем? Ты же её любишь, не папу! Любовь, она всего сильнее. Никакой преграды нет для любви. Вот ты тогда спросил: крещёный ли я? Я тебе ответил: нет. У меня одна вера. Верю я, что пока люди друг друга любят, их хранит любовь. Любовь для меня Бог. Я и там, в Афгане, и здесь, в Чечне одну только молитву твердил: имя моей Светы! Её имя – вот моя молитва. А ты знаешь, как она меня любит? Я знаю, даже сейчас, когда она из-за своей болезни очень далеко от меня, она всё равно меня любит и я её люблю. А ведь в этой ужасной болезни виновата  та сволочь, что в «зелёнке» гнить осталась. Я этого Рамзана давно знаю. Со школы. Одного не знал, что он на мою Свету глаз положил еще, когда я в Афгане служил. Был у меня друг, Толиком звали, так он с ним из-за Светика тогда цеплялся. Не знал я этого. Она мне потом, когда только болеть начала, рассказала. Если бы знал, никогда у этого гада кредит бы не взял. Мы вот сейчас между прочим, по моим родным местам проезжаем. Тогда я здесь, восемь лет назад, счастлив был. Был у меня и Светы большой дом, друзей много-много. Дела у меня шли хорошо. Я тогда автомобили из-за границы пригонял и в России продавал. А потом подвернулась мне сделка. Тоже с автомобилями. Крупная партия, уже растаможенная. Моих денег не хватало. Я пошёл к Рамзану, взял у него кредит под большой процент. Всё рассчитал. Только одного не предусмотрел. «Кинули» меня. Исчезла партия без следа, уже после того как я за неё расплатился. Это я потом понял, что Рамзан же меня и кинул, а тогда что? Денег нет. Попросил я этого урода отсрочить платёж. Он отказал и включил счётчик. А когда сумма взлетела до небес, прислал своих собак, и они мне объяснили, что я могу деньги не отдавать. Что могу Светочкой своей расплатиться. Всего делов то: на недельку её Рамзану в пользование. Сволочь!!! Я этим шавкам зубы повыбивал. Кинулся к друзьям. Собрал что мог. Срочно продал дом почти за бесценок. В общем, сумму я с трудом собрал. Отвёз этому ублюдку. Швырнул в морду. А он ехидно так говорит: « Ты настоящий мужчина, деньги привёз -молодец. Только всё равно я твою сучку трахну. Трахну у тебя на глазах. Не сейчас, так позже. Ни ты, ни она от меня никуда не денетесь.» Не помню, что дальше было, знаю, что вцепился ему в глотку. Потом очнулся в канаве у дороги. Места на мне живого нет. Света с дочерью у моей матери тогда жила, свой дом ведь я продал. Приполз на крыльцо, царапаюсь в двери. Света вышла, увидела меня окровавленного и в обморок. Очухался я спустя несколько дней. Забрал семью и уехал из своего городка на хрен. Далеко уехал. Только через некоторое время и началась у Светы эта болезнь. Врачи говорят, что от нервного потрясения. А сволочь эта, распустил на родине слух, что изнасиловал он Свету у меня на глазах, и что дочку тоже. И другим что бы не повадно было с ним воевать, сломает, так же как и меня якобы сломал. Дошли эти слухи и до Светы. Вот тогда она совсем и слегла. Если бы я мог назад вернуться, на восемь лет назад. Смалодушничал я тогда, надо было его ещё тогда убить, когда он ко мне своих подонков с предложением прислал. Ну что ж, хоть и поздно, а всё равно я с ним рассчитался. И с такими же ублюдками как и он.
Антон говорил всё тише и тише, а потом замолчал. Закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. Андрей потрясённо молчал. В мерно покачивающемся автобусе воцарилась тишина. Все, кроме водителя, погрузились в беспокойный сон. Андрей допил водку прямо из бутылки и тоже задремал.
Антон и Андрей расстались в Волгограде. Лебедев должен был остаться получить «боевые» деньги в волгоградской воинской части, а потом рвануть в Питер к Оленьке. Путь Антона лежал домой. Душа его уже была рядом с любимой женой и дочерью.
Они обнялись и ушли каждый в свою сторону. Больше Антон никогда не видел Андрея.


В голосе Галины Александровны звучала затаённая боль. Она надолго замолчала. Анатолий Иванович спустя некоторое время спросил:
- А что было потом?
Далёкий голос в трубке снова заговорил:
- Светочка пошла на поправку. Ты знаешь, Толя, мы так радовались, что страшные годы закончились. Ведь сколько Антоша пережил. Ты же знаешь, как он её любит. У него ведь никогда не возникала мысль бросить её. Она ведь даже и не жена ему уже была, так, кукла неподвижная. Каюсь, я грешная, уговаривала его сдать её в институт, жениться на другой. Я ведь мать, у меня же сердце за него болит. А он посмотрит на меня как на маленькую и только головой качает: нет мол, не будет этого. А однажды страшно так крикнул: « Мама, я же её люблю, неужели ты не понимаешь?». О чём это я ? Старая дура. В общем, Светочка пошла на поправку. Антоша как на крыльях вокруг неё летает. И военком его приходил. Тоже за него рад был. Начала Света вставать потихоньку, по стеночке ходить. Щёчки розовые стали, а потом...- в трубке зарыдали, - Потом Светочка умерла.... Остановилось сердце.... Всё Толя, ты прости сыночек, не могу. Ты потом, потом позвони...
чуть позже, потом когда я отплачусь.
Короткие гудки. Анатолий выронил трубку. Уткнулся лицом в Танино плечо. И начал рассказывать. Рассказывать долго, останавливаясь, чтобы закурить сигарету. Нервно выпускал через ноздри дым и снова начинал рассказывать. Его словно прорвало. Слова лились и лились из него, сплетая историю его жизни, историю его одноклассников, историю его друзей. Историю любви двух обыкновенных людей. Таня не заметила как закончилась ночь и пришло хмурое петербургское утро. Резко зазвонил телефон, оборвав Анатолия Ивановича на полуслове. Татьяна подняла трубку. Глуховатый голос сказал:
- Будьте добры Анатолия.
- Толя, это тебя, - Таня протянула трубку Анатолию Ивановичу.
- Алло, я слушаю. Антон?!! Антоха!!! Антоха, я искал тебя! Искал, чтобы сказать: прости Антон, прости, что я не был рядом с тобой!!! Прости дружище...
В эту секунду в окно заглянуло солнце, пробившееся из-за туч, и ярко осветило комнату.