Потап

Потап вышел на улицу поздним вечером, когда на черном, как гуталин, небе не было ни одной звезды, кроме той, что носила имя Полынь. Одет он был в тулуп, большие валенки и шапку-ушанку. В зубах торчала папиросина Беломорина. За плечами как бы видится берданка, но ее, увы, не имелось в наличии, врать не буду. Однако в кармане ватных штанов лежал, как обычно, приличный финяк.
  Потап нисколько не продрог, несмотря на сильный мороз, совершая свою еженедельную субботнюю прогулку до бани, чтоб смыть всю накопившуюся грязь. Очиститься и как бы родиться заново.
  Он шел и думал о проклятой жизни, в которой всякий труженик обобран и наглым образом ограблен чиновниками, ментами и брателлами. Наблюдал мужик ворон и галок на мрачных лохматых кладбищенских деревьях, но старался думать  о хорошем. В голову приходили и светлые мысли: о бунтах, восстаниях и революциях. Вспоминал непроизвольно умершую от тяжелой болезни жену Глашку и русака зайца, которого он только зацепил из своей одностволки. А тот как даст стрекоча через все поле. Не везло Потапу в последнее время. Он тяжело вздохнул и затянулся папиросой до самых глубин легких. Что за невезуху кругом, расстраивался человек. А не потому ли, размышлял глубокомысленно, что правят нами вечно какие-то черти? В сердцах он смачно харкнул в какого-то разодетого  типа, вылезавшего из иномарки. Тот только утерся и пробормотал: "осторожней надо, папаша".
  У Потапа злости накопилось на несправедливую власть немерено. Дома, в бараке, построенном еще в тридцатые годы, лежал сосед его, Мишка, ветеран забоя. Ему вчера оторвало голову куском породы, а он, чудак, в этот момент как раз смешной анекдот рассказывал. Так и осталась улыбка на лице. Незаметно, рассуждая о плачевной судьбе своей родины, Потап дошел до бани. Она небольшая была и даже вросла немного в землю. Маленькие окошки закрашены розовой краской, чтоб пацаны не подсматривали, когда бабы мылись по пятницам. Мужик купил билетик и прошел в кабинки. Раздевался не спеша, растягивая удовольствие. Вещи прибрал аккуратно в шкафчик, чтоб не с****или. Рубаху русскую, тканую еще покойницей женой, он особенно не хотел терять. Она дорога ему была как память.
  Банщик, Иван Чреватый, мужик шустрый, все рядом терся: не нужно ли чего экстренного? Пивка холодненького или водочки? Он верткий, красномордый, скурвившийся окончательно типус. Потап, человек с жизненным опытом, мудрый, рассудительный, послал шестерку на ***. " По совести надо жить", подумал про себя человек. На данном этапе он уже знал, кто виноват и что делать. Не гнилой же  какой-нибудь интеллигент, осужденный всем ходом истории на уничтожение." Только честь и совесть, " - думал он, тяжело дыша, как в гриппе. Покидая предбанник по скользким половицам, покрытым клочками мокрых газет, Потап важно ступал в банное помещение". Никакой пощады сукам, " заключал, входя в парную. Париться он любил страшно и мог сидеть в парилке хоть всю ночь. В бане было немноголюдно и те, кто составлял краснокожий контингент в клубах пара, выглядели не совсем полноценными. У кого руки не было, у кого ноги... Большинству не хватало таза. Безухие и слепые тоже бросались в глаза. Ясно, что все были тупорылые уроды.
  Потап в очередной раз вздохнул как бы от страшной усталости. "Довели людей, гады", - подумал со злостью.
  Некто довольно жирный, хитрый, выебистый, очевидно, большой начальник, поддавал из кувшина пару и смеялся от души шутке угодливого подчиненного. Даже здесь, одинаково голые, эти твари соблюдали субординацию.
  Потап недолго страдал от недостака таза и вскоре вырвал полагающуюся ему по возрасту тару из рук какого-то шустрого мальца, во всю угождавшего супостатам. По ходу и своим задом тоже. Потап презирал пидорасов и при случае наказывал их по-своему. То есть, ****ил от души. Но этот пацан оказался еще и очень наглым. Стал кричать, что он недавно из Чечни и ему все по хую. Дернулся на Потапа, пытаясь набить ему ****ьник, но получил такой отпор, что мигом исчез где-то в темном углу и больше не рыпался.
  "Да, потеряли мы наше молодое поколение",- мрачно размышлял Потап, - "совратили его власти, теперь надо по новой воспитывать". Посапывая, он набрал в тазик горячей водички, а потом смешал ее с холодной, пробуя пальцем. Обдался первым делом, как учили предки. Набрал воды еще раз примерно таким же манером. Смурные мужики рядом с ним терли друг другу спины мочалками и ****или всякую ***ню. Чему-то, ****и, радовались, как идиоты. Смаковали, кто, где отлично отоварился, как наебали кого-то за милую душу и сколько всего себе хапнули. "Надавать бы им всем по репам, убогим", - прикидывал Потап. Кидались ему в голову горячим кипятком и более радикальные мысли, когда он хлестал себя конфискованным у буржуя веником. Он все ж считал себя потомком Ермака Темофеича и любил хулиганить по-крупному. Осерчал человек сильно в последнее время на беспредельников. Надоел ему этот бардак под завязку. "АААА!" - заорал он вдруг, словно ошпаренный кипятком, - "СЫРАНЬ НА КИЧКУ!" И тут же въебал толстому начальнику по голове тазом. Потом схватил мудака за ногу и долго бил его головой о скользкую стенку, о цементный пол  и о раскаленную печь.
                Конец