Бирюзовые сны

Синий кубик-рубик. Это пространство постсоветского времени, перешагнувшее через прошедшее время и оборвавшееся загулявшей где-то, застрявшей, наверное, в душе этой весной. Это пространство, заполненное искусственными полётами, нераскрывшимися парашютами, с которыми прыгаешь с высоты, значения которой даже и не знаешь,  и забываешь дёрнуть за банально выученное существование кольца. А ещё это пространство похоже на заученный в первом классе стишок. Вот надо тебе выучить стишок к предстоящему утреннику, и ты его учишь. Что ж поделать – я тоже хочу знать стишок! Можно поморщиться от того, что он не нравится. Но ведь ничего – сойдёт. Только не хотелось учить этих стишков. Их все учат. Мусолят стишок за стишком. Нравится один. А потом нравится абсолютно другой. И так нравится, словно и не было того, что был перед этим. Понимаешь: вот он, тот самый стих! Да только он не тот. Да только будет ещё один, который заучишь и скажешь, что это тот самый. Это было время несостоявшихся полётов. Незапланированных полётов в каком-то постземном пространстве в разборах смыслов и не зарекомендованных ни во что философствований. Это было время карбидовых луж – интересно, что будет. И мужского голоса в женском туалете – том самом месте, куда она решила спрятаться ото всех хотя бы на пару-тройку минут. Хотелось убежать или даже выпрыгнуть в окно, как это любят делать со своими героями режиссёры многих фильмов. Но она возвращалась. Потому что было много всяких ЛУЧШЕ ТАК, немало разных ТАК НЕЛЬЗЯ. Она где-то прочитала, что бирюза – это цвет умерших от любви и не понимала: как же им удалось умереть?..  И всё вертела в руках этот синий кубик. А в патоке её снов вырисовывались едва различимые силуэты.
Она всматривалась в обрывки своего подсознания, словно щурилась от солнца, напрягала каждую извилину своего вымученного за ночь мозга и понимала, что силуэты – вовсе не силуэты, а это всего один человек. Однажды она даже смогла рассмотреть его лицо. Но всё произошло так быстро, что даже, наверное, никогда бы и не вспомнила, ни то, чтобы лица, но даже того, что когда-то она видела его во сне. Если бы он не приснился ещё раз.
Состояние deja vu во сне? Нет, этого не может быть! Подождите… Почему не может? Вот только давайте не будем тыкать в лицо газетными статьями и томами научных работ, рассуждая на тему того, что сны – это некие побочные продукты наших мыслей, пережитых событий и всё такое. Вот только давайте не будем приводить труды докторов наук, проработавших по тридцать минимум лет в своих лабораториях в поисках ответов на так и не найденные вопросы. Не желаю этого слушать. Потому что ЛУЧШЕ ТАК и ТАК НЕЛЬЗЯ – это те слова, которые, как бы вам этого не хотелось, способны утратить свою способность звучать. Хотите – можете оставить их все себе, забирайте!

- Никто не будет любить тебя в этой жизни так, как я, - банально-красиво-старомодно-грустно-вногибросающие слова.
- Это НЕ ТЫ… Это НЕ ТЫ… - рисовала на запястьях лишь ей понятные в этот момент узоры.
Запуталась в чужих жизненных позициях и стаях божьих коровок из своих детских снов. Запуталась в целях своих действий и бездействиях перед своими целями.
- Je vous prie.Excusezmoi!
И улетала куда-то за грани понимания себя и этого мира.
- Ну, давай, пойдём со мной, девочка.
- Нет! – сказала, выпалив, зависнув сначала где-то в чём-то липком, похожем на то, когда  пальцы в варёной сгущёнке.
- Нееет?!
- Потому что это… НЕ ТЫ!
Нарисовалась картинка комнаты с однотонно выкрашенными стенами. Минимум мебели – дверь, да и только. А в углу - зажатый в комок исход её последних мыслей, натягивающий рубашку на голые озябшие ноги, босыми пятками упираясь в холодный пол. Твёрдо знала, что это она сама. Что ей хотелось встать. И нарисовать дверь на потолке. Нарисовать. А она когда-нибудь откроется. Откроется. Обязательно. Но было так холодно, что даже мысли застывали, а вместо кистей были всего лишь озябшие, с выступившими на поверхность фиолетовыми венками, посиневшие от холода руки. Хотелось плакать и уйти.
Уходила. Снова и снова. Уходят, чтобы возвращаться. Но она никогда не возвращалась. Шла и никогда не оборачивалась. Думала: а может обернуться? Может остановиться, забыв про безумие, может так и оставить? Может в этом что-то есть? Может это и есть то, от чего я убегаю? Может оно бежит, догоняет, а я, такая холодная, такая глухая – не слышу, может, ослепла в своём безумии?............ Только не останавливалась. А всё ша и шла. И всё вертела этот кубик-рубик. Сжигала позади себя брошенные тетрадки стихов, рисунков, фотографий. Чёрно-белых. Цветных. Больше нравились чёрно-белые. Порой в них было больше цвета, чем в цветных. Так боролась с этим постоянством. С этим засаленным постоянством. Боролась, чтобы просто выжить в этой схватке. Чтобы просто однажды проснуться, а не разбиться в каком-нибудь из своих безбашенных снов.
А сны мешались, перемешивались, запутывали, запутывались. Они белыми капроновыми нитками из нафталиновых шкафов впивались в холодные руки, путали ноги, не давая ступить ни шагу,  сжимали горло и не выпускали, не выпускали наружу крик, который так хотелось выпустить. Так хотелось, чтобы он полетел. Долетел туда, где его услышат, где он родится. Родится не здесь, внутри её горла, не здесь, сейчас в её мыслях, осев лишь пыльцой утреннего зёва и отупевшим взглядом на непонимание того, что вообще происходит. Долетит до высоких гор, долетит до самых их бирюзовых вершин, а оттуда бросится с разбегу и разобьётся. В ручьи. В солнечные лучи. В запах жжёного сандала. В песок горячего пляжа. В ребристый холод блестящих снежинок. В своё отражение. В рисунки на асфальте. В сверкающие спинки ныряющих маленьких карпиков на поверхности озера. В паутинки на ресницах. Разобьётся в узор не закрывающихся жалюзи. И звонкий смех. И звонкий… Дождь.

Вот. Сейчас. Это снова тот сон? Или опять показалось? Совсем ведь близко. Ещё чуть-чуть и можно будет рассмотреть черты лица. Можно будет заглянуть в глаза.  И тогда точно можно будет узнать. Хотя, нет – его глаз никогда раньше не было видно, только едва различимый силуэт и кое-как выделяемое на этом каком-то мягком, словно горячий парафин,  фоне, лицо.
Небо смешалось с воздухом, а воздух превратился в небо. Что-то кололось и изредка обжигало, узнала – звёзды сыпались из открытой двери в потолке. Что-то скребло внутри как-то неописуемо и говорило тем самым, что нужно что-то делать. Нужно что-то делать, пока не проснулась. Нужно. Что-то. Делать…
- Эй, подожди! – вырвалось что-то неожиданно из её горла, - Постой… Что?.. Откуда ты знаешь моё имя? Мы с тобой виделись? Гдееее?.. ВО СНЕ?.. А ЭТО тогда что? Это не сон?.. Это ТЫ… Это… ТЫ.

Говорят, что её больше нет. Никто не знает, куда она исчезла.
Может, оказалась в малоизвестном сумасшедшем доме?..
Может, уехала  куда-нибудь, накопив в карманы немереное состояние? Звёзд. 
Может, разбилась до неопознаваемости в одну из своих привычных прогулок по закатным крышам?..
Может, зашилась в своём укромном уголке собственно-придуманного мира?..
Может, совсем обезумев, бросилась с моста?.. Попсово?
Может, кто-то слышал хотя бы гудки в ответ на набранный её номер телефона?..
Может, растворилась вместе с пыльцой в какой-нибудь луже?..
Может…
А за окном незнакомого Места на Земле наступал день. Незнакомого - для кого? Для кого незнакомого?
Пусть это останется её маленькой тайной. Их маленькой тайной.