Лазурное небо

“Скоро рассвет,
 Туман на реке,
 теплый, как  луч,
 чистый, как снег в горах…”
…Я поднял с пола разбросанные, исписанные вдоль и поперек листы с жуткими кляксами от синих чернил, выключил лампу и, наконец-то, встал со стула. Излишняя усталость от бессонной ночи дала о себе знать.
Внезапно, первые лучики весеннего солнца осветили мое мрачное жилище. На солнечной дорожке были четко видны хаотично двигающиеся пылинки. Начинался новый день. День, похожий на остальные…
Я оглянулся в сторону окна и заметил двух серых птиц на карнизе. По-моему, это были голуби. Появление голубей всегда означало приятные новости и, если честно, я ждал. Ждал мою самую приятную, не имеющую аналогов и необходимую, как чистый кислород. Случилось то, что случилось - у меня не осталось ни капли вдохновения, ни малейшего намека на талант. Предел моей гениальности иссяк, будто кто-то повернул ручку крана, из которого текли некогда бесконечные мысли. Они так нравились ей…
Отвыкший от состояния пустоты, я бродил по комнатам в ожидании, наверное, чуда.
Помню, давным-давно я хотел написать про Средиземное море – долго не мог забыть его. Ещё бы: год, проведённый в доме на берегу, показался мне слишком ко-ротким. Целыми сутками я вдыхал солёный ветер и слушал крики чаек, а уже перед самым отъездом, мой сосед проговорил про Средиземное море несколько часов: “В нём слишком много затонувших кораблей, и я более чем уверен, что твоя “Гельвеция” где-то между ними”. И я передумал. Наверное, потому, что этот сон я видел с конца…
Так получилось, что много месяцев я находился в раздумье – взвешивал все “за” и “против”. Дело было в моём новом, ещё  не начатом рассказе. Мне очень хотелось написать про минорного романтика… да, если бы он остался жив после такого беспо-рядка мыслей в его забитой до предела голове, я бы точно смог летать. Теперь рас-сказ о нём мог получиться лишь воспоминанием, переданным искусству. Это как рек-вием, понимаешь? И всё-таки я решился…
Писал очень долго, всё время добавляя что-то новое – боялся вложить не все имеющиеся воспоминания. Особенно помню финал: “Этим дождливым утром не хо-телось принимать кислород в лёгкие и открывать глаза. Он вышел на улицу. От дождя быстро намокли его одежда и волосы. Дойдя до любимого сквера, он остановился возле сырой скамейки и поднял голову к небу, которое щедро одаривало его лицо крупными каплями дождя, и смотрел… смотрел… Ничего нового не происходило. Он прикурил сигарету и затянулся… сегодня его лёгкие не принимали и табачный дым – сильный кашель пробил тишину. Воспользовавшись платком, он заметил мелкие ка-пельки крови… “Знаю, что не спасут. Лучше я сам…они не смогут убить меня…” – сказал он вслух. Но в пустом осеннем парке никто не слышал его страшных слов. Он вернул-ся домой, выпил бокал красного вина и ушёл в ванную. Навсегда…
Я помню, как шёл пар от горячей воды, заполняющей ванну, помню, что очень долго оставалось холодным лезвие острой бритвы, помню несколько параллельных и точных движений, тепло, которое растеклось по всему телу и стало последним.
Дождь закончился. В больничной регистратуре исправляли чьи-то фамилии.  “А” исправляли на“О”… Это была ошибка.
Надоело думать о прошлом, и я решил выйти на улицу. Спускаясь по лестнице я столкнулся с незнакомым мужчиной. Значит, исправлять ошибки не поздно никогда… – это  был минорный романтик…