Куда летят слова

Пролог, или разговор с ветрами.
Где-то в вышине светило яркое солнце, золотые лучи которого ласкали седые кудри облаков, а под ними было пасмурно и сыро, так что над головами прохожих, словно паруса, возвышались зонтики. Радость на лицах людей осталась в тёплых квартирах, и тем более странно выглядела фигура в сером плаще с застывшей улыбкой и к тому же без зонта. Если у этой фигуры и было имя, то оно несомненно затерялось бы среди прохожих или было бы смыто дождём в канализационный сток; главное было другое, её направление, а направление змеилось в сторону моря, от которого ветер приносил запах водорослей и соли. Над пирсом кружили чайки, давно забывшие про существование рыбы и выискивавшие сердобольных старичков и детишек, у которых всегда находилось что-нибудь поесть. Пройдя до самого конца пирса, заглянув в волны и не увидев там ничего интересного, фигура достала сплюснутый кусочек серебра, в котором можно было бы разобрать древнегреческую монету и бросила её в море. Волны мерно разбивались о пирс, умирали и возрождались где-то далеко, где небо держится за море и именно оттуда появился ветер, порывистый и холодный, он срывал верхушки волн и шипел, так что среди голых крон слышались его слова:
Не стоит выводить буквы на бумаге, ведь они могут потерять своё назначение и превратиться в пыль. Не стоит собирать бумагу в толстый переплёт, ведь огонь когда-нибудь сожжёт и его, а пепел разлетится по земле. Не стоит читать книги, ведь не приносят плодов знания, их сок горек, а наслаждения недолговечны, да и кому их передать, если руки толпы тянутся лишь к тому, что блестит; как сороки слетаются люди на свою погибель, словно дикие звери огрызаются они на тех, кто помочь советом добрым хочет. Было так всегда, испокон веков, так будет всегда, покуда есть человек, покуда он дышит, смотрит на яркое солнце, рождается и умирает…
Ветер назвался Бореем и исчез также внезапно, как и появился, и, как бы в отместку ему, с противоположной стороны задул другой ветер, пробираясь сквозь капельки дождя, задевая их, он наигрывал только ему известную мелодию, под которою тихонько пропел:
Сколько лет твоей памяти, сколько она потопила событий, людей и слов?  В какие топи сам заходил ты, пытаясь разобраться в своём прошлом, какие оправдания ты себе искал? А знаешь ли ты, что станет с твоей памятью, когда на колокольне зазвонят по тебе? И кто знает, может ваш мир-это феникс, одно крыло которого на небе, другое под землёй…
Дождь прозвенел: Нот, и ветер растворился в воздухе, словно туман, а на смену ему пришёл другой, от которого пахло пряностями и гнилой древесиной. Ветер представился Эвром, и, подняв в воздух песок, произнёс следующее:
Этот мир помнит то, что было после вас и то, что было до вас. Вы всего - лишь игрушка в руках того, кот создал вас, и равно как всякая игрушка приходит в негодность, и время настаёт мастерить новую, так и ваш срок к концу подойдёт.
Когда исчез и этот ветер, чайки сели на камни и небо опустело. Сначала заколыхалась трава, подражая морю, а потом и ветки деревьев, и навстречу морским просторам подул ветер, унося в них воспоминания и людские толки. Покружив вокруг пирса, он прошептал, что его зовут Зефир, а потом добавил:
Что может узнать человек от другого, если то, что сказано всегда не то, что услышано? Да и зачем знать, что не дано увидеть, о чём нельзя будет вспомнить? А мои слова и подавно упадут в эти волны вместе с монетой и осядут на дне. Но вопреки всему я скажу три слова, каждое из которых станет ветром поющим о чём-то своём; я сделаю это лишь для того, что бы монета не была потрачена напрасно… Три раза я буду рассказывать.
Потом всё прекратилось, волны также безмятежно отдавали свои жизни камням, поросшим водорослями, пирс опустел а дождь, задумавшись о чём-то, оставил поверхность воды и берег в покое. И только моряки, сидевшие в своих облупленных лодках, ещё долго удивлялись таким переменам погоды.

 
Первое слово: ветер.

Высоко-высоко над землёй летел молодой ветер. Он радостно извивался всем своим эфирным телом, и, когда ему казалось, что он тучка, он подымал в воздух песок, раздувался до неимоверных размеров, а потом сужался в узкую линию, как будто пытался пройти через игольное ушко, и наблюдал, как песок сыплется вниз, словно дождь. Ему некуда было лететь, и конечно, он не понимал зачем он появился, хотя размышлял об этом с момента своего рождения; гоняясь за своей мыслью, он то набирал скорость и подымался за облака, пытаясь поймать лучи солнца в невидимые сети, то опускался на бесплодную земную поверхность. Он никогда не видел книг, они навсегда останутся для него чужим воспоминанием, но, перелистывая страницы этого мира, ветер пытался прочитать слова, которые потеряли уже всякое значение. И так, пролетая над расщелиной и размышляя о том, чья сабля оставила такой шрам, молодой ветер встретил другой, старый ветер, который спокойно купался в воздухе. Это был один из немногих ветров, оставшихся после перемен и, как и другие ветра прошлого мира, он медленно угасал, оставляя просторы неба новому поколению. Память о прошлом слишком тяготила старый ветер, и, стараясь разделить её с кем-то ещё, он заговорил с молодым ветром:
-“Посмотри вокруг, что ты видишь? Пустошь и то, что раньше было смертью, но теперь нечему умирать. Даже из камней ушли древние духи, они ушли из деревьев, рек и озёр… Я был там, я был в тот день, когда они уходили. Была беззвёздная ночь и луну закрывали грозовые тучи, шёл ливень, молнии рассекали ночь и камни, а вокруг кружили ветра, пришедшие со всех сторон света. Из расколотых камней появлялся туман, но не обычный, хотя ты не можешь ничего знать об обычном тумане, ведь вода покинула этот мир... тот туман светился ярким светом... древние духи, они медленно поднимались к вершине священной Фудзи, освещённые ярким ореолом, там они исчезали на всегда... . возможно, именно они дали новую жизнь солнцу. Вода… Как она могла исчезнуть из мира? Ведь она не подвластна переменам, как и воздух, как ветра; мы били связанны вечностью, но, видимо, и у вечности есть предел. Я не знаю, что движет нами теперь, после того как земля поглотила воду, возможно лишь воспоминание, но отчего появились вы?”
-“Кто ты”, - спросил молодой ветер, - “и что значат твои слова?”
-“Моё имя исчезло вместе с прежним миром, но расскажу тебе, что возник я в стране крокодилов, и жена моя была мировым порядком. Было время, и я жил под брюхом небесной коровы, но людям было мало древних богов, и я ушёл туда, где каждый день умирало солнце. Человек… ты ведь не никогда не видел человека? Недавно я безмятежно летел над высохшем морем, песок на его дне был красный, как кровь тех, кто страдал за свою веру, и через всё море шла дорога со следами тысяч ступней... когда-то по этой дороге шёл целый народ и вода не смела сомкнутся над их головами, а подводное течение и время не решились стереть их следы…теперь там нет воды, лишь песок, по которому шла маленькая девочка. Она весело переставляла своими ножками, потом вдруг посмотрела на небо, словно пытаясь разгадать некую тайну, спрятанную там, но она не могла увидеть ветер, человеку не дано видеть тайны природы, бога, нам не подвластна наша судьба, но мо можем показать себя или сокрыть... она могла чувствовать меня. Я уселся в её волосах, и они закрывали ей глаза, тогда, поддавшись моему зову, она повернулась ко мне спиной и я почувствовал нечто давно забытое… я почувствовал тепло, но и земля раскаляется под безжалостными лучами солнца; движение, но мы вольны приводить в движение мёртвую землю, нет, я мне показалось, что я почувствовал душу. Ты никогда не видел души? Ты не мог… ты даже не знаешь об её существовании. Я не помню, когда я первый раз ощутил человеческую душу, но было это давно, а может, совсем недавно. То были времена, когда мир ещё оставался самим собой, когда в сердце каждого был бог или боги, это не важно, важно, что у них была вера, вера, которая совершала чудеса, воскрешала мёртвых и разрушала целые народы, это было время, когда будущее было садом, в котором росли сладкие плоды и не было забот, время героев, время, когда народ шёл войной на народ,  и уповал лишь на доблесть, отвагу, силу и ум, а потом… потом народ превратился в скот, плоды в садах сгнили, а будущее стало лишь оправданием настоящего… Но раньше, сражения уносили жизни сотен, тысяч храбрых воинов, и тогда, прижимаясь к земле и беспокоя нежную траву, я подхватывал души убитых, и души тех, кто ещё не успел расстаться с жизнью. Иногда я пьянел и забирал души у тех, кто был полон сил, но тебе не понять меня… Что может быть прекрасней души? Уверяю тебя, только тот, кто её вдохнул.”
Молодой ветер закружил вокруг старого, подымая клубы пыли и песка, - “а я могу увидеть душу? Той девочки. У неё есть душа?”
-“Да! Её душа невинна, она так легка, что даже лёгкое дуновение может оторвать её от тела, а вернуться обратно она не может… Будь осторожен, эта девочка – последнее что несёт в себе жизнь, ту, которою мы так боялись потерять. Нет, ты не жив, ты существуешь, впрочем, как и всё вокруг нас. А теперь мне пора, теперь прощания ничем не отличаются от приветствия, а огорчения от радости, ты больше не увидишь меня, а я не увижу то, во что превратится новый мир, так мы расплатимся друг с другом одной монетой.”
-“Постой, расскажи мне о том, почему изменился мир. Расскажи, что было до этих перемен”.
Старый ветер взлетел к небесам, а молодой последовал за ним. Они пролетали над пустыней, которая отличалась от остальной земли лишь барханами, забывшими кто они, волны, которых уже нет, или песок, которым они не хотят быть; медный песок переливался на солнце, которое теперь никогда не угасало, ведь больше никто не держал четыре ветра, а значит, больше не было четырёх углов земли, не было ни севера, ни юга; ни запада , ни востока. Солнцу больше негде было умирать, и, как любое обречённое на вечную жизнь, оно пыталось уничтожить всё, то ли от скуки, то ли из чувства мести, вот только уничтожать было нечего. Старый ветер почти затих, словно умирающий, перед самыми важными словами в своей жизни, на которые у него остался лишь один вздох и обратился к молодому ветру:
-“Мы не должны знать, почему изменился мир, но один ветер, который дул оттуда, где правители становятся после смерти драконами, а года могли говорить на языке животных, знал больше чем остальные ветра. Однажды, когда подошло его время становится лишь чьим-то воспоминанием он поведал мне, что причиной изменений стал человек. Слишком много богов он принёс в свой мир, слишком часто он их предавал, а когда он утратил почти всю веру, то образовалась бездна, которую больше нечем было заполнить, мир треснул, разбился на тысячи осколков, из которых уже никогда нельзя будет создать нечто цельное, они и сейчас парят в воздухе, греются вместе с песчинками, несутся вслед за нами. Возможно, он был не прав, но я не знаю лучшего ответа… Ты хочешь знать что было до перемен? Но об этом можно рассказывать слишком долго, а тебе надо найти девочку, и к тому же, если я расскажу тебе всё то, что помню, то что тогда останется мне? Теперь, мне пора…”
-“Подожди”, - просвистел молодой ветер, но его слова повисли в воздухе, а потом упали на вниз, нарушив возникшую тишину. Старый ветер исчез, и больше никогда не появлялся.

 
Второе слово: девочка.

Устав от полуденного зноя, неглубокий каньон укрылся бархатной тенью, и его дно, ещё теплое от ласковых лучей солнца служило надёжной опорой для маленьких башмачков, отстукивавших по нему незатейливый танец. Неуверенно ступая по медно-красной земле, удивлённо оглядываясь по сторонам и мурлыча только ей известную песенку, слова которой тонули в воздухе, хотя мелодия разлеталась звонким эхом, шла девочка. На ней было тёмно-зелёное платьице, к которому были беспорядочно пришиты высохшие дубовые листья, некоторые из которых покрылись тоненьким слоем плесени; платье сидело на ней колокольчиком, и также пришитые к нему бубенчики позванивали при ходьбе так, словно звенели церковные колокола, отпевающие чью-то душу, а его подол волочился по земле, задевая случайные камушки.
Девочка разглядывала мир вокруг себя такими глазами, что в них можно было бы смотреться как в зеркало, а увидеть весь мир. Взглянув куда-то вдаль, где все взгляды сходятся в одну точку, девочка воскликнула: “А вот ещё одна песня полетела! Новая, и совсем ни о чём. Их много летает, а слов мне никак не разобрать, хотя я всегда знаю, про что песня. И откуда они берутся? Петь-то некому. Пусто везде”, - девочка улыбнулась, - “Я тоже люблю петь, хоть и знаю всего одну песенку”.
Наверное, каньон когда-то был рекой, и по памяти, он выходил на открытые просторы, покрытые галькой и ракушками, белыми как снег, который уже никогда не выпадет. Девочке захотелось пуститься в пляс, ведь теперь её не сдерживали высокие стены каньона, и она могла кружиться, стрелки часов в ту сторону, куда повёл бы её случай. Она бы так и кружилась, если бы не заметила, что наступило на что-то хрупкое, что превратилось в пыль. Присев, она увидела две высохших цветка рядом со своим башмачком.
“Как интересно… я знаю что это, это розы: красная и белая. Раньше они воевали, а вот потом выросли совсем рядом,  рядом и иссохли, вот как смешно переплелись их стебельки. Но ведь нет времени без войны, а войны без жертв, во было бы любопытно узнать, кто сейчас воюет и с кем, ведь я не встретила ни кого, с кем могла бы поговорить, а сама себе я уже наскучила…”, - девочка захлопала в ладоши, и розы рассыпались, словно дурные вести, а потом выложила из гладких камешков два круга, - “Пусть будут жить рядом, камни не хуже цветов, вот как легко доказать, что своими руками можно сделать лучше чем то, что создано природой”.
Лучики солнца ветвились золотистыми нитками, и от их ласковых прикосновений клонило в сон. Девочка никогда не спала, и охотно предалась приятному ощущению расслабленности и умиротворения, окутавшему её в свои тонкие сети, так что вскоре она начала видеть сны. Ей снились города, каменные коробки, возвышающиеся над зелёными верхушками деревьев, которые никак не хотели уступать своё место безжизненному порождению человека. Ей снился хмельной полёт орла, чьи громадные крылья закрывали солнце, и его падение на скалы. И снился лес, который превращался в камень, и хищные тени в этом лесу, и старый медведь, который когда-то правил в этом лесу, а теперь боялся обезьяны, размахивающей какой-то бумажкой. Эти диковинные места, животные, вещи, обретали смысл, и словно мозаика, превращались в цельные картины, и по пробуждении девочка знала, что теперь её память расписана изображениями, давно канувшими в лета, и что бы сохранить их, она заперла воспоминания о сне на замок, и больше никогда его не открывала. А проснулась она от дуновения ветерка.
 
Третье слово: душа.

Ветер облетел вокруг девочки и коснулся её щёк, оставив на них румянец из медных песчинок. Он прошёлся по её ресницам, а потом погрузился в густые волосы, а когда девочка открыла глаза, то, растрепав, подбросил их в воздух. Девочка улыбнулась, села на мелкую гальку и пригладила волосы рукой. Поздоровавшись кивком головы с чем-то или кем-то ещё непонятным и к тому же невидимым,  но от этого ещё более интересным, она сняла бубенчик со своего платьица и протянуло его ветру.
-“Откуда ты девочка? Как твоё имя?”, - спросил ветер.
-“Я прошлась по всем тропинкам своей памяти и заглянула в каждый её уголок, но нигде не нашла своего имени, лишь чужие, наверное у меня его нет, а забрать чужое я не могу. А проснулась я на ветвях огромного дерева, я проснулась от той тишины, которая рушит самые крепкие стены и не знала ни прошлого, ни настоящего, но прошлое увязалось за мной, и теперь, я знаю больше о том, что было с ушедшим миром, чем о себе. Когда я спустилась вниз, то вырезала острым камнем на дереве «Ясень», и оно рассыпалось в труху. А как зовут тебя, и где ты скрываешься?”
-“Наверное, мы с тобой тёзки, но своё имя я могу получить когда захочу, я возьму его у одного из старых ветров, когда он окончит своё существование. Я ветер, и мне не понять прошлого, наши судьбы сотканы из разных ниток, а значит, ты не можешь меня видеть.  Но я скажу вот что, сейчас прекрасное время для прогулки, и я предлагаю тебе выбрать дорогу, в конце которой мы сможем решить, чем мы являемся, и чем никогда не будем, а также, куда завернёт наша судьба.”
-“Тогда мы пойдём по этому дну, некогда бурного моря, мы поёдём на то, что раньше было прекрасным островом, который был для каждого свой, и лишь один человек слишком тяготел к дому, чтобы остаться на нём.”
И девочка пошла вперёд, а за ней, словно воспоминания, летел ветер, нарушая тишину своим свистом. Они разговаривали, слова связывали их крепче верёвок,  и даже улыбка стала постоянным обитателем на лице девочки, которая рассказывала о людях, и о том, что зовётся чувствами, а ветер рассказывал ей о различных чудесах, и о том, что он услышал от старых ветров. Иногда они видели песчаные бури, когда время, превратившееся в песок, смешивало прошлое с настоящим. Проходя мимо скалы, белой как седина,  девочка спросила о том, кто вырисовывает на узор на камне, способный поспорить в красоте с тем, что вырисовывает солнце.
-“Там, у скалы?”, - переспросил ветер, - “Если присмотреться, то можно увидеть, как из песчинок составляются длинные слова: имена, названия рек, озёр... какие-то числа и целые истории. Это старые ветры никак не могут смириться со своей потерей, а потеряли они многое, они потеряли своё свой мир, свою память, они потеряли себя. Эти ветра собирают осколки своей памяти, и превращают их в буквы, буквы в слова, которые они записывают на земле и на камнях, а потом стирают их в порыве бешенства и пишут снова и снова.”
- “А эти ветра когда-нибудь успокоятся?”
- “Когда больше ничего не будет связывать их с этим миром, они исчезнут, но успокоятся ли? Не знаю… ветра не могут умереть, а что будет с ними после,  не знаю… У нас двоих так и осталась нераскрытая тайна, которая слишком тяжела, что бы мы шли дальше с нею. Расскажи мне о душе, а я расскажу тебе о том, куда она стремится.”
-“Я мало знаю о своей душе, но когда сильный ветер обхватил меня со спины, я видела её перед собой, она дрожала на ветру, а когда я лизнула её, то почувствовала соль, наверное, от пролитых слёз… только вот я никогда не плакала. А куда она стремится?”
-“Видишь, на небе осталось всего одна звезда, , хотя раньше ими было усеяно всё небо. Это твоя звезда;  один из ветров шептал «Геспер», когда взлетал к этой звезде.”
-“Ты даришь её мне?”
-“Нет, у каждого человека есть звезда, когда ты отправишься на небо, она упадёт, так написал кто-то и теперь это витает в воздухе вместе с запахом палёных спичек.”
-“Я очень хочу попасть на небо. Ты можешь туда меня туда доставить?”
-“Я могу доставить лишь твою душу, но тогда она навсегда отделится от тела, последняя звезда упадёт с неба. Ты умрёшь.”
-“Тогда я хочу умереть.”
-“Ты готова пожертвовать собой ради новой жизни?”
-“Ради чего? Я не знаю, что такое жертва, и не знала, что такое смерть, до нашей с тобой встречи, я отдаю свою душу из-за того, что не могу сделать ничего другого,  и потому, что звёзда светит ярче, чем выжженная земля. Меня ничего не связывает с этой землёй, а прощание для меня более пустое, чем твоё тело. Прощай…”
И ветер закружил вокруг девочки, подымаясь всё выше и выше, всё быстрее и быстрее, пока стена песка и пыли не скрыла её. И что-то вырвалось от туда, и ветер понёс это вверх, к самому небу, оставив земле лишь камни и бездыханное тело. И ветер стал дыханием.
 
Эпилог, или первая ночь
Где-то в вышине светило яркое солнце, золотые лучи которого ласкали седые кудри облаков, что связали себя с зёмлей мириадами прозрачных ниточек, от которых большие листья деревьев мерно покачивались, время от времени низвергая потоп на крохотных обитателей нор и насекомых. Это был первый дождь, и это было видно по тому, как неуверенно он шагал по земле, обходя стороной целые поляны и леса, которые, впрочем, тоже едва освоились. То тут, то там зарождались бурные реки, стремительно проносящиеся по оврагами и трещинам в камнях и также быстро увядающие; когда дождь прекратился, на земле уже появилось море, оно было настолько огромным, что проглотило часть мира, и наевшись, стало буйным, так что немногие из тех, кто ходил или ползал по земле решались подойти к нему. Мир обретал жизнь.
Где-то в тенистом укрытии, тайны которого были надёжно сокрыты от любопытных лучей солнца, блестело две пары глаз готовых вместить в себя весь мир. Их обладатели познавали чувство страха, частично опьяненные, частично подавленные этим чувством они не могли пошевелиться, а различные птички весело щебетали им хвалебные песни. Потом солнце стало медленно падать, обрекая мир на хаос, пока от светила не откололся кусочек, который был поднят на небо некой невидимой силой. Как отражения глаз, на небе мерцали две звезды, мир окунался в свою первую ночь.