Шестой эпизод

…И с того самого дня по нашему микрорайону я хожу безразличием не обиженная. Так и чувствую взгляды спиной и цоканье языками будто слышу, и реплики всякие. Ну, а мне-то что, я по сторонам не зыркаю, иду себе и иду.
Народ, он, в основном, сдержанный, и только пацанва сопливая нет да и крикнет:
– Вон она – Аглая! Та самая! Гер-роиня!
Аглая – это я, папа с мамой удружили с имечком. Но ничего, привыкла, тридцать пять лет уже Аглая, иногда даже нравится. Я в летнем кафе за прилавком. Ну, и принеси-подай тоже. Нас там двое всего, посменно, у хозяина. Кафе – «Квартет» называется. Они вчетвером начинали компаньонами. Потом одного застрелили, двое за границу смотались, а хозяин – продуманный самый – остался. Как и что – не моё дело. А как подопьёт, всё кричит: переименую кафе, «Аглаей» назову. Шутка у него такая. Вот, значит…
Ага, ну и «гер-роиня» – это тоже я, чего уж там… Так получилось. А разобраться, так и не знаю, как бы кто на моём месте…
История, в общем, жуткая вышла. Стали у нас в микрорайоне женщин насиловать. В лифте. Слух быстро разошёлся, а потом и газетка наша статейку тиснула: будьте, мол, бдительны, объявился маньяк сексуальный. Пять эпизодов, пишут, было, не станьте, пишут, шестым. С незнакомыми в лифт не садитесь, ну и так далее.
А женщины эти потерпевшие живы все, слава Богу, но рассказать толком ничего не могут. Среднего роста, то ли бритый, говорят, то ли просто лысый, глаза прячет. Никакой, одним словом. Сядет с женщиной в лифт, потом нажмёт на кнопку «стоп» и давай домогаться. Или на последний этаж вывезет, а там, кричи не кричи, по нынешним временам никто из квартиры и носа не высунет. И куда ты смотришь, Господи!
И всё это у меня как-то из головы не шло. Ведь придумали ж назвать – сексуальный маньяк. Какой же тут секс, если сгребли тебя как курицу, и попробуй сумей сказать «нет», если без презерватива. Никаким сексом тут и не пахнет, одно издевательство сплошное. Он же, домогатель этот, о себе только и думает! Ему получить своё и скорее бежать. Бр-р… Свинство!
Хотя если разобраться, – маньяков таких по лифтам раз-два и обчёлся, а сколько их по спальням залегает! Вагон и маленькая тележка! Уж я-то знаю, о чём говорю.
Ага, и до того я себе это вбила в голову, что только подхожу к лифту, как тут же – щёлк! – «не станьте шестым эпизодом!» Так, наверное, беду и накликала.
Домой я тогда шла как обычно. Сдала кафе под охрану и пошла потихоньку. Двенадцатый час был, но в городе ещё народ гуляет, дискотека где-то ухает. А вошла во двор – ни души и темень кромешная. Окна только кое у кого светятся.
И вот, вижу, на крыльце моём стоит кто-то. В подъезде-то свет горит, и силуэт на фоне хорошо виден. Да ладно, думаю, может, из соседей кто покурить вышел.
Прохожу я мимо, смотрю – нет, незнакомый. И мало того, я к лифту, а он за мной следом. У меня внутри всё  так и оборвалось – вот тебе, думаю, и он, эпизод!
Покашляла я, значит, чтоб консьержка внимание обратила, а та по нулям в своей будке, в сканворд уставилась и только губами шевелит от умственного перенапряжения. А этот – и впрямь, как писали – взгляд прячет, ящики почтовые как бы разглядывает…
Я вообще по жизни трусиха страшная, только виду подавать не люблю. Я давно для себя решила – чему быть, того не миновать. Судьба всё равно догонит, но раньше времени умирать не надо. А иначе как ходить с работы домой по тёмным улицам? Как иначе жить вообще?
Картинка, короче. Я стою – леди железная; бабка глазами сканворд дырявит, интеллектуалка хренова; а маньяк этот ящики почтовые изучает. Интересные у нас почтовые ящики, ага…
Тут и лифт приехал. Я в кабину – маньяк за мной.
– Вам какой этаж? – спрашивает, и голос треснутый какой-то.
– Восьмой, – говорю, потому что мне и нужен восьмой.
Он жмёт кнопку, и проклятая техника не оставляет мне шансов. Лифт едет, а маньяк тут же и говорит:
– Запах от вас… м-м-м… обворожительный!
Запах, ага! Обворожительный, ага! Это после того, как я день напролёт ящики с пивом таскала! Подлец! Тут-то я взгляд его и поймала. Не взгляд – масло сплошное. И сам он уже в этом масле весь, и на меня уже капает. Всё, думаю, Аглая, сейчас ты узнаешь, что такое эти самые домогательства. По полной программе узнаешь…
А я по натуре – говорила, да? – трусиха ужасная. Благоверный мой, помню, повадился, было, с молодости: является домой чуть теплее говна и с порога – бабах мне в глаз! Вроде как для профилактики. Слава Богу, не Геракл какой он у меня, но всё равно… Было – и рыдала, и к маме сбегала, и крем тональный на синяки изводила килограммами, – от людей стыдно! Потом как-то приходит он совсем никакой, махнул своей клешнёй и – мимо, а я хватаю табуретку да как звездану по башке его бестолковой, так он и съехал у стенки. Вот тут-то и наметился переломный момент в боях местного значения. Бывало, пока он размахнётся, я два-три раза успеваю ему по сусалу съездить. Теперь мне уже крема поменьше требуется, теперь уже он в очках солнцезащитных щеголяет в феврале-месяце… Но это раньше. В последние годы он совсем притих, ему не то что драться, ему ботинки лень снять, прежде чем на диван плюхнуться. Да он с дивана и не встаёт почти – полнейшее у них единение. Зато у меня – опыт! Я теперь в нашем «Квартете» в любую драку без страха лезу. В основном, правда, разнимаю мужиков, пока менты не заявились, но приходилось и прикладываться. Пацаны наши местные насмотрелись «Бригады» и прочей херни, теперь у них всё разборки на уме. Какой-нибудь Колёк или Витёк нажрётся, морду об асфальт обдерёт, а своим для понта – в «Квартете», мол, на меня наехали. Дружки ко мне – была драка? Какая драка, ребята, говорю, если я в ней не участвовала? Ага…
Короче не стала я домогательств его дожидаться. Я к нему левым бочком слегка повернулась, да левой же рукой – вот этим местом, предплечьем, ага – по горлу ему. И прямо к стенке лифта и прижала. А правой… о Господи, не знаю, как и получилось!.. правой так и впилась ему между ног, в место это самое его, домогательское. Да сжала кулак так, что аж костяшки хрустнули…
Тут у него, действительно, взгляд пропал напрочь. Засипел он как-то и в коленках ослаб – проседать начал. Тогда я левую руку с шеи его сняла и до кнопок дотянулась. Сначала на «стоп», потом на первую.
А уж правую держу, не разжимаю. Так из лифта его и вывела.
– Степановна, – консьержке кричу, – вызывай милицию, маньяка поймала!
Сколько там прошло, и сейчас сказать не могу – будто в транс угодила. Но маньяка, уже и хрипеть переставшего, удержала. Хотя милиция, кажется, быстро приехала. Две машины высыпало, с автоматами. Первым ко мне – я в званиях не понимаю, пусть будет капитан – капитан кинулся.
А я кричу:
– Вот он! – кричу. – Забирайте вашего эпизода!
А саму трясёт всю, и пальцы-то разжать не могу. Стресс!
Я такое когда-то в кино видела. Как гранату отбирали у бойца обосравшегося – по одному пальцу разжимать пришлось.
В общем, так он на руки милиции родной нашей и рухнул. Не приходя в сознание.
А консьержка с крыльца:
– Ну, всего ждать была готова, – говорит, – но чтоб Аглая его…
– Спасибо вам, гражданка Баглаева, за бдительность! – говорит капитан.
Потом автомат за спину забросил и даже засмущался как-то.
– Только мы, – говорит, – два часа назад настоящего маньяка задержали. С помощью сотрудницы нашей, специально обученной. Та, правда, чуть по-другому действовала, но в целом… Он у нас уже показания сейчас даёт. По всем пяти случаям. Конспектировать не успеваем…
У меня как-то и оборвалось всё.
– Да вы не расстраивайтесь так, – это капитан меня утешает. – Может, тот и не один орудовал. Мы этого сейчас заберём, тоже проверим.
– Не надо, – говорю, – не проверяйте. Ошиблась я, не он это.
– А вы почём знаете? – спрашивает.
– Да уж знаю…
Ой, дура я, дура! У меня ж ещё тогда, в лифте, мелькнуло… как бы это… подозрение. Только я в запарке значения не придала как-то. Ох, как бы это объяснить, чтоб понятно?.. Короче, когда я в него мёртвой хваткой вцепилась, в руке у меня… ну, как лучше сказать… пустовато оказалось. И ведь мелькнула мыслишка: куда ему с таким добром, с инструментом таким смехотворным да ещё лезть домогаться – а дальше я уже плохо что и соображала. Дура, короче. Ага…
А у мужика того друг в нашем подъезде живёт и как раз в запой угодил. Позвонил этому – давай, мол, дуй ко мне срочно. А тут я как назло…
И живёт ведь через два дома. Я и жену его – потом выяснилось – знаю. Ну, как знаю? По хлебному там, по молочному. Здоровались даже.
Теперь она, правда, здороваться перестала. С чего бы это? – думаю…