Матрена Татьяна Кликушина

После смерти старого кота Василия, прожившего около двенадцати лет в нашем доме, кошки у меня не приживались. Знакомые, зная мою привязанность к этим животным, несколько раз приносили мне то породистого кота, то красивую беспородную кошечку. Дня через два- три нам приходилось расставаться. Они просто удирали от меня к своим прежним хозяевам.
Я решила взять маленького котеночка и вырастить себе настоящего друга. Хлопоты с Василием, когда он был беспомощным и нуждался в моей опеке, как-то забылись и стерлись из памяти.
Моя давняя приятельница Татьяна Анатольевна сообщила мне, что у её молочницы кошка родила котят. Оставили одного, и согласны отдать в хорошие руки.
Через три недели мы с ней отправились забирать Дымку. Так назвал ее Сергей Петрович, хозяин кошки.
Каково же было мое удивление, когда навстречу мне из-за русской печки выбежал абсолютно черный длинноногий котенок. Какой смешной! Он еле - еле держался на ногах, переваливался из стороны в сторону, при быстром беге его даже заносило. Абсолютно круглая голова похожа на шар, из которого торчали маленькие треугольные ушки. Глаза же были просто темные, неопределенного цвета.
Сергей Петрович рассказал, что с Дымкой случились странные метаморфозы: из серой она стала абсолютно черной. Теперь старое имя ей не подходит.
-Выберете сами,- сказал он.- Теперь вы хозяйка.
Я взяла котенка на руки. Он не запищал, не поджал хвост к животу, как это делают другие, если их берет незнакомый человек и держит на вытянутых руках.
-Вот ты какой!- Я прижала его к себе. Котенок забавно ткнулся мне в шею, словно, принял ее за материнский живот, поискал источник пропитания. Не найдя ничего подходящего, положил передние лапы на плечо и издал какие-то неизвестные природе звуки. Мурлыкать он еще не умел.
Назад так и ехал, прячась от холодного ветра под моей курткой. Как же назвать тебя, котенька? Эх, ты, котя- мотя. Так и назову - Мотя. Матрена. Имя мне понравилось. Я приоткрыла куртку и позвала:„ Мотя!” Мотя открыла глаза и сладко зевнула.
Дома Матрена проявила поразительную сообразительность для трехнедельной кошки. Она обошла все комнаты, обнюхала диван, кресла, обувь в прихожей и, не найдя ничего интересного, отправилась на кухню.
Я налила ей молока в блюдечко. Лакала она еще плохо, постоянно промахивалась и на полу появилась белая лужа.
Начинался декабрь. В спальне было холодно, и я решила взять Мотьку к себе в кровать, хотя это и не рекомендуется. Она прижалась к моему боку, положила свою головенку мне на руку и уснула, лежа на боку и вытянув вдоль туловища передние и задние лапы. Такого видеть мне еще не приходилось.
Я думала, что придется провести несколько бессонных ночей, когда Мотька будет искать мать, звать ее и надрывно мяукать. Ничего подобного. Мы спокойно заснули.
Проснулась я часов в пять от странного ощущения, что под одеялом завелись мыши. Откуда? Да это же Мотька! Мне стало интересно, что она делает? Я притворилась спящей. И тут же из-под моей левой руки начал выбираться пушистый зверек. Мотька обогнула мою голову и снова скрылась под одеялом, только с другой стороны. Когда проказница пробиралась вдоль тела, было очень щекотно, тем более, что у пяток она останавливалась и щекотала их своими маленькими, но остренькими усиками. Я держалась изо всех сил. Выдержала только три круга ее необычной утренней зарядки.
К лету из взъерошенного котенка Мотька превратилась в элегантную кошечку. Мордочка у нее вытянулась, ушки заострились, из них торчал аккуратненький белесый пушок, который придавал ей особый шик. Но больше всех изменились глаза. Из крошечных и мутных овальчиков они превратились в две красивые зеленоватые сферы.. Мне доставляло огромное удовольствие их рассматривать. Если Матрена смотрела в сторону, то были видны прозрачные шарики, застывшие, неживые, похожие на хрусталь, на самом же дне виднелись россыпи малахитовых осколочков. Продолговатое тельце покрылось блестящей черной шерсткой умеренной длины, а хвост стал таким пушистым, что когда Мотька поднимала его кверху, волосики распадались, и он походил на густую сосновую ветку. Довершали портрет красавицы несколько белых волосиков, бантиком расходившихся в разные стороны под самой ее шейкой.
С каждым разом я убеждалась, что у меня необыкновенная кошка. Мой сын Вадим, студент, взрослый молодой человек, после недолгих занятий с Мотькой, научил ее цирковому трюку: вытягивал вперед руку, громко щелкал пальцами, а та, подпрыгнув и перевернувшись в воздухе, прицеплялась, как обезьяна, к его руке. Только хвост висел, как обломанная ветка.
Стоило ему произнести слово: «Дача!», как кошка одним прыжком оказывалась у него на шее. Так и путешествовала, сидя спокойно и не пугаясь ни шума машин, ни грохота проходящего поезда.
На даче Матрена гонялась за бабочками, смешно хлопая передними лапами, всегда промахивалась, вероятно, это занятие доставляло ей огромное удовольствие. За ними она могла охотиться целыми часами.
Если случалось ей поймать ящерицу, лягушонка или крошечную землеройку, обязательно приносила мне показать, а может и поделиться добычей. Я всегда ее хвалила, а от угощения отказывалась.
Но самым любимым занятием Матрены было сидеть на письменном столе под абажуром настольной лампы, греться в холодную погоду и наблюдать, как я пишу бесконечные планы и проверяю школьные тетрадки. Она никак не могла сообразить, что это за извилистая ниточка выползает из шариковой ручки, пыталась подцепить ее коготком, ухватить зубами. Когда это бестолковое занятие ей надоедало, она обиженно забиралась на свое место, клала вытянутую мордочку на лапы и притворялась спящей. Проказница! Я же видела, что время от времени Матрена приоткрывала то один глаз, то другой, следя за ситуацией и боясь пропустить что- то интересное.
Если на краю стола лежали вчерашние газеты, кошка долго их нюхала, а потом, сев на задние лапы, передней левой отрывала от края кусочек, подносила ко рту, зубами отцепляла от длинных когтей и плевала его со стола вниз. Уморительно заглядывала за край и с интересом смотрела, как обрывок плавно летит вниз. Такое она могла выделывать бессчетное количество раз, пока от газеты не оставались одни лохмотья.
-Перестань мусорить!- ругала я кошку. На ее мордочке отражалось явное неудовольствие.
Никогда не думала, что у кошек так развита мимика, а глазами они могут выразить и раздражение, и свое хорошее настроение и плохое.
Любовь у нас была взаимной. Я привязалась к Мотьке, а она бегала за мной, как собачонка, из одной комнаты в другую. Со слов моих домочадцев, Матрена даже чувствовала мое приближение к дому. Стоило мне только подойти к подъезду и открыть дверь, как она стрелой летела в прихожую и ждала меня там. Войдя, я обязательно брала ее на руки, гладила, ласкала. Кошка сначала выгибала хвост трубой, жалась ко мне, начинала ласково мурлыкать.
Но и она прожила у меня недолго. Около трех лет. Ушла, я думаю из-за ревности. В доме появилось крошечное существо, которое громко кричало. Родилась внучка, но так как ее маму не отпустили из больницы, то с пятидневным ребенком пришлось заниматься мне.
Я бегала из спальни в кухню, из кухни в ванную, то подогревая смеси, то стирая пеленки, то укладывая Аленку спать. Так продолжалось все двадцать четыре часа.
Моя Матрена для наблюдательного поста выбрала прихожую, ведущую из кухни в спальню. Сначала она просто наблюдала. Затем, когда я проходила мимо, небольно, не выпуская когтей, хватала меня за ногу. Я гладила ее по спине, но кошка от этого уже не получала никакого удовольствия, только раздраженно мяукала.
- Подожди, Мотенька!- уговаривала я. Кошка обиженно отходила. Она ревновала меня самым настоящим образом к Аленке и не понимала, как это я могу любить еще кого- то другого.
Выдалась свободная минутка:
-Пойдем, Мотенька, погуляем! Я взяла кошку за пазуху и отправилась с ней на улицу. Она отчаянно сопротивлялась, старалась вылезти между пуговицами куртки. Глаза ее яростно поблескивали. Уши прижались тканью. Не кошка, а чистый заяц, только ушей не видно. Наконец ей удалось с силой просунуться между пуговицами, одна с треском полетела на только что выпавший снег. С чудовищной силой кошка оттолкнулась от моей груди, сделала невероятный прыжок, так что ее задние лапы оказались занесенными над головой. Проваливаясь в пушистом снегу, она удирала от меня, как от врага. Попытка догнать ее оказалась напрасной.
Сейчас у нас живет почти такая же кошка. Тоже черная, только белых волосиков под шейкой, как у прежней Матрены нет. Мы ее зовем Матрена Вторая.
У нее независимый характер, другие повадки. Это совсем другая кошка, и мы любим ее с Аленкой вместе.