Ни слова про любовь жизнь собачья Евгений Гридько

Этот пес бежал по нагретому солнцем асфальту большого города. Он был родственником волка – эта вислоухая и очень худая собака, почти щенок. Сотни тысяч лет назад люди приручили его предков – зачем? Чтобы он бегал в джунглях большого города.
…По всему было видно, что у щенка уже есть кой-какие наблюдения, и он вообще был бы не последним учащимся в школе жизни…если бы не его наивность. Так ребенок сует пальцы в розетку, надеясь, что засветится, как лампочка.
Я вышел из метро…зачем об этом говорить? Итак, человек шел по нагретому солнцем асфальту. Щенок стоял у двери какого-то дешевого бара. И тут человек заметил его, а он – меня.
Я же говорил – он был бы не последним учеником. Вероятно, видя, как гуляют большие собаки с хозяевами, худющая псина увязалась за мной. Нет, не увязалась – вы бы видели, как он старался подражать этим, большим собакам. Я почему-то представлял себе ротвейлеров – вот они – невозмутимые, со складками на холке, с внимательным взглядом. И только навыков недоставало маленькому чужестранцу – временами он ступал слишком близко, и мне приходилось задерживать свой шаг, чтобы не зацепить пса. И уж очень суетился – бедный, бедный.
Сначала мне показалось, что он хочет пить – но на пути встретился человек, который поливал асфальт водой из шланга. Пес же – ноль внимания. А я так надеялся, что он не со мной.
Позже, когда коварно и быстро захлопнулась железная дверь, собака на мгновенье остолбенела. Но появился человек, который пропустил щенка внутрь подъезда. И, поскольку он направлялся в тот же офис, что и я – «Куда ты?»-- спросил он у собаки.
Куда я? Да туда же. Зарабатывать деньги своим попсовым постмодернизмом; хотелось бы, по привычке, услышать здесь композицию «Вечная молодость», но вот вам – високосный год…
Когда я вышел наружу, щенка кормили просроченными сосисками. Один говорил другому примерно следующее «--Смотри, а собака ест». И я был рад. Тому, что щенку предоставили хоть какой – то уют. Что, возможно, собака даже пропишется в этом дворе. И, конечно, он не пошел за мной.
Я – жестокий человек. Я выбираю (собак, друзей) по принципу целесообразности. Было бы несложно (и одновременно – ох как сложно) накормить пришельца. Теоретически, мог взять его домой… Но нужен ли он мне? И, главное – нужен ли я ему? Вот и треснула, по швам, вся моя целесообразность… Но щенку, щенку толку-то!?
Она лежала на проезжей части. Вероятно, сука. Возможно, даже зараза. Перед смертью, вероятно, она блевала – лужа пенистой массы растеклась у ее морды. Эта пена напомнила мне пену в бутылке с пивом. Бутылке, которую я держал в руке.
А рядом, рядом на газоне лежали другие, живые псы, но течка уже закончилась, и псы свернулись, подобрав хвосты… Неправда, что у собак нет зачатков субординации – возможно, эта псина доказывала свою храбрость, или как это там у них называется, бросаясь на железных коней – но все закончилось нелепо, или – как это там – страшно… И вот лежит сука, в ожидании, пока по ней проедутся шипящие колеса.
…Вечером так романтично светятся окна.
Тот, кто написал все это, семи лет отроду препарировал кузнечика. И даже то, что плачущая безымянно-хрестоматийная первоклашка доехала домой на метро по билету, который дал ей вышеупомянутый …, не извиняет его. И даже то, что больше у него ни денег, ни билетов не было.
(июль 2003)