Где твоё начало. ч. 1, гл. 4

Глава четвертая
Теперь Владимир уже достаточно хорошо знал институт, коллектив, в котором работал. Каза-лось, для того, чтоб получить все эти сведения, достаточно было внимательно оглядеть вывешенные на стенах коридоров стенды, газеты различных подразделений, слайды, фотомонтажи всяких общест-венных организаций. Здесь подтвержденные дипломами и грамотами достижения разных лет, планы и обязательства, передовики производства и гражданской обороны, изобретатели и рационализаторы, спортсмены и доноры, ветераны и дети сотрудников. Всесторонне освещал жизнь учреждения проф-союзный, партийный и комсомольский орган — стенгазета "ВПЕРЕД", одна из блеклых копий кото-рой висела у входа в лабораторию. Наклеенные на ватман фотографии иллюстрировали увлекатель-ные путешествия времени прошедших летних отпусков; были там и покорители снежных вершин Памира, и навьюченные рюкзаками туристы, прошедшие по берегу далекого даже отсюда Тихого океана, и отчаянные слаломисты на порожистых реках Алтая, и лихие мотоциклисты, по бездорожью добравшиеся в Якутию. Создавалось впечатление, что здесь собрался народ молодой духом и задор-ный, или, во всяком случае, не растерявший этих качеств со студенческих лет.
— В новую столовую пойдём? — спросил, предлагая, Симаков перед обедом. — Я вчера уже был. Ничего заведение отгрохали!
До настоящего времени столовая размещалась в плохо приспособленном помещении в здании института. Хорошего в том было мало — теснота и длинные очереди, грязь, запахи в коридорах. Со-трудники по возможности избегали её; кто искал другие заведения общепита в окрестностях, кто пи-тался принесенными из дому бутербродами с чаем. Не было такого профсоюзного собрания, чтоб не помянули недобрым словом свою вот такую столовую и не записали решения, обязующего админист-рацию и профсоюзный комитет немедленно решить эту проблему.
— Почти без задержки всех пропускает! — добавил Сергей, пока намерившиеся составить ему компанию сотрудники собирались. — Вот увидите!
— Ежели ещё и вкусно кормят, то непременно надо сходить! — присоединился и Шошин.
Чтоб попасть в новую столовую, нужно было одеться и пересечь всю территорию, принадле-жащую институту. Поток сотрудников в сходящемся направлении безошибочно указывал место её расположения - двухэтажное светлое здание с аккуратными дорожками вокруг, отделанный шлифо-ванным камнем вестибюль, с живописным панно и фонтанчиком.
— Похоже, здорово допекли нашу администрацию, коль такое соорудили! — заметил Лев Бо-рисович. — И это при нашей бедности? Гм!
— Строить надо с перспективой, — высказал свое мнение Симаков. — Как Петр Первый.
— Утопист Томас Мор мыслил столовые будущего как дворцы, — вставил свою оценку и Вла-димир, пока они раздевались внизу. – Вот и есть Дворец.
Поднялись в обеденный зал на втором этаже, где на просторе у нескольких линий раздач рас-сеялась и стала незаметной масса людей, шедших снизу. Они пропустили вперед Сергея, чтоб пока-зывал, потому что трудно было сразу сориентироваться, где и что, в какой очередности брать. Ком-плекты ложек, вилок и ножей висят на железных кольцах — брелках, подносы движутся как на кон-вейере, и все организовано в поток по индустриальному методу. Они быстро получили комплексный обед и расположились у окна за большим гладким столом.
— А вспомните, раньше сколько проблем с очередями было! — все ещё восторгался Симаков. — Дежурных ставили, чтоб порядок соблюдали, ругались и лезли вперед. И вдруг всё это разом ис-чезло!
— Бытие, как известно, определяет сознание, — прокомментировал Шошин, заканчивая есть салат. — Если бы ещё они готовили получше, чем в старой столовой, было бы совсем хорошо! Хотя бы в честь новоселья.
Помолчали, прожёвывая пищу. Делали они всё по привычке быстро, чтоб скорее освободить место другим, хотя здесь в этом не было никакой необходимости. Пища действительно была пресной и безвкусной. Владимир связал то с индустриализацией процесса приготовления блюд:
- Котлы какие огромные!
— Причина более простая! — не согласился Шошин. — Тащат хорошие продукты, подменяя их всякой пакостью.
— Так проходная ведь! — возразил Сергей. — Много не унесешь.
— Чудак–человек! — усмехнулся Лев Борисович. — Делиться, конечно, приходится. Вахтеры с них дань возьмут, а дальше неси, что хочешь, и сколько можешь.
Сказанное, по–видимому, соответствовало действительности, но сейчас говорить об этом было неприятно, как будто в праздник вспомнили о чем–то плохом. Снова замолчали.
— Пойду–ка я ещё чего–нибудь возьму, — поднялся Владимир и пошёл к раздаче. В последнее время он никак не мог досыта наесться, хотя проедал почти всю свою зарплату. Сто тридцать рублей в месяц — это совсем не много.
— Вредно быть штангистом, — сказал Симаков, когда он вернулся с котлетой. — Много есть надо!
— Ты что, штангу поднимаешь? — удивился Шошин. — Это же надорваться можно!
— Ничего вредного, полезно даже очень! — ответил Владимир. Он вспомнил великолепное своё настроение после тренировок; и сейчас чувствовались все мышцы, готовые собрать в тугой и сильный узел тело, придававшие ощущение необыкновенной легкости. Конечно, это бывает, когда только входишь в спортивную форму; потом приходят работа и усталость.
— Смотрел я по телевидению, как кто–то там знаменитый поднимал то ли сто, то ли двести киллограммов, — продолжал Лев Борисович. — Это же кошмар! По–моему, всё же вредно.
— Двести, наверное, — предположил Владимир. — Сто почти любой третьеразрядник подни-мет! Полгода тренировки — и пожалуйста, центнер вверху на вытянутых руках.
— А отчего же они такие коротышки? — не унимался Шошин.
— Кто "они"? Чемпионы? Потому что невысоким и плотным это лучше удается, они и доходят до высших результатов, — пояснил Владимир, опровергая распространенное заблуждение. — А тре-нируются всякие, в том числе и довольно высокие. И очень хорошо выглядят!
Они закончили обед.
— Ну, Сергей, выводи теперь нас отсюда! — Лев Борисович поднялся первым и пошутил: — Если в честь новоселья нам ничего больше не предложат.
;
— Нина?! — поразился Владимир, неожиданно встретив её у входа в общежитие, и насторо-жился: "Чего ещё ей от меня надо?"
Он смотрел строго на одетую в темный плащ молодую женщину и чью–то жену, и соображал — уйти или все же выслушать её. Он мог бы, чувствуя себя сейчас в роли берущего реванш за то, что тогда оказался лишним, снизойти до короткой беседы с ней, оставив за собой последнее слово... быть может, очень ранимое, однако не способен был на унижение чье–либо, тем более женщины. Ко всему, оказывается, не все ещё до конца выяснено в их отношениях, раз она пришла. Что же?
— Мы с мужем больше не живём! — опередила Нина его решение, заискивающе заглядывая в глаза.
Стоять перед общежитием и объясняться на виду у всех не годилось, и Владимир согласился отойти немного дальше по полутемной улице.
— Я давно ждала тебя, — сказала жалобным тоном Нина, как только они отошли. — Я люблю тебя! — вдруг добавила она и, прижавшись головой к его плечу, зашмыгала носом — кажется, запла-кала.
" Вот так ... сцена!" — оглядываясь, заключил он про себя, однако действия женщины, к кото-рой он, вопреки своему желанию, не был совершенно равнодушен, нашли неожиданный отклик. Вла-димир стал всячески её успокаивать, даже обнял одной рукой за плечо, но это был всего лишь жест дружеского сочувствия. Он заметил, что Нина как будто даже ростом стала ниже; видно, в последнее время ей пришлось нелегко.
" Что же делать? — размышлял Владимир с досадой на себя за то, что не может и, кажется, не хочет от неё отделаться, и сцена затягивается; уже редкие прохожие стали обращать на них внима-ние. — Интересно, чем у неё с мужем тогда закончилось? Казалось, что тогда они помирились".
От представления о том, с кем и как она провела всё прошедшее с того вечера время, его поко-робило. Он настойчиво отстранился от неё, и они молча прошли дальше по улице. Она ждала, а его что–то непонятное удерживало от решительного разрыва с ней. Хотя, если разобраться, никаких воз-вышенных чувств к ней он не испытывал; всё уже прошло и опасаться ему нечего.
— Почему у вас разлад? — спросил он почти безразлично через некоторое время их обоюдного молчания.
— Я его не люблю! — с готовностью ответила она.
— Зачем же замуж выходила?
Объясняться Нине было сложно. Приставал, настаивал, прохода буквально не давал со своим предложением. Она колебалась, но в какой–то момент согласилась. Потом уже было поздно. До по-следнего не верилось, что всё это окончательно и бесповоротно, и некому было остановить от совер-шения ошибки. Нина поведала о том, сколь тягостными были для неё первые дни супружеской жизни - такое ощущение, что навсегда ушла самая прекрасная пора. Бесилась немножко. А сегодня она объ-яснила мужу, что жить с ним больше не может. Потому что любит другого. Он поскандалил и ушёл уже навсегда. Теперь они точно разведутся, между ними всё кончено.
О чем ещё говорить? Они шли, молча ступая по сырому тротуару, сплошь усеянному липкими опавшими листьями. Осень, уже самая настоящая осень после быстро пролетевшего лета!
Владимир думал о том, что тот мужчина, который был ей мужем, получил по заслугам. Неза-чем быть столь навязчивым и настаивать на женитьбе. Верно заметил однажды Юрий, что в наше время жениться на особе, которая тебя не любит, равносильно самоубийству.
Впрочем, искренний рассказ Нины не только вызвал сочувствие, но и несколько возвысил её - ведь она нашла в себе силы обрести свободу.
Нина ждала, что же он скажет.
— Ты как домой добираться думаешь? — спросил он, посмотрев на свои часы. — Скоро уже двенадцать!
— Ты меня проводишь?
Поколебавшись, он согласился и они направились к трамвайной остановке.
В ту ночь Владимир остался у Нины.
;
Сообщение о предстоящем выезде на уборку картофеля вызвало в лаборатории оживление и дискуссию, хотя и было делом привычным. Как заметил Владимир, здесь часто с удовольствием и излишне продолжительно для рабочего времени обсуждали животрепещущие житейские проблемы, порой мешая работать. Окружающая среда и здоровье, автомобилизация и урбанизация, семья и вос-питание детей, сфера обслуживания и торговля, спекуляция и преступность, и так далее, чаще всего по следам телевизионной передачи или публикации. И вот теперь — о работе на колхозном поле.
Симаков предложил совместить выезд со спортивно–туристическим культурно–массовым ме-роприятием:
— Зачем трястись туда–сюда на автобусе, если можно остаться на природе с ночевкой? Костёр, палатки... Погода отменная! И места там красивые.
Владимир впервые выезжал за город в этих местах и по дороге с интересом смотрел в окно ав-тобуса. Кончился асфальт, и пошли ухабистые просёлочные дороги. Редкие небольшие деревеньки имели весьма невзрачный вид — потемневшие бревенчатые дома с подслеповатыми резными окнами, пустынные неровные улицы почти без деревьев. И опять голые, местами уже вспаханные поля среди перелесков, по которым петляла, раскачивая автобус, типичная сельская дорога. Остановились у об-ширного ровного участка поля, утыканного пересохшей картофельной ботвой. На краю его свалены в кучу грязные железные бадейки, в беспорядке громоздятся пустые дощатые контейнеры. По полю тарахтит и чадит гусеничный трактор с прицепом, ходят одетые в серое и бесцветное — от помятых кепок до кирзовых сапог — распорядители работ от колхоза.
— Вылезай, приехали!
Все живо покинули автобус. В убранстве, сочетающем туристическую и спортивную форму с обносками, превратившимися в полевую рабочую одежду, с сумками, пакетами и рюкзаками проек-тировщики выглядели неузнаваемо и живописно. Были, особенно среди девиц, и такие, кто и здесь не преминул щегольнуть яркими нарядами и крашеными лицами; на них недовольно косились, не без оснований подозревая, что в таком виде явиться сюда могут лишь никудышные работники.
Привезенные с собой вещи сложили в кучу на краю оголённой берёзовой рощицы. Пока руко-водители определяли фронт работы, пили, угощая друг друга, чай и кофе. Потом растянулись цепоч-кой поперёк рядов с лежащими на поверхности картофелем, присели на корточки и двинулись, под-бирая корнеплоды в бадейки, которые тащили за собой. От неудобной позы и с непривычки быстро затекали ноги, заныли спины. Трудно приходилось всем, особенно, может быть, пожилым сотрудни-кам. Но отставали не они, а лодыри, малоприметные в стенах института и раскрывшиеся здесь, но отнюдь того не стеснявшиеся. Час, другой... Один ряд рассеянного по земле картофеля сменялся точ-но таким новым и, казалось, конца им не будет. Кто–то рванулся вперед, чтоб быстрее разделаться со своей нормой, за ним потянулись другие.
— Куда вас понесло? — возмутились отставшие.
— А вы что, отдыхать сюда приехали? Это вам не языками молоть да бумаги ворошить!
— Ну, знаете!..
Всё — обед! Собрались в общем кругу, выкладывая в его центр съестные припасы. Немного оживились, а поев, завалились в жесткую жухлую траву отдыхать.
— Много ещё осталось?
— А что — не видно? Поле перед глазами!
— И это всё нам убирать?
— А кому же!
Приятно лежать, запрокинувшись, смотреть на чистое и по–осеннему бесцветное небо, где в выси проложил сносимую ветром размытую полосу–след реактивный самолет и, едва слышно и пе-чально курлыча, летел на юг журавлиный клин, навевая грусть по уходящему навсегда лету этого года.
— Ну что, интеллигенция, сдохли от физической работы? — съязвил Шошин, когда после от-дыха его коллеги стали очень неохотно подниматься со своих прилаженных мест. — А ведь была только разминка!
Сам Лев Борисович выглядел довольно бодро.
— Неч...чего хор...рохориться, — тяжелее обычного излагал свою мысль неповоротливый заика Рябушин, отряхивая с брюк траву. — С...сам тож...же еле–еле!
— Да у меня сад! А там ещё как трудиться приходится! — развел руками Шошин. — Так что мы люди привычные.
— Ты хоть бы раз показал свой сад! — заметил кто–то. — А то только и слышим.
— А это я посмотрю как вы работать сейчас будете, — отпарировал Лев Борисович. — Может, вам в саду и делать нечего.
Работать после перерыва действительно оказалось значительно труднее. Тяжело согнуться, ещё тяжелее разогнуться, распрямить спину, а если это сделаешь, то заставить себя вновь приняться за работу равносильно пытке. Темп заметно спал, но все же часа за три с дневной нормой управились. Устало пошагали к ожидавшим весь день автобусам, подобрали вещи и полезли побыстрее занимать сидячие места.
Лишь четверо — инициатор мероприятия Симаков и присоединившиеся к нему Шошин, Сим-чин и Валерий Бочарский, инженер лаборатории, — не торопились. Они оставались с ночевкой.
— Посторожим поле, — пошутил Бочарский, провожая отъезжающих. — Чтоб за вас его никто не убрал.
— А вы время зря не теряйте! — отвечали те. — К утру, может, и сами управитесь.
— Как бы их самих утром подбирать не пришлось! — ехидно заметил кто–то. — По сколько пузырей на нос набрали?
— А что, тоже останетесь?
Раскачиваясь, автобусы медленно отъехали, а оставшиеся подхватили рюкзаки и в неожиданно опустевшем пространстве отправились подыскивать подходящее для бивака место.
;
С некоторых пор Владимир почти всё время после работы проводил с Ниной в её простенькой и уютной квартире. Очень им там хорошо, и не было им ни до кого дела в уединении, как, наверное, и всем остальным до них. За исключением разве что соседей, а точнее, соседок, проявлявших несдер-жанное женское любопытство. Владимир имел ключ от квартиры, и когда он возился с капризным замком, не мог не заметить, что в этот момент за соседней дверью слышалось сдерживаемое сопение и кряхтение, как будто сквозь замочную скважину пытался пролезть наружу человек от старания рас-смотреть его.
Теперь он мог приходить к Нине в любое время. Когда она оказывалась дома раньше, то встре-чала его в коридоре, и они обнимались и целовались подолгу, прежде чем он снимал пальто и обувь. Если раньше приходил он, что случалось реже, то тоже встречал её у порога. Они подолгу смотрели в глаза друг другу и каждый удивлялся тому, что с ним сделал другой. Они почти все время целова-лись; как ни странно, но никогда ещё ни ему, ни ей не приходилось столь наслаждаться подобным занятием влюбленных. Они целовались и в кухне, и в комнате, иногда останавливали для этого друг друга по пути даже в самом неподходящем месте. Часами лежали на широкой тахте, ласкаясь и ни о чем больше не думая.
— Почему тебя зовут Владимир? — спрашивала она, нежно вороша его волосы.
— По–видимому, дань моде ретро.
— А зачем так далеко приехал? Так далеко!
— Гм! Видишь ли, мне все время хотелось стать положительным героем. А известно, что тако-вые обязательно куда–нибудь едут. Чем положительнее, тем дальше.
Нина посмеялась:
— Сейчас уже наоборот! Положительные герои остаются на месте вопреки всему, хотя их тянет сняться с якоря.
— Вот я теперь и стал на якорь. Так что снова положительный.
Несмотря на шутку, Нина вдруг задумалась. И через некоторое время сказала:
— А вдруг ты бы не приехал совсем? Что бы я тогда делала без тебя?
— Не знаю! Искала бы другого. Получше меня.
— Фу, какие глупости ты говоришь! — рассердилась она, не желая признавать такую возмож-ность.
Впрочем, они совсем мало разговаривали. И если кто–то из них говорил, то до другого вряд ли доходил в полной мере смысл сказанного; он или она больше следили за выражением глаз, движени-ем губ, и вместо ответа ещё горячее осыпал их поцелуями. Вот уж не думал Владимир, что может быть таким бездельником и в ничегонеделаньи проводить все вечера подряд! Иногда он даже с неко-торым ужасом замечал, что ему как будто больше и ничего не нужно. Неужели все интересы уступа-ют одному, столь сильному естественному стремлению, а всякие другие движения души рождаются от незанятости этих чувств? Невероятно, но факт, в котором стыдно признаваться даже самому себе.
Чтоб не казаться эдакими бездельниками, они пробовали было читать вместе, но из этого тоже ничего не получалось; одному не интересно глядеть только в книгу, другому досадно не видеть уст-ремленных на него любящих глаз. К тому же оказалось, что интересы в чтении у них совершенно разные. Нина хотела книги про любовь, он же полагал, что у них самих она в натуре и незачем ещё читать про других.
Да, случалось, что небольшие тени пробегали в их отношениях. Нина не могла, не хотела хоть на немного оставаться дома одна. Обычно размолвки вызывались тем, что Владимир стал иногда ходить в спортзал; не основательно как прежде, и скорее по привычке, чем по желанию - совсем бро-сить спорт не решался, хотя совершенно утратил интерес к тренировкам. Возвращаясь оттуда, он все-гда заставал её обиженной, грустной и молчаливой, и долго потом отогревал до прежнего теплого взгляда, ответного ласкового жеста.
— Ты же знаешь, что при современном темпе жизни без физических упражнений человека хватает лет на сорок, не больше! — оправдывался он. — Что будет с нами в сто лет, если уже сейчас мы не будем заниматься спортом?
— А я и не собираюсь жить до сорока лет! — вдруг заявила она.
— Это почему же? — чрезвычайно удивился её суждению Владимир.
— В таком возрасте жить не интересно!
— Странно ты рассуждаешь! Ведь есть такие интересы в жизни, для которых не имеет значения сколько тебе лет. Литература, искусство... Футбол можно с одинаковым интересом смотреть и в во-семнадцать лет, и в восемьдесят — лишь бы хорошо играли. Представляешь? "До конца матча остал-ся час с небольшим. Наши проигрывают, но не сдаются. Чувствуется усталость в начале сезона. Удар! Ещё удар! Мяч летит выше входных ворот стадиона"...
Нина рассмеялась. А потом сказала серьезно:
— Ерунда этот ваш футбол!
— Если нет никаких интересов, то и в двадцать лет жить тоскливо и скучно, — перешёл на серьезный лад Владимир. — Круг интересов каждого должен быть таким широким, чтоб ничто — ни возраст, ни болезни, ни потери или другие обстоятельства — не могли свести все к нулю.
— Почему "должны"? — всерьез возразила Нина. — Я этого не понимаю!
Спор приобретал затяжной философский характер. Но они не собирались продолжать его; они хотели обниматься и целоваться.
— Мне хорошо с тобой! — шептала она, прижимаясь к нему.
— И мне очень хорошо! — отвечал он, обнимая её.
;
Владимиру передали, что звонили и просили зайти в комитет комсомола.
В небольшой комнате комитета комсомола на первом этаже, тесно заставленной стеллажами с книгами, рулонами бумаг, его встретил невысокий и подвижный, гладко причесанный секретарь, круглые очки которого Владимир уже приметил на различных общественных мероприятиях. Человек этот встретил его дружественно, как старого знакомого, маленькой рукой пожал его руку, усадил и сам сел напротив. Так принимают человека, от которого что–то нужно. Что?
— Вот что, Владимир, — начал секретарь, без обиняков переходя на "ты". — Будем рекомен-довать тебя в состав нового комитета комсомола.
Симчин удивился — так сразу и в комитет? "Если бы знали о моих отношениях с Ниной, за-теяли бы персональное дело!" — подумал он, имея в виду возможность общественной оценки его близости с ещё неразведённой женщиной как аморальной. Поэтому он сдержанно поблагодарил за доверие и отказался, мотивируя незнанием людей и обстановки.
— А мы и не предлагаем лёгкое дело! — перестал улыбаться секретарь и нервно поправил оч-ки; до отчётно–выборного собрания осталось всего три дня, а комитет нового состава все ещё не по-добран, почти каждый отказывается от дополнительной ответственности, ссылаясь на всё что угодно.
— Начнёшь заниматься общественной работой и гораздо быстрее всех и всё узнаешь, — на-стаивал секретарь. — Не боги горшки обжигают! Опыт у тебя есть, знаем по анкете. Был ведь членом комитета? То–то!
— Да, но...
— Поможем! Считаем, что вполне справишься.
Секретарь действовал настойчиво, чувствовалось умение убеждать и заставлять работать. По-следнее даже понравилось Владимиру как проявление профессионализма.
— А чем предлагается мне в комитете заниматься? — осторожно поинтересовался он после не-которых размышлений.
— Вот это — совсем другой разговор! — даже вскочил и вновь заулыбался секретарь; вопрос, можно сказать, решён, и не придётся прибегать к помощи парткома или администрации как послед-ней инстанции для нажима. — Поручим тебе Совет молодых специалистов. Сам ты из их числа, про-блемы на себе чувствуешь. Так будем считать, что ты согласен?
— А кто предполагается секретарём?
— Будут рекомендовать меня!
— Что ж, если находите...
— Находим! — уверенно подтвердил секретарь. — Так что будем работать вместе. Проблем с молодежью масса, соберем хороших ребят в комитете и займемся ими всерьез! Кстати, на собрании есть желание выступить?
— Я же почти ничего не знаю о работе организации! — уже категорически возразил Владимир. — Мне не о чём говорить.
— Отчего же! Свежий взгляд... Ну, не буду настаивать! — согласился секретарь, вполне удов-летворенный тем, что удалось договориться по первому, основному вопросу.
Вернувшись в лабораторию, Владимир спросил Симакова:
— Какая фамилия у секретаря нашего комитета комсомола?
— Валков! Александр. А что?
— Да вот разговор у меня с ним был. Настырный малый!