Амур уходит и не прощается

За плечами первая сессия, быстро пролетели зимние каникулы, такие короткие!
Впереди второй семестр первого курса, новые предметы и новые преподаватели.
Начинается первый "отсев" неуспевающих и должников по учебным предметам.
Наша группа атомного отделения Ленинградского Энергетического техникума уже не будет такой количественной - пятеро студентов уже не дойдут до летней сессии. Они сами виноваты в том, что не очень упорно, а некоторые из них - даже совсем не старались грызть гранит науки.
Вроде бы все по справедливости, но немного жаль: среди этой пятерки оказался 17-летний Сережка Гаврилюк, мой друг.
Черноволосый юноша, с правильно сформированной фигурой мужского треугольника, в эти дни он боролся со своими эмоциями. Внешне держался равнодушно к тому, что будет скоро отчислен за неуспеваемость, но в душе очень сильно переживал.
Его переживание было заметно, когда он оставался один в своей комнате в общежитие на улице Шевченко, что находится на Васильевском острове. Его соседи разъезжались на выходные по родственникам, а у Сережки в Ленинграде никого не было: пара девчонок, с которыми он утешался в свободное от учебы время, жили тут же, в общежитие. Некому было выговориться, не с кем поделиться своими мыслями и своими бедами.
В эти дни Сережка обычно ставил чайник на электроплитку, брал в руки гитару и начинал бренчать на струнах незамысловатую мелодию, бормоча в полголоса слова, написанные им.
В один из таких субботних вечеров, тоже уставший от поездок к родственникам, я зашел к нему в гости, просто так, поболтать ни о чем.
- Я ухожу из техникума, - сказал беззаботным голосом Сергей Гаврилюк: - Так что мне теперь на все наплевать.
- А как же я теперь? - я понял, что окончательное решение неизбежно, что нашего заведующего нельзя переубедить, что теперь потерян еще один человек нашей группы.
- Не грусти, найдешь еще себе друга, - он ласково и грустно смотрел на меня.
Я не смог больше смотреть на него и медленно вышел из комнаты, направился к выходу. Когда я уходил, то услышал его слова:
- Мишка, знай: "Амур уходит и не прощается".
Я не понимал ровным счетом ничего о том, что могла значить эта фраза. И решил зайти попозже, чтобы он мне это объяснил. И вот я снова у него.
Мальчишка заметил шумящий чайник, ловким движением стянул с себя футболку и, обмотав ею руку, снял чайник с плитки.
Его загорелое смуглое тело было приятно для глаз: кожа плотно обхватывала мышцы груди и брюшного пресса; казалось, что она вот-вот лопнет, если ее хозяин начнет играть своими мускулами.
Заметив, что я жадно рассматриваю его тело, Сергей немного смутился и чуть-чуть покраснел; он снова натянул на себя футболку. Я перевел взгляд на его лицо.
- Хочешь чаю? - спросил он меня.
- Угу, - согласился я, думая совсем о другом.
Дымящаяся кружка с пакетиком чая была поставлена передо мной.
- Спасибо.
- Да не за что. Миш, можно тебя попросить об одном?
- Да.
- Останься сегодня со мной ночевать. Понимаешь, мне плохо, - он вдруг потерял свой беззаботный вид и стал похож на обиженного ребенка.
- А чего тебе плохо-то? - я пил горячий горький чай, поглощая хороший ломоть свежего батона с клубничным вареньем.
- Мне надо высказаться. Но некому, - Сергей затих. Он задумчиво посмотрел в окно: в темном парке тускло светили фонари, и снег большими хлопьями падал на торопящихся прохожих.
- Ладно, приду через час, мне еще надо купить чего-нибудь для завтрака.
Сережа протянул мне рубль:
- Купи мне тоже чего-нибудь, мне лень одеваться и выходить на улицу.
- Хорошо.
Я вышел из общежития. Хлопья пушистого снега сразу залепили мне глаза. Но, несмотря на это, на улице стояла изумительная погода.
Вернувшись из магазина, я еще с полчаса посидел на вахте вместе бабой Раей, слушая ее остроумия.
Баба Рая - вахтер, она всегда была в хорошем настроении. Матерясь безбожно на нас и коренных ленинградских мальчишек, пытающихся пробраться в женскую половину общежития, она могла часами выплескивать из себя остроумия, анекдоты и веселые истории из своей жизни.
Пятидесятилетняя женщина, потерявшая мужа, имеющая сына-инвалида, она не страдала замкнутостью. Занимая в день стипендии у студентов то "пятерочку", то три рубля, она отдавала деньги со своей зарплаты, никогда не забывая, у кого сколько брала.
- Ну что, ходил презервативы покупать? - встретила меня на своем посту баба Рая.
- Нет, взял к завтраку колбасы и хлеба.
- А ананасы не купил?
- Нет. Зачем?
- Ну, ты же, Мишка, у нас аристократом будешь, - она хихикнула: - Надо ананасы по утрам жрать.
- Да нет, не купил я.
- Ну, зайди, попи...дим немного о жизни нашей, - баба Рая открыла дверь своей каморки.
Я зашел на вахту, сел на старый скрипучий диван.
- Девушка, Вы, наверное, много кушаете? - крикнула она вслед девчонке, несущей связку туалетной бумаги.
- Почему? - обернулась та, очень удивленная таким вопросом: - Вовсе нет.
- Тогда Вы не просто девушка, а большая засранка! - подытожила баба Рая.
Посидев немного и поговорив с ней ни о чем, я собрался уходить:
- Пойду я чай пить.
- В субботу надо водку пить, а не чай, - и вот уже она кричит молодому мальчишке, пытающемуся пролезть сквозь решетку:
- Куда ты, е... мать, прешь? Яйца свои проколешь, кому потом нужен будешь? Ну, молодежь! Только встанет - готовы жопой на амбразуру сесть, лишь бы кончить... Чай пить будешь? - и она тяжело вздохнула: - Ну иди, Мишка, вместо х... шишка.
Я вышел из каптерки, а баба Рая уже учила другого молодого парня "уму-разуму":
- К Таньке пришел пое...? Так паспорт давай!
- Там в паспорте рубль... Мне до 23 часов надо.
- Рубля не вижу, - быстро вынимая купюру и пряча к себе в карман, говорила баба Рая: - Но чтобы после одиннадцати тебя в общаге не было. Шваброй с кровати подниму и выгоню, если не успеешь наладить свою дуру. Иди...
... Сережка что-то бренчал, когда я вошел в комнату и принес ему продукты для завтрака: кусок колбасы, пачку масла и немного бубликов.
- О, завтра будет роскошный завтрак!
- Аристократический. Так сказала баба Рая.
Мы немного посмеялись над ее новой выдумкой. Я поднялся к себе, чтобы снять с себя куртку и оставить продукты. В дверь постучали.
- Мишань, - это был Юра из соседней комнаты: - у тебя есть что пожрать?
- Только батон, - я хитрил, понимая, что могу остаться без завтрака.
- Батон и у нас есть. Ты давай чего-нибудь другого.
- Другого нет.
- А это что за банка? Варенье?
- Не знаю, это не мое, а Сереги, соседа по комнате.
- А Серега где?
- Уехал к сестре в Саблино. Будет только в понедельник утром, сразу в "терем" приедет.
"Теремом" студенты называли техникум, хотя само здание скорее напоминало монастырь с кучей лабиринтовых переходов.
- Когда приедет, скажи, что я взял варенье, - Юра наглым образом направился к выходу вместе с банкой.
- Положи на место. Без его разрешения я ничего не дам, - я вскочил со стула и ринулся за ним. Но Юрка уже скрылся за дверью своей комнаты.
- Я тебе верну банку, - нагло кричал он через дверь: - только уже без варенья!
Я не стал ломиться в закрытую дверь - это было бы бесполезно, а направился к Сережке.
- О, а я тебя заждался, - он указал рукой на тахту, приглашая присесть.
- Да так, Юрик варенье утащил у Краснова. Что я скажу ему в понедельник?
- Брось ты! Когда тебя нет, у него тоже таскают твои продукты. Причем ему говорят, что ты разрешил. И он их сам отдает, я свидетелем не раз был.
- Блин! То-то я не понимал, почему так быстро кончаются колбаса и масло, - слишком поздно догадался я. Сережка только улыбнулся.
- Я привык уже. Покупаю вечером пачку сигарет, а утром уже 2-3 штуки остается. Ладно, давай заваливаться, а то до утра будут на свет ходить - не рассказать всего.
- А что ты хочешь рассказать-то? - я разделся и лег.
- В принципе - ничего. Я даже и не знаю, - Сережка медлил стягивать с себя футболку. Он, видимо, помнил, как я смотрел на него в прошлый раз. В конце концов, он включил ночник, выключил освещение, стянул с себя спортивные штаны и футболку и нырнул под одеяло.
По моему телу побежали мурашки, когда я почувствовал тепло его тела, прикосновение его руки, которой он обнял меня. Я вздрогнул.
- Ты чего? Тебе не нравится? - но он не стал убирать свою руку.
- Да нет, очень даже приятно, - я тоже стал обнимать его... Я так думал, что обнимал его. На самом деле моя рука гладила его грудь и живот. Пальцы ощущали бархат кожи, а волнообразное движение мышц живота заставляли меня дрожать сильнее и сильнее.
- Так что ты хотел рассказать? - очень отрывисто, почти задыхаясь от такого восторга, прошептал я.
- То, что ты какой-то не такой. И ты мне таким нравишься...
Я услышал из его уст то, что давно уже знал. Ведь Сережка чаще всех забегал к нам в гости, почти всегда сбегал с тех же занятий, с каких "делал ноги" и я, мы вместе ужинали в студенческой столовой.
- Только вот теперь я уеду домой.
- Далеко? - его грустная фраза вернула меня в действительность.
- В Воркуту.
- Куда?
- Да, ты не ослышался, в Воркуту.
- Ни фига себе! Значит, мы больше не увидимся?
- Более того, сегодня моя последняя ночь в Ленинграде. Завтра днем я уезжаю - я уже купил билеты. Я знаю, что мы больше никогда не увидимся, поэтому хотел, чтобы ты был рядом со мной в эту ночь, и я мог бы сделать это, - и Сережка поцеловал меня в щечку.
Так вот оно что! Я и не заметил сразу, что в комнате стояла собранная сумка, а Сережиных вещей почти не было видно. Значит, он действительно забрал документы из техникума, подписал обходной лист. А я все не верил старосте группы и думал, что это все наглая ложь, месть за недавнюю ссору его и Сергея.
Мужской поцелуй. 1988 год, январь. Что бы мог значить такой поцелуй в еще советском обществе, с уголовной ответственностью за мужеложство и гомосексуализм? Наверняка ничего хорошего. Не зная о таком ограничении, мы уже подсознательно понимали это, боялись выразить неестественные для общества чувства мужской любви. Только дружба, не более.
Сергей нашел подходящий удобный случай. Завтра он уедет, а это значило, что, даже если я и отреагирую отрицательно, он завтра просто поставит на этом точку.
Ставя точку для себя в наших отношениях, он не мог понять, что его юношеский поцелуй поставит многоточие... Для меня.
Я повернул голову в его сторону. Сергей внимательно смотрел на меня. Он не знал, что предпринять, не мог просчитать моей реакции на свою выходку.
- Ты что, Гаврилюк? Обалдел?
- А что?
- Разве так можно? - я играл им.
- Нельзя?
- Да, так нельзя, - я приподнялся на локте руки, другую положил на Серегину грудь: - Так нельзя, надо по-другому, - и я прикоснулся своими губами к его губам.
Напряженность парня сразу спала, он обмяк и закрыл глаза. Его руки прижимали меня к себе все сильнее и сильнее. И, вместе с тем, очень нежно. Чуть позже я откинулся на спину. Сергей взял мою руку в свою.
Мы лежали и молчали. Пальцы наших рук то переплетались, то снова расцеплялись; мы попеременно водили кончиком указательного пальца по ладоням друг друга. Так незаметно мы уснули.
Проснулся я оттого, что кто-то нежно ласкал меня. За окном было светло. Сережка буквально осыпал меня поцелуями, гладил каждый сантиметр моего тела. И молча плакал.
- С тобой все в порядке? - шепотом спросил я.
Он молча кивнул.
- А почему ты плачешь?
- Я впервые жалею, что я не девушка.
- Дурак! Если бы ты был девушкой, то у нас ничего бы не получилось.
- Почему? - он уставился на меня.
Этот вопрос поставил меня в тупик. Я и сам не знал, почему. И поэтому пытался найти ответ:
- Ну, как тебе сказать? Я не стал бы с тобой дружить, не смог бы откровенно все сказать... Да и вообще, ты бы тогда не пошел в этот техникум...
- Но тогда мы могли бы быть вместе всю жизнь! А так - нет, и я уезжаю.
- Ты прав. Но зато мы с тобой такие классные друзья! Можно я тебя провожу?
- Нет, не надо. Мне будет трудно уехать, видя тебя на перроне.
- Хорошо, договорились. Но, хотя бы до метро.
- До метро можно.
Мы встали, оделись, попили чай.
- Я сейчас сгоняю к себе и вернусь, хорошо?
- Давай!
Я влетел в свою комнату, накинул куртку и выбежал обратно.
Когда я вернулся, его дверь была закрыта. Амур ушел не попрощавшись...

-------------------------
Дата создания: 18.02.2003г.
12:27