Одна из судеб в моей голове

   Сняв рабочий, местами пропитанный маслом, комбинезон, я не спеша отправился в душевую кабинку. По потным следам на разбитом кафельном полу можно было догадаться, что за сегодня ритуал умывания здесь предавалось несколько десятков тел. Я было уже отвернул кран, как вспомнил, что забыл в шкафчике мыло. То, что лежало здесь напоминало затвердевшую фекалию карамельного цвета. Брезгливо поморщившись я вышел, и не скрывая наготу отправился в раздевалку.
   Дверь бесцеремонно открылась, словно с той стороны к ней крепко приложились ботинком, и в раздевалку уверенной походкой влетела уборщица. Даже не поднимая глаз на мою обнажённость, она принялась выполнять свои профессиональные обязанности. Парадокс заключался в том, что я как не в чём не бывало, даже не удосужившись прикрыть срам руками, продолжал рыться в вещах в поисках мыльницы.
   Обнаружив искомое, я направился в душевую. Но в последний момент обернулся на незваную гостью. Рабочий халат скрывал под собой довольно приятные формы, колыхающиеся в такт движениям грязной тряпки. Нелепый платок на голове прятал от окружающих правильные черты лица с ярко выраженными выпуклыми губами и глубокими, но обугленными нечеловеческой усталостью, глазами. Лицо это будто вымокло в мутной жиже из ведра, стоящего рядом.
   Поразительно: я прожигал дни на этой грязной работе уже около года. И всё это время она усердно вытирала следы, оставленные моими громоздкими башмаками. За это немалое время я даже не смотрел на неё, устремляя взгляд только сквозь. Что происходит здесь с людьми?
   Тряхнув головой, я решил удалиться, пока она не заметила столь пристального внимания.
   Обмывшись чуть ржавой водой, я вышел в раздевалку. Её уже не было. Об этом свидетельствовал приторно блестящий кафель.
   Улица встретила меня тошнотворной слякотью и мистическим прожектором луны. Стало зябко и пусто. Закурив, я поспешил к воротам.
   Безразличный охранник в облупленной проходной отворил устрашающие створки, открывая мне дорогу к свободному времени. Ворота с лязгом захлопнулись.
   Подняв потяжелевшую голову вверх, я с восторгом заметил, что потоки грязных капель перестали стекать на асфальт. Задышалось легко и приятно, захотелось ещё закурить, свободно выдыхая клубы дыма в темноту.
   Затоптав вперёд, я поймал себя на ещё одной мистификации. Казалось Бог гневался лишь на это проклятое место, обнесённое высоким забором, обдавая этот квадрат потоком грязи. Ночь вне этого забора казалась летним днём. Солнечный день за забором легко становился самой чёрной ночью.
   Радуясь обретённой свободе, я ускорил шаг. И вот впереди замелькали первые фонари вдобавок к дёшево выполненным неоновым рекламам, так манящим и греющим душу. Со всех сторон послышались сотни мелодий. Из этого общего гула мне предстояло выбрать одну. Пришлось напрячь испорченный заводским гудением слух и... О, чудо: где-то в слева низким доверительным голос басил достояние Франции - Джо Дассен.
   Что-то вечное и добродушное, с великолепной примесью ума, ступало из его уст. Я никогда не знал французский, но всегда восхищался изысканностью и красотой этого ладного языка. Да и не нужно мне было понимать поэтические эпитеты - к себе как магнитом притягивал волшебный тембр. Словно под дудочкой Нильса, ноги поплыли в сторону беседки с помпезной вывеской «Европа-Бар».
   Заведение пустовало. Лишь за короткой стойкой бара восседал сутулый мужчина в дорогом, но помятом костюме-тройке (казалось покупка этого костюма - венец его достижений в жизни). Испытывая патологическую неприязнь к случайным знакомствам, при этом не имея хоть одного постоянного друга, я предал лицу высокомерное и недосягаемое выражение и подошёл. Ни сколько не жалея материальной утраты, я вынул из кармана несколько купюр, составляющих больше половины моей зарплаты. Я потребовал бутылку самого лучшего красного вина, чего-нибудь мясного и пачку самых дорогих сигарет (почему-то на тот момент меня совершенно не интересовала марка).
   Бармен чинно поправил бабочку, с нескрываемым сарказмом посмотрел на стопку купюр... и забрал её без остатка. Видно для него половина моей зарплаты была лишь жалкой премией. Я было заикнулся о сдаче, как окинул меня чёрствым взглядом, напоминая о звенящим понятии - на чай!
   Через секунду передо мной дымился заказ. Опрокидывая бокал довольно недурственного вина, я заметил на себе пару глаз сидящего рядом незнакомца. Ну вот - начинается. Я мысленно проклял сутулого стилягу.
   Мои проклятья он понял как приглашение и уже погрузил своё тело рядом. Он представился (имя я пропустил мимо ушей). Я же обозвал себя ложным именем и из суровой вежливости предложил ему вина. Он отказался, импульсивно замахав пухлыми руками, отбиваясь тем, что он своё отгулял. И тут его было уже не остановить. Мол жизнь уже закончена, дети выросли и оставили родное гнездо, друзей не было, а знакомые кто померли, а кто уехали в «поганую» Америку...
   Чтобы выслушивать эту исповедь дальше мне приходилось чаще пить. Мозг уже приятно тяжелел, глаза окрашивались в бордовый цвет. Он продолжал. Он никто: всю жизнь провёл как один день (причём совсем неудачный), имея кучу планов, не реализовал и сотую долю, горбатясь на недостойной, грязной работе... И тут я протрезвел.
   Будто и не было этого вина, так соблазнительно одурманившего мозг. Задыхаясь, я вскочил со стула и ринулся к выходу, на пороге успев кинуть незнакомцу две короткие фразы: «Я ненавижу таких как ты!» и... «Спасибо».
   На улице было чертовски светло. Сколько же длилась эта ужасная исповедь?! Одного беглого взгляда на часы хватило чтобы определить - через минуту начинался рабочий день.
   Знакомой, в ухабах, тропой кинулся я к этому тюремному забору, пролетев мимо опешившего охранника. Мимо меня неслись ангары и цехи, но я точно знал, куда нужно мне.
    Даже не отдышавшись, я вышиб хлюпкую дверь. Она стояла в сером халате, уныло готовясь к новому-старому рабочему дню. Я только протянул ей руку, и уже через секунду мы убегали из этого склепа. На ходу она скинула с себя халат, открывая моим глазам спелое тело. Мы убегали, умирая от участившегося дыхания. Но эта смерть была самая, что не наесть великая жизнь.
   Спешащие к станкам рабочие заворожёно наблюдали за нашим полётом. Кто-то даже восторженно вскидывал вверх головные уборы. А кто-то только грустно помахал нам вслед.
   Пробегая мимо проходной, я уловил что-то горькое, но до кончиков пальцев родное. Но мы не могли остановиться.
   А в проходной бессмысленно потирая худые ладони, скучал охранник. Играла музыка. Но он вряд ли догадывался, что это была французская легенда - Джо Дассен.