Стерва

               
                1

   «Итак, в сей знаменательный, торжественный день, выдавшийся на удивление – как раз подстать событию,– она посмотрела в окно на сплошную стену серого ливня и вернула взгляд обратно в зеркало, - погожим и солнечным, позвольте поздравить Вас, дражайшая Вероника Валерьевна, с этим поистине великим юбилеем, с тем, что, так сказать, целая вечность прошла со светлого дня Вашего рождения… И вместе с поздравлениями примите от нас заверения в нашей искренней признательности за все, что вы уже сделали за свою не короткую жизнь! И… К чертовой матери! Пьём!»
    Вера разом опрокинула весь бокал вина в себя, и, откинувшись на спинку кресла, стала рассеянно глядеть на свое отражение в зеркале – единственного слушателя. Но скоро, словно очнувшись, в тот же адрес продолжила: «Что сделать Вам приятно, чтобы Вы не чувствовали себя одиноко в этот день, нами была приготовлена тщательно продуманная праздничная программа: поздравительные речи, задувание чествующейся свечек на именинном торте (в количестве трех штук) и ведьмины пляски под «Хит-ФМ». Все недовольные могут записать претензии в жалобную книгу... Я, я хочу записать претензию…»
    Мысль потерялась, Вера снова обмякла в кресле.
    Ну что дорогая, ты снова одна – никто не придет, никто не вспомнит…
    Взгляд брошен на телефон. Задушенный провод бессильно свисает с тумбочки.
    Впрочем, как всегда. Ну и не надо. Я сама отлично справлюсь. Я очень хорошо научилась удовлетворять себя сама. Во всем… Универсальная жена, идеальное созданье… Сокровище, fuck you all!  Да и никто не обязан. Сергей должен быть на работе, значит он работе… Завтра все будет… В конце концов, люди заняты… Это я, уродка, третий месяц без дела… Но все-таки он слишком много себе позволяет – думает, женился, можно обо всем забыть… Ладно, что это я – давно ведь уяснила – никому до меня нет дела. И мне до них тоже – развлекаемся!
    В тело ее возвратилась энергия. Она вскочила с кресла к магнитофону и нажала кнопку плэй. Вся комната задрожала от волны бешеной музыки. Девушка пустилась в хаотичный конвульсивный танец, но блажные прыжки по полу сохраняли врождённую грацию. Скоро и этот перфоманс ей наскучил – звук вырублен, исполнитель и зритель в одном лице растянулся на ковре.
     И тело и мысли ее некоторое время оставались неподвижными. Но не долго.
     Вот и сиди весь день в душной комнате, зажатая между дождем и одиночеством… Я задохнусь в этой камере. Здесь нет воздуха и нет света. Вот бы на крышу! На огромную горячую крышу, всю залитую солнцем, утопающую в ярком небе, свесить ноги с края и поплевывать на все, что снизу…
     Душе ее понадобился новый экшен. Она вернулась ко второму по важности действующему лицу – зеркалу, и стала проводить тщательную инспекцию своего отражения. Первым делом, кривясь и морщась, оттягивая кожу, осмотрела лицо. «Да, годы берут свое…». Затем резко, одним движением освободилась от платья. Зеркало отразило совершенство. Поворачиваясь  и выгибаясь, позволила ему продемонстрировать свою фигуру со всех сторон.«Кожа совсем плохая стала, веснушки даже на спине… Но я себя любую люблю. Позвольте это продемонстрировать…». Со стола взят кусок торта с шоколадным кремом – этой липкой субстанцией Вера начала медленно и любовно обмазывать губы.  Крем – это  не губная помада и ничего дельного из этого занятия выйти не могло, но результатом она была вполне довольна, с оттягом, как любовника, поцеловала гладкую отражающую плоскость, на ее поверхности осталось коричневое пятно неопределенной формы, которое она тут же принялась слизывать. Но скоро охладела и к этому занятию, забыла о зеркале, подобрала с пола смятое платье, натянула его. И бессильно рухнула на кровать, головой зарывшись в подушках.
       И все-таки мне катастрофически, до смешного плохо. Я жалкая старуха, о которой все забыли. Как же так? Чем я плоха? Я ведь никому никогда не желала зла. Никому не делала гадостей.  Почти. Да, не ври себе! Делала, делала, и не раз, а очень много.
        В ее сознании возникла больничная палата – ослепительно белая, с застоявшимся запахом лекарств и гноя, всю пропитанная смертью. И молодой человек, исхудавший, почти прозрачный, с темными кругами вокруг бездонных глаз. Она безумно любила его несколько лет.  Но он жил с ее лучшей подругой. Вера терпела. Однажды он попал в аварию, но выжил, и удивительно, как смогла выжить она -  тоже была на грани смерти, пока он лежал в реанимации. Но парень пошел на поправку. И случилось так, что Вера попала к нему раньше подруги. Не могла больше сдерживаться и раскрылась. Он сказал: извини, теперь уже поздно что-то менять, даже если я бы мог ответить тебе взаимностью. Выше сил гордой женщины на грани нервного срыва вынести такие слова. Первый и последний раз она сделала такое признание… Она угрожала и умоляла, он говорил: извини…
     Вернувшись домой, Вера позвонила подруге и сообщила убитым голосом: ему внезапно стало гораздо хуже. Врачи ничего не обещают…
     И больше ни с кем из них не встречалась…
     Кто сказал, что им было хуже, чем мне….
      

                2

     Возьми мою кровь, Вера. Возьми мою жизнь, мою душу, моё время, все, что угодно, все, что ты хочешь. Мне ничего не надо, больше нет счастья и надобности, чем только осознавать, что в этом мире существуешь ты… Даже если ты далеко, даже если ты счастлива.
     Мы знакомы уже год и, может быть, ты даже помнишь, как я выгляжу. Но никогда не вспоминаешь… Я и сам рад ее забыть – осталась бы ты…
    
     Да, год назад, прошлым летом, когда город изнывал и плавился, и сох в тридцати пятиградусной двухнедельной жаре, и люди спасались, кто как мог, ты ни с того ни с сего появилась в моей жизни. Нет, скорее (ведь не мог же я жить без этой любви) материализовалась вдруг в оглушительно красивую девушку. Нас познакомили. Ты, чеканя французские слоги, выговорила: «En-chan-te!» и присела в ленивом подобии книксена. Твой взгляд на секунду остановился на моем подбородке и отправился путешествовать дальше.  Всё. Я был уже другим.
   
     Мы довольно часто встречаемся. В нашем маленьком городе все молодые люди, чуть умнее и душевнее спустившейся с гор обезьяны, друг друга знают. Мы просто не могли не встретиться. Мой злой рок старательно выплетал эту сеть.
     Это обычные студенческие тусовки  -  стараемся делать все, что угодно, лишь бы не смотреть в глаза безнадежности. Ведь по-настоящему кроме нее здесь ничего нет. Собираемся напиться, накуриться, проводим ночи в бесконечных спорах – якобы серьезных, якобы метафизических. Все уже переспали друг с другом по второму кругу постепенно выходят на третий. Только это не приносит ничего, кроме утренней головной боли, нездорового цвета лица да провалов в памяти… 
     И среди этого хаоса я старался, чтобы ты услышала меня, думал, ты помнишь обо мне. И однажды наши линии сойдутся, и будет счастье…

      Я решил пойти в кино – просто проходил мимо и подумал: а почему нет? Сеанс уже начинается, и я беру билет, и пробираюсь в зал, где уже успели выключить свет, но не успели начать фильм. Вот замерцал кинопроектор, замелькали первые кадры пленки; я осматриваюсь, и вдруг – о чудо! – в паре кресел от себя замечаю твой потерянный профиль. Я подсаживаюсь – ты улыбаешься. И, пока герои на экране спасают мир, мы спасаем друг друга.
       Или. Я попал под ливень. Я бегу по улицам в поисках укрытия. И вдруг под козырьком подъезда я вижу тебя. Твои мокрые волосы как водоросли в руках только что вытащенного на берег утопленника. И я понимаю, что капли на твоем лице – это не только дождь. Как! Мерзавцы, как они не понимают, какое чудо они убивают! Но ты уже подняла глаза – ты уже знаешь, что все беды в прошлом…

      Так не могло продолжаться долго. Мечты обрушились.
      Я встретил тебя. Ты шла одна неспешным и праздным шагом по главной улице города. Я так был рад, бог знает, что можно было прочесть в моих глазах, когда я подбежал. Ты посмотрела в мое лицо, явно делая усилия в своей памяти, сказала привет  и замолчала, выжидая, когда я скажу имя. Извинилась. Что я мог ответить? Пустяки! У тебя есть время прогуляться со мной? Да, почему нет…
       Мы взяли пива и уселись на газоне в парке. Я без конца что-то говорил, ты с интересом слушала. Когда ты встряхнула опустевшую банку и, запрокинув голову, так что волосы касались земли, сделала последний глоток, я перебрал в голове все места, куда можно еще пойти, и выбрал лучшее. Но ты уже поднялась, стряхивая траву с сумки, извинилась, что тебе пора домой. И ушла, при прощании спутав имя.

       Такая у меня княгиня Вера… В школе я ненавидел «Гранатовый браслет», меня в этой повести раздражало каждое слово. Я думал: какая к черту великая любовь, если герой сам выдумал свою княгиню Шеину… Теперь страдаю сам.
       Да, господин Желтков, у Вас столько преимуществ передо мной. Моя страсть, в отличие от Вашей, не прочла ни одного моего посланья; у меня нет ни перчатки, ни платка. Только вкус ее рта и горький запах ее волос…
      Мы что-то отмечали – то ли 1 мая, то ли 10-е. Фантазия бедная – играли в фанты. «Целовать каждого по кругу» - сказала одна дура. «Да уж…» - подумал я. Но тут же мне пришлось возлюбить и эту дуру, и свою счастливую судьбу – из вазы был вытащен Верин браслет.
      Моя жизнь, моя сладость, и без того экзальтированная, пришла в дикий восторг. Мое сердце готовилось выскочить наружу. Если кто-нибудь в тот момент попытался заговорить со мной, я бы не понял ни слова, да и не услышал бы ничего – все мое восприятие было сосредоточено на одной вещи – на том, что совершенно несбыточная мечта превратилась в неизбежность. А Вера уже целовала своего мужа. Рядом с ним сидел я. Мне часто приходилось видеть это, но теперь не было и тени ревности и зависти – я был почти на его месте. И, правда – я уже чувствовал на своих  губах мягкость ее рта. Бог мой, еще ни одна девушка не была до этого настолько моей. Она дарила себя целиком, до последней капли и ничего не требовала взамен. Я же не знал, кто я и что я, жив я или мертв, знал одно: она моя, всегда моей была, и всегда будет. Тело, охваченное пламенем, жило отдельной жизнью: рука легла на ее голову, скользнула по льну волос, запуталась, и еще была в них, когда она оторвалась от меня и перешла к следующему. Это была девушка. В реальность меня вернул пламенный взор мужа. Девушка была заметно растеряна и даже возмущена. Вера отдавалась ей. Вообще-то было бы достаточно просто клюнуть в щечку, но какое ей дело?
      Господи, как они не понимают…

      Балкон был открыт. Ты, успокоившаяся и опустошенная, сидела на столе и курила, смешивая ночной воздух с дымом. Мое тело неподвижно сидело на полу. Моя душа была одно с тобой. Мне бы рыдать и бросаться на стены…
      Господи, как я неоригинален в этой любви. Как еще много тех, кто сходит по тебе с ума не меньше… Но они больше злы на тебя, чем влюблены – они убивают тебя своими бесплодными желаниями…
      Так еще много красивых женщин, и ты среди них не самая прекрасная. Но в тебе, в отличие от них, есть какая-то мощь, темная и сладкая, насквозь сексуальная, водоворот, из которого не выплыть…
       Но на лице твоем горькая обреченность. Как затравленная ведьма, которую выгоняют из деревни за то, что она, якобы убивает детей и насылает порчу. Она в отчаянии. Но другая сторона ее существа ликует в предвкушении будущей мести.

        У нее какая-то тайна, у Веры. Она странная и притягательная. Никого не любит, ни во что не верит. Но бесконечно добрая и чистая, только никто этого не разглядит. Она и сама не знает.


                3
      В конце концов, это просто немыслимо! Середина лета, а у нас всю неделю дожди и холод! Это сведет с ума кого угодно! Я не могу так жить. Вокруг меня ничего, кроме дождя – потоков грязи. Вот сейчас выкину этот зонтик, встану посреди улицы и закричу: «Люди! Помогите!». Никто не услышит. В лучшем случае покрутят пальцем у виска.
       Вера шла по широкой улице, возвращаясь домой после очередной неудачной попытки устроиться на работу. Обувь ее была полна воды, и все тело продрогло.
       Меня нет. Мой зонт – шапка-невидимка – под ним я невидима и непроницаема. Пари держу, если я подойду к тому мужику, и попробую до него дотронуться, моя рука вхолостую пройдет сквозь его плоть – он ничего не заметит и не почувствует. А если б заметил, я, возможно, и отдалась ему в качестве благодарности. Но вот он прошел – даже глаз не поднял.
       Господи, я как в гробу под своим зонтом, и все вокруг мертвое, мертвое, мертвое! Ну, хоть бы кто-нибудь живой…


                4
      Ты идешь впереди, моя девочка. Мы почти наедине, из посторонних только дождь. Ты движешься, легко вышагивая, прорывая этот поток льющейся сверху воды, твоя юбка волочится по лужам, промокла и испачкалась до колена. Но ты не остановишься, назло всему. Весь мир против тебя, Вера, он обливает тебя грязью с ног до головы, но ты не останавливаешься.
      Сейчас все измениться, я ускорю шаги – всего несколько десятков, и ты все узнаешь. Я подойду и скажу: «Вера, ты знаешь…», нет лучше – «Вера, ты веришь…» И ты…
      Нет, я не могу об этом думать – я загадывал столько раз… Вот оно – мое счастье – золотится и переливается на расстоянии вытянутой руки – но стоит попытаться его ухватить, оно исчезнет. Моя судьба меня снова обманет.
      А я не допущу еще одной шутки. Я давно все понял, и пора наконец признаться себе, что у нее свой путь, и мне нужно идти своим. Прощай Вера! Со мной остается моя великая любовь.

      Он свернул с дороги.


            
                25 августа – 28 сентября 2003