Сон Эгрона, роман, главы 11-16

Александр ВОРОНИН, Олег ЦЕЛЕБРОВСКИЙ

СОН ЭГРОНА

(роман фэнтези)



Существует вероятность, что все события вымышлены, за исключением происходивших на Раосе.

Главы 11-16

11. Раос

Почти закончился третий день, как Арлин с отцом были в пути. Их сопровождало двенадцать боевых монахов. Шесть лошадей шло под поклажей.

Они ехали правым берегом Зеленой реки вверх по течению в горы Пятиречья. Горы получили свое название из-за того, что пять из шести больших рек Лигта начинали свой путь среди их скал. Правда, горы назвали так только тогда, когда первопроходцы от естественных наук выяснили этот факт. До того момента они чаще всего назывались Бурыми, по основному цвету скальных пород. У людей, селившихся у их подножья по разные стороны, были раньше и другие названия, но из ныне живущих их почти никто не помнил.

 Дорога была хорошо знакома, и опасаться вроде было нечего. Но Лерион нервничал и, хотя в основном шли скорой рысью, казалось, что внутренне Верховный аркинф летит в аркинат Пятиречья галопом.

Несмотря на то, что Лерион обещал Арлину о многом рассказать, все три дня они разговаривали только по необходимости. У каждого были свои причины такой сдержанности. Лерион ждал наилучшего момента, когда сын раскроется, чтобы бросить свои слова на самое дно его души, как сажают семена в хорошо подготовленную почву. А тот держался отчужденно. Казалось, та искра жизни, которая вспыхнула в нем, когда отец сказал, что избавление Лиены от смерти зависит теперь от него, покинула Арлина.

Но нет, на самом деле он пребывал в тоске и раздумьях о том, как можно спасти любимую женщину. Но пока ничего стоящего на ум не приходило. Арлин надеялся, что в аркинате, как говорил отец, многое может проясниться. По правде говоря, Арлин больше тосковал, нежели размышлял. Поэтому на вопросы он отвечал односложно, а сам ни о чем не спрашивал.

Солнце почти село, и путники остановились на ночлег. Но не в специально подготовленном месте, в котором ночевали все, шедшие когда-либо этим путем, а под открытым небом. Скорость, с которой двигался отряд, была такова, что дорожный приют Церкви они миновали еще днем.

Старшего из монахов звали Цолк. Он был одним из лучших не только в боевых искусствах, но и во многих других делах, включая поприще следопытов. Поэтому места стоянок выбирал всегда он. Верховный аркинф только соглашался или отвергал его предложения. Справедливости ради надо сказать, что последнего никогда не случалось.

Для ночевки Цолк облюбовал один из небольших поросших редким лесом холмов, в изобилии пузырившихся вокруг. На нем деревья росли очень удобно - группами. К одной можно было привязать лошадей так,  чтоб они были все вместе и недалеко от людей. А две другие образовывали нечто вроде арен - подходящее место, чтобы натянуть полотнища для защиты от возможного дождя. Одно для Верховного аркинфа с сыном, другое для монахов. По небу плыли редкие облака, и ничто не предвещало непогоды, однако надеяться на то, что к утру не зарядит дождь, было глупо.

Лигт представлял собой относительно небольшой материк с четырьмя полуостровами на востоке. Их разделяли заливы, внутренние берега которых заканчивались недалеко от гор Пятиречья. Из-за потоков морского насыщенного влагой воздуха в районе гор был крайне сложный климат. Текущие с северо-востока, востока и юго-востока потоки сталкивались с горами, поднимались вверх, охлаждались и изливались дождем, если образовавшиеся тучи, конечно, не уносил куда-нибудь внезапно народившийся ветер. Поэтому, чем ближе к горам, тем погода становилась более капризной и непредсказуемой.

Монахи разделились. Четверо ушли в дозор, а остальные занялись обустройством стоянки, разведением бездымного, как потребовал Верховный аркинф, костра и приготовлением еды. Арлин, сидевший на плоском камне и безучастно наблюдавший за рабочей суетой в их маленьком лагере, встал и пошел с холма вниз. Тотчас два монаха бросили свои дела и устремились за ним. Лерион тоже заметил движение сына и недовольно покачал головой, но окликать не стал. Лишь кивнул Цолку, вопросительно посмотревшему на него, и тот пошел следом, незаметно обходя Арлина по широкой дуге.

Арлин поднялся на соседний холм, нашел удобный камень, с которого хорошо была видна река, и занялся любимым в последнее время делом - созерцанием. Лерион отметил, что сын вольно или невольно выбрал место так, чтобы остаться на виду у отряда, мол, не волнуйтесь за меня, вы же меня видите. А вот три монаха, которые с трех сторон закрыли к нему подходы от возможных недругов, будто растворились в редколесье.

Арлин недолго наблюдал, как гасли краски умирающего дня. Из состояния прострации его вывел отец, севший рядом. Верховный аркинф решил, что лучшего момента, чтобы рассказать сыну часть необходимого, не найти - расслабление после очередного утомительного перехода, природа и видимое отсутствие поблизости других, пусть и преданных, людей наверняка проредили плотную пелену отстраненности Арлина. И времени, возможно, прошло достаточно, чтобы боль в его сердце немного утихла и не жгла нутро, заставляя внимание Арлина сосредотачиваться только на ней.

- Я обещал тебе кое-что рассказать, - сказал Верховный аркинф.

- Я слушаю, отец.

- За эти три дня ты не задал мне ни одного вопроса. Тебе все равно, что происходит с нами, с Лигтом, с миром?

- Зачем ты так?

- Ты знаешь, что может произойти?

- Все, что ты говорил Консулу, я помню. Я также помню все, что ты мне говорил потом

- Хорошо, что помнишь. Это основа для остальных знаний.

- Отец, если честно, то пока мне действительно все равно.

- Ничего, скоро это пройдет, - философски заметил Лерион.

- Зачем?

- Что зачем?

Арлин вздохнул.

- Зачем это скоро пройдет, если я не хочу, чтобы это проходило.

- Затем, что на нас с тобой лежит тяжкое бремя ответственности. Затем, что мы должны сделать то, что нужно, и даже больше. А это потребует напряжения всех сил. Как духовных, так и телесных. Поэтому нельзя впадать в уныние, в тоску. Нельзя отдавать врагу ни одного выдоха своей воли.

Арлин молчал, только на лбу выступили капельки пота.

- Если бы я мог, я бы разделил с тобой твое горе, но это, увы, мне не под силу, - продолжил Лерион.

- Ты уже разделяешь.

- Нет, эта ноша предназначена только для тебя. Но ты должен отдавать себе полный отчет, что  любое твое колебание, любая минута хандры, любая слабость говорят о том, что ты проигрываешь, что ты какой-то частью души уже во власти Эгрона, а значит, выполняешь его волю.

- Отец, ты понимаешь, что говоришь? - возмутился Арлин.

- Похитив Лиену, они заставили твои ноги подогнуться, твои глаза - остекленеть, твое сердце - биться в три раза чаще, не важно, от страха или от гнева. Суэгры рассчитывали на это. Ну что ж, ты их не подвел, - продолжал гнуть свою линию Верховный аркинф.

- Ну да, меня лишили женщины, которую я люблю, и тем обратили в свою веру. Теперь я главный слуга Эгрона, - усмехнулся Арлин.

- Не перегибай, ведь речь совсем не о том, - не принял предложенного тона Верховный аркинф.

- А о чем? - с вызовом сказал Арлин.

- Постой, - внезапно насторожился Лерион, - ты ничего не чувствуешь?

- Нет.

- Быстро сосредоточься и послушай мир вокруг.

- Да о чем ты, отец? - Арлин недоуменно посмотрел на отца.

- Я ощущаю чужое присутствие, - тревога в глазах Верховного аркинфа была неподдельной. - Скорее, Арлин.

Арлин, как мог быстро, ушел в себя и соскользнул в зеленоватый туман. Он не обнаружил ничего вокруг, что могло бы хоть чем-то насторожить отца.

- Ну что? - спросил Лерион.

- Абсолютно ничего опасного или странного. Полное спокойствие и благодать.

- Ничего не пойму. За нами точно кто-то наблюдал. Я это почувствовал сразу, как только они появились. Вот только обнаружить не сумел.

- Люди?

- Магический взгляд.

- Не было никого, отец, ручаюсь, - попытался успокоить отца Арлин.

- Значит, уже ушли, - рассеяно сказал Верховный аркинф, усиленно размышляя. - Но кто это мог быть?

- Может, суэгры? - предположил Арлин.

- Нет. Они бы не смогли пройти Завесу Слепоты. Разве только что... Разве только что...

- Разве только что?

- Если только за последнее время не обрели дополнительную силу. Подожди, дай я подумаю.

Лерион скрестил руки на груди и полузакрыл глаза. Воцарилось молчание, которое через некоторое время нарушил Арлин.

- Ее действительно собираются принести в жертву? - последние два слова он произнес с трудом.

- Это вторая и главная цель похищения, - вышел из оцепенения Лерион.

- Ты об этом обещал рассказать мне по дороге?

- Да.

- Тогда рассказывай. Лучше сразу получить все, что предназначено, чтобы видеть все раны сразу и знать, как их вылечить и как за них отомстить.

- Нет, сейчас не время и не место, - отказался Верховный аркинф. - Да, я собирался это сделать по дороге, но теперь придется подождать до аркината.

- Ты опасаешься чужого присутствия?

- Когда Конфессия, уничтожив всех наших прознатчиков, лишила нас "глаз и ушей", она оказалась на шаг впереди. Сейчас я думаю, что не на один.

- Ты говоришь о войне?

- Я говорю, в первую очередь, о покушении на тебя.

- Оно не удалось. Это говорит о том, что они просчитались.

- В таверне - да. А сегодня могут не просчитаться.

Арлин презрительно хмыкнул и повел головой, вглядываясь в густеющий сумрак.

- Неужели ты думаешь, что кто-то может напасть на нас здесь, в глубине страны?

- Вполне возможно. На тебя напали в самом сердце Лигта, в столице. А это всего лишь лес. Но я не утверждаю, я лишь предполагаю. Быть может, преувеличиваю опасность, а может, недооцениваю, - как сейчас можно знать наверняка? Мне ясно одно - Фрагг раскидывает нам сети, а мы должны проскочить в ячеи невредимыми и, чего бы это ни стоило, добраться до аркината. Запомни, как всегда запоминал все жизненно важное, мы должны это сделать и обязательно вдвоем.

- Я понял, - серьезно сказал Арлин.

- И говорить ни о чем серьезном я до аркината не буду. Я сейчас проверил, Завеса Слепоты истончилась и располагается не на середине пути между материками, а вокруг Лигта. Она стянулась к нам. Если суэгры обладают достаточной силой, в чем я не сомневаюсь, они, объединив волю, уже могут проникать в Лигт магическим зрением, подслушивать и подсматривать. Я уверен, что почувствовал именно их.

- Этого не может быть, отец, это нарушение Равновесия, потрясение устоев! - неподдельно удивился Арлин.

- Все последнее время именно эту мысль я пытаюсь донести до твоего сердца. Но ты закрыт. Понимаешь, почему я сказал, что ты проигрываешь, поступая именно так, как они предполагают?

- Кто они и что они предполагают, я представляю лишь в общих чертах.

- Естественно, ты же всегда чурался дел Церкви, - посетовал Лерион.

- Не время для упреков, отец. Лучше посвяти меня в эти дела.

- Я не собираюсь здесь рисковать нашими тайнами. Ты, наверно, пропустил мимо ушей, что суэгры способны оказаться рядом.

- Но неужели мы никак не можем этому препятствовать?

- Я могу поставить защиту, но сейчас тратить на это силы и время не имеет смысла. Наверняка все, что их интересовало на этот момент, они уже узнали. Тем не менее, лучше не говорить ни о чем, что связано с пророчествами. Потерпи до аркината, там под общей защитой я тебе все расскажу, чтобы ты знал, что происходит и почему, и мог осознанно принимать решения.

- Но почему Завеса Слепоты рассеивается?

- Они встали на путь Воссоединения Ждущего, и Эгрон постепенно пробуждается. Раньше его дыхание было ровным, неглубоким и не тревожило Раос. Просто присутствовало, как некая постоянная часть зла. Сейчас он дышит глубже и чаще, и, я думаю, его выдох истончает Пелену. А когда будет принесена первая... - Лерион запнулся.

Арлин понял, о чем хотел сказать отец, но не подхватил фразу.

- А когда будет принесена первая жертва, - выговорил наконец Верховный аркинф, - Завеса Слепоты рассеется вовсе.

- Неужели действительно все так серьезно?

Верховный аркинф в досаде ударил кулаком по колену.

- Да сколько можно тебе повторять одно и то же?! Ты словно напрочь лишился ума!

Арлин опустил голову, его шея и лицо напряглись так, что вздулись жилы.

Тем временем совсем стемнело.

- Ладно, пойдем к костру, - позвал Лерион, -  я проголодался.

- Иди, я тебя догоню, - ответил Арлин, собираясь проверить, действительно ли истончилась Завеса Слепоты, и если да, то сможет ли он пройти ее и выяснить, что с Лиеной.

Когда Лерион ушел, Арлин достал медальон невесты. За те три часа, которые дал ему отец на отдых и сборы перед дорогой в Горы Пятиречья, он успел съездить домой, благо в конюшнях всегда стояла оседланная лошадь. Хотя Верховный аркинф строго настрого запретил это делать, Арлин никак не мог остаться без необходимых ему вещей. В первую очередь, без этого медальона. Лиена, словно предчувствуя грядущие события, подарила ему его перед тем, как отправиться в Гремящий Распадок. Теперь медальон был и памятью о ней, и должен был стать связующим мостиком.

Арлин зажал медальон между ладонями, сосредоточился и ушел в магическое видение.

На этот раз сквозь зеленоватый туман его вела едва различимая золотая нить. Он легко двигался вдоль нее и удивлялся, что воспринимает туман скорее как дымку, сквозь которую, пусть не ясно, но проступают контуры реальности. Раньше такой прозрачности не было. Арлин с трудом, но узнавал смутно видимые места, которые лежали возле побережья. Вот-вот должно было показаться море. И тут Арлин налетел на внезапно появившуюся перед ним белую завесу, похожую на сплошные облака, поставленные поперек земли. Ему показалось, что у него от столкновения даже клацнули зубы.

Он попробовал еще раз, но, как ни старался, не нашел способа преодолеть Завесу Слепоты. Тогда он вернулся в себя. Сил заметно поубавилось. Спрятав медальон и тяжело поднявшись, Арлин пошел к костру.

Еда все еще была горячей, за этим следили монахи. После трапезы Цолк, подговоренный Арлином, попросил Верховного аркинфа рассказать древнюю легенду об Эгроне и Орге.

- Ну что ж, - начал Верховный аркинф, - слушайте, если есть желание. Но предупреждаю, историю расскажу коротко, потому что я очень устал, а отправляться в путь надо рано утром.

- Пусть будет коротко, отец, но емко, - подал голос Арлин.

- Постараюсь. Итак, первой индивидуальностью, которую создал Творец, был, как известно, Эгрон. Творец вложил в него большую часть своей сущности, но не дал совершенства. Поначалу Эгрон оправдывал надежды Творца - был при созидании мироздания сначала подмастерьем, потом помощником, а под конец, когда работа была почти завершена, и оставалось только нанести последние штрихи и населить мир живыми существами, Эгрон стал даже сотворцом. Этим объясняется то, что, в отличие от первых разумных существ, люди, появившиеся в самом конце творения мира, несут в себе частицы и Творца, и Эгрона.

- И мы? - внезапно спросил молоденький монах и тут же устыдился вопроса.

- Все, - спокойно сказал Лерион, - только мы изживаем в себе Эгрона, служа Творцу. Но слушайте дальше. Созидая миры, Творец попутно порождал себе помощников. Право творить индивидуальности однажды получил и Эгрон. Но к тому времени его душа уже была изъязвлена тьмой, пропиталась гордыней и взывала к бунту. Пока Эгрон учился создавать сущности, из его рук выходили ужасные полуразумные твари, которых он прятал от Творца в темных закоулках мира сначала из-за нежелания показаться неумелым и подвергнуться упрекам или насмешкам, а потом - намеренно, собираясь прибегнуть к их помощи, когда наступит срок воцарить в мироздании ему.

Постепенно сущности, создаваемые Эгроном, получались все более разумными, сильными и самостоятельными. Однако, творя их, за основу он брал свои пороки, те стороны души, которые бегут от света в тень. Одним из его пороков была похоть, на основе которой он создал Оргу - женщину совершенной красоты, но являвшуюся средоточием чувственного наслаждения. Пусть вас не вводит в заблуждение слово "женщина", ибо она не была человеком в прямом смысле слова, хотя, по сути, ничем от женщины не отличалась.

Услаждая плоть, где только можно и с кем только можно, Эгрон только с ней испытывал оргазм. И не он один. Она могла дать наивысшее наслаждение от соития даже камню. Здесь, видимо, кроется загадка ее имени.

Легенда гласит, что Эгрон ее любил, хотя я не верю, что такое существо, как он, способно на это великое чувство.

- Почему? Ведь в нем была частица Творца. Даже не частица, а часть, - возразил Арлин.

- То-то и оно, что была, но, видимо, сплыла, - не совсем убедительно ответил Верховный аркинф. - Как бы то ни было, Эгрон ощущал странную и очень крепкую привязанность к Орге, а она в ответ платила ему безграничной преданностью. Но не преданностью ложа, а преданностью соратника. А возможно, и ложа, кто знает? В общем, она была его правою рукой, и он доверял только ей.

Когда Эгрон поднял мятеж, Орга пришла в наш мир, расколола людей на две части и вывела из тьмы нежить. И мужчины, и женщины ей повиновались безропотно и с радостью за нее умирали. Но Творец одолел Эгрона, разделил его на две сущности и запечатал каждую по отдельности. Таким образом, в Высях война закончилась, но на Раосе она была в самом разгаре. Орга, узнав о том, что Эгрона как единого существа больше не существует, поклялась уничтожить наш мир. Или, по крайней мере, извести всех людей. Но не тут-то было. Сначала Творец разделил единый континент на Фрагг и Лигт, и война постепенно угасла. Орга поняла, что мечами она цели не добьется, и прибегла к своему испытанному оружию, и тогда воцарил на земле грех, попирающий Творца. Но и здесь ее чаяньям не суждено было сбыться. Небесные воины изъяли ее из Раоса. Представ перед Творцом, Орга попыталась соблазнить его, но против его совершенства оказалась бессильной, а Он, видя, какую угрозу для равновесия она собой представляет, развеял ее сущность по всему мирозданию, навсегда лишив ее возможности снова стать индивидуальностью. Вот и все.

- Выходит, даже если Эгрон воссоединится... - Начал Арлин.

- Не воссоединится! - резко прервал его Верховный аркинф.

- Я и не говорю, что он воссоединится. Я лишь говорю, что если предположить, что произойдет невероятное и Эгрон воссоединится, то своей подруги он уже никогда не увидит, никогда не коснется, а значит, никогда не испытает оргазм. Это меня веселит. Бедный Эгрон. Пусть уж лучше покоится в неведении, правда?

Монахи дружно рассмеялись, а Лерион укоризненно покачал головой, пряча, однако, в глазах улыбку.



Перед самым рассветом на отряд напали. В какой-то степени успех внезапной атаки свела на нет предусмотрительность Цолка, которого встревоженное состояние Верховного аркинфа лучше всяких внушений побуждало перестраховываться. Тот об этом знал и лишний раз старшего не дергал. Цолк, вместо обычных четырех, выставил охранение из шести бойцов, которых ночью сменил с оставшимися пятью. Себе выбрал самый опасный, как он считал участок - ту сторону, откуда они приехали.

Первым в схватку вступил бдильщик, охраняющий подходы к холму от реки. Гортанным криком подняв тревогу, он ринулся в бой. Спящие мгновенно проснулись. Двое монахов бросились на помощь товарищу, а один побежал сменить Цолка, ибо старший и одновременно самый искусный воин должен быть там, где особенно горячо. Остальные ждали развития событий. Вполне могло случиться так, что первое нападение служило отвлекающим маневром.

Арлин кинулся было на шум схватки, но отец удержал его, ухватив за локоть. Для шестидесятипятилетнего мужчины хватка была на удивление крепкой. Арлин, еще не до конца сбросивший оковы сна, поначалу рванулся, пытаясь освободиться, но вдруг вспомнил, что обещал отцу, что они во что бы то ни стало живыми попадут в аркинат. Неужели придется добираться туда по трупам своих, с горечью подумал Арлин, пытаясь по звукам боя понять, как складывается ситуация.

Предположение, что атака со стороны реки всего лишь уловка, оказалось верным. Основной удар по отряду был нанесен с противоположной стороны. И только тогда, когда это стало окончательно ясным, Цолк выкрикнул команды, посылая на помощь монаху, поднявшему тревогу, двух ближайших к нему бойцов из охранения, а всех остальных - к месту главного сражения. Куда дикой кошкой скользнул и сам.

Арлин отвел отца к дереву и, обнажив меч, замер, вслушиваясь не столько в звуки боя, сколько в ночь. Чутье ему подсказывало, что неизвестный враг может им преподнести сюрприз, и он пытался понять какой. Недалеко от них притаились двое оставшихся охранять их монаха. На случай, если противник окажется более хитрым и нанесет еще один удар.

Так и вышло. Несколько теней скользнули к деревьям, у которых стояли Верховный аркинф с сыном. Это были самые умелые из нападавших, и они были полны решимости реализовать свое умение сполна. Меч Арлина, словно почувствовав стальной душой недалеко от себя колебание воздуха, метнулся смертельным росчерком, и один из подкравшихся испустил дух из перерезанного горла.

В этот миг чуть левее падающего товарища появился еще один, но между ним и Арлином оказался Лерион, стоящий пусть и с обнаженным мечом, но боком к врагу. Увидев, что перед ним старик, вражеский боец остановил занесенное для удара оружие, словно кто-то придержал его руку, и сделал шаг в сторону, чтобы атаковать Арлина без помех, пока Верховный аркинф его не увидел. Однако не успел, поскольку Арлин уже поменял стойку и насадил противника на меч. Перед третьим нападавшим выросли монахи и, хотя он отчаянно защищался, в конце концов одолели его.

Вскоре в лесу затихли какие-либо звуки, а через некоторое время стали возвращаться оставшиеся в живых, подавая при приближении сигнал, что идут свои. Когда все собрались, стало ясно, что они потеряли троих, еще трое легко ранены. Тут же четверо наиболее бодрых монаха ушли в охранение, а Цолк с последним здоровым бойцом занялись костром и пищей, поскольку уже светало.

Арлин не стал терять времени даром. Он осмотрел трупы людей, напавших непосредственно на них. Все они были фраггийцами, одетыми в одинаковые грязно-зеленые штаны и куртки. Лишь у того, который замешкался, увидев перед собой Лериона, куртка была черной, а на шее что-то поблескивало. Это была цепочка. Арлин сорвал ее и приблизил к глазам. Плетение оказалось непривычным - за крупным кольцом шло мелкое. О подобной говорил Решам, допрошенный Арлином в таверне Слама, когда описывал внешность своего нанимателя.

На цепочке болтался золотой овальный амулет, на который были нанесены две пересекающиеся окружности. В центре одной был вкраплен желтый камень, в центре другой - красный. От них отходило по одной зигзагообразной линии. То есть камни как бы рождали две молнии, направленные вниз.

- Цолк, пусть едой займутся другие, а ты обыщи трупы.- распорядился Арлин.

- Хорошо, командор.

- Командором я стану, когда начнется война.

- А это разве не война? - удивился Цолк.

- Нет, это еще не война, - ответил Арлин, непроизвольно выделив слово "еще". - Все интересное покажи мне, а личные вещи оставь покойникам. - Добавил он и подошел к отцу, держа перед собой цепочку.

Лерион осмотрел украшение.

- Это нам предупреждение от Конфессии Ждущего, - сказал он. - Этот человек входил в Кольцо Возмездия - службы, которая занимается защитой секретов, поиском и уничтожением прознатчиков и иноверцев, охраной и многим другим. Они называются ревнителями, что-то сродни нашим боевым монахам. Но этот не простой ревнитель, это суэгр высокого ранга. Что скажешь?

- Я думаю, они пришли морем с востока, поднялись по Короткой реке до подножия гор, а затем, выйдя к Зеленой, двинулись вдоль нее навстречу нам, - ответил Арлин, забирая цепочку с амулетом. - Кто-то либо знал, либо заранее просчитал наш путь.

- Да, так оно, наверное, и было. А вчера они еще уточнили, где мы остановились на ночлег.

Подошел Цолк с куском пергамента в руке и остановился в нерешительности, не зная, кому его отдать. Верховный аркинф, конечно, есть Верховный аркинф, но ситуация была походно-боевой. К тому же Арлин излучал какую-то особенную силу, которая если не упраздняла табель о рангах, то заметно снижала его значимость.

Лерион правильно истолковал замешательство боевого монаха и кивком разрешил отдать пергамент Арлину.

- Все? - спросил тот, принимая пергамент.

- Больше ничего интересного, командор.

- Цолк, ради всего святого, прекрати называть меня командором. Я тебе скажу, когда придет срок это делать, - поморщился Арлин.

- Хорошо, командор, - серьезно ответил Цолк и пошел к костру.

- Отец, пошли к свету, здесь мы ничего не увидим.

У костра Арлин развернул лист, вгляделся в него и присвистнул.

- А ведь я был прав. Это карта Лигта от Ивелии до Гор Пятиречья, и на ней обозначены наши возможные пути и дорога напавшего на нас отряда. Посмотри сам.

Лерион долго разглядывал карту и наконец сказал:

- Меня радует только одно. Они до сих пор точно не знают, где аркинат. Но таких групп может быть несколько, не говоря об отдельных следопытах. Нам надо сделать все возможное, чтобы сбить их со следа. Придумай что-нибудь.

- Придумаю, но только за едой. Мне кажется, она уже готова.

Когда закончился ранний завтрак, рассвело окончательно. Но перед тем, как отправиться в путь, Верховный аркинф достал из клетки, притороченной к вьючной лошади, тригаса, и вместе с Арлином и Цолком осмотрел места боя. Тригас бесстрастно зафиксировал распростертые тела фраггийцев, которых оказалось в общей сложности девятнадцать, а затем Верховный аркинф надиктовал устное сообщение. Закончив, он подбросил птицу вверх, и тригас, легко набрав высоту, полетел к Ивелии. В аркинате Консульского Двора примут весть, сообщат о происшедшем Нальятису и отправят к месту утреннего боя монахов, чтобы забрать тела своих и предать земле фраггийцев. Хоть они и враги, но все-таки люди.

- Заметь, отец, - сказал Арлин, покачиваясь в седле и давя зевоту, - среди них не было никого, кто смог бы придумать тройной удар. Или я ошибаюсь?

- Вряд ли ты ошибаешься. Скорей всего, ими руководили из Святилища Ждущего. Возможно, амулет предназначен именно для этого. В аркинате надо будет его изучить.

12. Земля

У карельского лета много минусов. Оно далеко не всегда теплое, зачастую дождливое и бывает слишком уж урожайным на комаров. Причем комары живут не только в лесу. Они прекрасно чувствуют себя и в городе. Только урбанистическая порода этих летающих вампиров более мелкая, нежели лесная, но гораздо более злобная.

К несомненному плюсу северного лета можно отнести белые ночи, длящиеся больше месяца, но для меня, в сложившейся ситуации, этот чуть ли не единственный плюс, несомненно, превращался в минус. Темнота - друг не только молодежи, но и того, кто хочет спрятаться и не попадаться на глаза.

Конечно, я не рассчитывал, что буду перемещаться по Петрозаводску только по ночам - чтобы все выяснить и разобраться, наконец, что же все-таки происходит, мне необходимо было действовать и днем. Вот если бы на дворе стоял не июнь, а август, когда ночи становятся уже полноценными, я чувствовал бы себя спокойнее. Но мы не выбираем обстоятельства. Мы в них попадаем, а иногда, можно сказать, вляпываемся. Если бы не пьянка с Клименко и не шатание по ночному Петрозаводску, я не попал бы домой к ныне покойному деду. А если бы я не попал к нему домой, у меня не оказался бы таинственный полупрозрачный брусок со странными свойствами. А если бы он не оказался бы у меня, за мной не гонялись бы ублюдочные бандиты во главе с загадочным Иваном Петровичем, у которого по ночам глаза горят красным огнем. Если бы, если бы, если бы... Впрочем, если бы я в свое время не родился, этих неприятностей, как и всех остальных, тоже не было бы. Ну, а раз уж я все-таки родился, прожить хочется как можно дольше и по возможности счастливее.

Однако вот еще какая странность - избавится от Артефакта мне не удалось. Хотя ушастый Дима, да и я сам был уверен, что мерцающий неярким светом параллелепипед был, говоря протокольным языком, изъят у меня из кармана, когда  я находился в бессознательном состоянии. А потом он снова оказался у меня в руках. Произошло это пока я спал и видел то ли сон, то ли не сон про какого-то Су-Эгра и ужасно обольстительную, но очень безжалостную Иоргу. Нет, несомненно, Артефакт обладал уникальными свойствами. Во всяком случае, мое астральное появление в коттедже Ивана Петровича, благодаря которому мне удалось избежать похищения, это полностью подтвердило. Свойства параллелепипеда, бесспорно, надо попытаться изучить как можно лучше. Но в настоящий момент, главной моей задачей было исчезнуть из поля зрения бандитов. Причем сам я из своего поля зрения их терять не собирался.

Прикинув варианты, как это можно было бы сделать, я решил, что самым оптимальным будет, если я стану бомжом. Что для этого нужно я себе довольно плохо представлял. Бомжы живут рядом с нами, но они находятся в каком-то параллельном мире. Наши миры практически не пересекаются. Да, конечно, все знают, что их основной источник дохода - это пустые бутылки, и что живут они в подвалах. Вот, пожалуй, и все.

Я представлял, что нужно взять с собой, если собираешься на несколько суток в лес, но что потребуется для того, чтобы прожить пару недель в подвале, для меня было загадкой. Стоит ли брать, например, полотенце или зубную щетку. Будет ли возможность побриться?

Кроме того, я предполагал, что иногда мне придется принимать цивильный вид.

В конце концов, подумал я, бомжы вряд ли как-то специально готовились к жизни в подвале, но ведь живут. И живут годами. Значит, и я выживу.

Я уложил в старый затасканный брезентовый рюкзак джинсы, футболку, ветровку и решил, что такой комплект меня вполне устроит. Не лишним мне показался фонарик, старая финка и кое-что из аптечных принадлежностей. Два баллона с дихлофосом тоже показались мне вполне уместными. Затем в рюкзак улеглись совсем уж не бомжовские штучки - цифровая видеокамера и видеокассета с записью беседы с Коляном.

Теперь стоило подумать о своем внешнем виде. Потрепанные джинсы и бывшие когда-то белыми кроссовки псевдо-"Адидас" московского производства вполне укладывались в выбранный мною стиль. Фланелевая ковбойского вида рубашка с протертым оборванным воротником, довольно теплая для лета куртка из камуфляжной ткани и дерматиновая кепчонка вполне гармонично завершали ансамбль.

Куртка была крайне удобна для меня, поскольку в ней было огромное количество карманов и карманчиков. Даже воротник и тот имел потайную "молнию" открывающую небольшой кармашек. В карманы я распихал: два пистолета Макарова - один газовый, другой боевой, газовый баллончик "Шок",  электрошокер и мобильный телефон. Набор для бомжа действительно получился слегка шокирующий.

В самый потайной карман я положил пятьсот баксов, а денежные знаки отечественного производства рассовал по всем карманам, включая джинсы и носки.

Количество документов у меня тоже явно не соответствовало среднестатистическому бомжу. Я взял паспорт, журналистское удостоверение, которое мне удивительно оперативно оформили в редакции, и разрешение на "газовик", куда я аккуратно вклеил свою фотографию. Разрешение было выписано на Викулова Алексея Сергеевича, но это было лучше, чем ничего.

Артефакт я положил в обычный боковой карман.

Я посмотрел на себя в зеркало и остался доволен. Из зеркала на меня смотрел молодой человек, про которого можно было сказать, что он либо продвинутый идейный бомж, который несмотря ни на какие превратности судьбы пытается сохранить некоторое человеческое достоинство, либо обычный труженик какого-нибудь государственного предприятия - завода или ЖЭУ.

Немного портило общую картину лицо. Во-первых, оно было чисто выбрито, а во-вторых, оно совсем не выглядело пропитым. Но и то и другое легко можно было исправить в течение суток.

Оставив на столе записку родителям, из которой следовало, что я уехал на пару-тройку недель к приятелю в Мурманск, я отправился на вокзал.

Джером в одном из своих произведений написал примерно такую фразу: "Все имеет свою обратную сторону, сказал один мой приятель, когда у него умерла теща, и ему пришлось раскошелиться на похороны". Истину этого высказывания я ощутил на себе, покупая билет в Мурманск. Министерство путей сообщения, будучи, как пишут в газетах, "естественным монополистом", так неестественно подняло цены на билеты, что очереди в кассы полностью отсутствовали, и это можно было бы считать плюсом, но за проезд мне пришлось выложить половину своих рублевых запасов, и это точно было минусом. Плюс на минус дает, как известно, минус.

До поезда оставалась пара часов, и я, чтобы не рисковать, провел это время в помещении билетных касс, задумчиво изучая в справочных автоматах расписание движения поездов и правила провоза багажа и животных.

Наконец, подошел поезд, и началась посадка.

Проводница окинула меня таким взглядом, каким, наверное, смотрит женщина, прожившая в браке двадцать лет, на мужа вернувшегося домой после очередного трехдневного запоя. Или даже хуже.

"В вагоне пить запрещено" - все, что сказала она, справившись с удивлением, вызванным наличием у меня и паспорта и билета.

Не привыкнув еще к своей новой роли, я наивно поинтересовался: "А вагон-ресторан-то есть?" Проводница от такой наглости потеряла дар речи.

В плацкартном вагоне мне досталось боковое место рядом с туалетом. В принципе, мне было абсолютно все равно. До Мурманска я ехать не собирался. Правда, странным казалось то, что вагон был наполовину пуст, и свободных мест в купе хватало с избытком. Но видимо с моим "прикидом" претендовать на что-то кроме боковой полки не приходилось. Я понемногу начал ощущать, что значит быть изгоем, и как сильно отношение к нам зависит от одежки, по которой не только встречают, но и быстро провожают.

- Я могу место поменять? - Просто ради прикола поинтересовался я у проводницы, когда она забирала у меня билет.

- Нет! - отрезала она, - в Кондопоге будут садиться.

Тогда из природной вредности я мстительно попросил:

- Постель принесите, пожалуйста.

- Постель будете брать? - изумилась проводница.

- И чай, - добил я ее.

За постелью мне пришлось, конечно же, идти самому - мурманские поезда никогда не отличались высоким сервисом. Белье я взял совсем не для того, чтобы насладиться удивлением проводницы. Просто, когда оно будет лежать на моем месте, проводница не задумается о том, где пассажир. Ну, покурить пошел или действительно, чем черт не шутит, в вагон-ресторан.

Чай традиционно вонял березовым веником, и я, поставив его на столик, так к нему и не притронулся. Он тоже должен был создавать иллюзию моего присутствия.

В Кондопоге, ближайшем к Петрозаводску городе, я вышел покурить и незаметно покинул вокзал.

Чтобы вернуться в Петрозаводск, до которого было семьдесят километров, мне нужно было остановить попутку. Примерно час я бессмысленно размахивал на обочине рукой. Легковушки объезжали меня по большому радиусу. Хотя было светло как днем, время было уже ночное. Да и мой внешний вид вовсе не располагал к себе "частников". Я был похож на вышедшего из леса партизана времен Отечественной войны.

Потеряв надежду остановить попутку, я зашагал по шоссе в сторону Петрозаводска, поднимая все же руку каждый раз, когда мимо проезжала машина. Правда, их становилось все меньше и меньше.

Я прошел километра четыре, город давно кончился, наступили сумерки - это белая ночь достигла апогея. Хотелось есть, но взять с собой хотя бы бутерброд я, конечно же, не догадался.

Наконец мне надоело вышагивать по дороге, я свернул в лес и, углубившись в чащу метров на триста, набрал дров и развел костер, намереваясь переночевать здесь, а уже завтра добираться до Петрозаводска.

Что-то было не так. Я чувствовал, что чего-то не хватает. Как будто все окружающее не вполне реально. И вдруг я понял - меня не кусали комары. Тот, кто когда-нибудь ночевал в разгар лета в карельском лесу, знает, что даже один только писк комаров может свести с ума, не говоря уж об укусах.

Звон тысяч комаров я слышал, но ни один меня не укусил. Дым костра не настолько эффективная защита от этих маленьких вампиров, чтобы можно было все списать на него. Я мог предположить только одно - на комаров влияет лежащий у меня в кармане полупрозрачный брусок.

Я вынул из кармана артефакт, положил его на землю возле костра и отошел метров на десять. С десяток комаров тут же впились мне в шею, лицо и руки. Не сгоняя присосавшихся насекомых, я начал подходить к артефакту. Когда до него оставалось метра три, комары дружно покинули свою живую кормушку.

Ты все больше меня удивляешь, подумал я, мысленно обращаясь к артефакту. Тлеющий внутри него голубой огонек стал заметно ярче и приобрел легкий зеленоватый оттенок.

О, да с тобой можно общаться, подумал я, и огонек стал еще немного ярче. Я взял брусок в руку и почувствовал, какой он теплый. Впрочем, он лежал возле костра, мелькнула очередная мысль, и огонек внутри параллелепипеда слегка угас.

Испытывая сильное желание спать, я положил артефакт в карман и прилег у костра, воспользовавшись рюкзаком как подушкой.

Научиться делать такие брусочки, и можно было бы неплохо зарабатывать, продавая их рыбакам и охотникам в качестве средства от комаров - была последняя моя мысль, прежде чем я уснул.

13. Раос

Арлин придумал способ сбить лазутчиков Фрагга со следа. В один прекрасный момент отряд разделился. Перед входом в одно из ущелий Верховный аркинф, Арлин и Цолк ушли в сторону и добирались до аркината по малоизвестным тропам. Причем Лерион и Арлин поменялись одеждой с монахами. Фиолетовый плащ Верховного аркинфа и алый Арлина должны были стать приманкой для фраггийцев, следящих за группой издалека.

А до тех пор им еще два раза приходилось вступать в бой, в результате чего погиб еще один человек. Но для Верховного аркинфа самым важным было, что не пострадал Арлин. Лерион просто не давал ему полноценно участвовать в схватках. Он либо буквально вис у сына на руках, либо горячо шептал просьбы, перемежая их молитвами, либо гневался и сыпал направо и налево чуть ли не богохульными ругательствами.

Как бы то ни было, до аркината Верховный аркинф и его сын добрались целыми и невредимыми. Цолк был ранен, но не настолько серьезно, чтобы опасаться за его жизнь.

Может быть, несмотря на уловку, их все-таки выследили. Но узнать это они не могли, ибо некого было оставить сзади для проверки, идет кто-нибудь по следу или нет.

Аркинат Пятиречья представлял собой небольшую, но довольно мощную цитадель, прилепившуюся северной стороной к высоченной скале с обратным уклоном. Ее можно было сравнить с увенчанной барашком пены верхней частью гигантской волны, застывшей на века в тот миг, когда она хищно нависла над берегом. Этот естественный козырек не только защищал, но и маскировал  аркинат сверху - поднимись кто на скалу, он никоим образом не смог бы увидеть, что внизу живут люди.

На западе и юге почти сразу за стенами аркината зияли крутые обрывы, со дна которых начинались пологие склоны поросших густым лесом холмов, определяющих основной ландшафт широкой и длинной горной долины. Когда-то здесь протекала река, впадающая в Зеленую. Возможно, горы однажды дрогнули, чуть сдвинулись, и она нашла себе новое русло внутри скал, чтобы вернуться на солнечный свет уже в низовьях. На память от нее остались многочисленные, но небольшие озера.

Единственная тропа к аркинату, которую, пока она петляла между холмов, каменных гряд и деревьев, и тропой было назвать нельзя, вела с востока и, переходя в небольшую укатанную дорогу, упиралась в трехметровой высоты ворота, сделанные из каменного дерева и оббитые железными полосами. К ним примыкала семиметровая дозорная башня с двумя типами бойниц - широкими и узкими. Башню, как и сам аркинат, можно было обнаружить, лишь сделав на тропе последний поворот.

Если представить себе общую панораму, то аркинат находился посреди долины на скальном уступе, который плавно вписывался в основной рельеф долины только на востоке. Таким образом, подступы к аркинату с удивительной изобретательностью охраняла и защищала сама природа. Но она же и определила его внешние размеры. Аркинат не мог быть больше естественной площадки, на которой возводился. Зато за немалое время своего существования он так вгрызся в скалы трехэтажными подземными ходами, что его лабиринты были самыми длинными на Лигте.

Лерион сразу по приезду позвал настоятеля и всех старших монахов, выслушал доклады, объяснил ситуацию и отдал распоряжения. Аркинат стал готовиться к обороне на случай внезапной атаки, а Верховный аркинф отправился отдыхать. Он не ожидал скорого нападения, поэтому позволил себе спать столько, сколько потребовал организм, и даже чуть больше.

С Арлином Лерион увиделся только за обеденным столом, который по его приказанию накрыли у него в кабинете.

Стол не отличался разносолами. Уложение аркината на принятие пищи никаких ограничений не накладывало. Это делали природные условия горной местности, хотя крепость окружали не только скалы и леса. В некоторых местах, в основном по обе стороны дороги, находились участки плодородной почвы, которую монахи возделывали. Собираемого урожая едва-едва хватало на тех, кто здесь жил. Режим тайны, за которым строго следил Верховный аркинф, не позволял посылать обозы с продуктами и солью. А удаленность от торных путей не давала возможности привозить припасы, пусть с одной лошадью и разово, но часто.

В общем, не разгуляешься. Однако Арлин, знающий толк в хорошей кухне, был, тем не менее, неприхотлив в еде. К этому его приучили долгие изыскания в дебрях дикой природы. Он как будто не замечал, что еда простая, и ел с большим аппетитом.

- Где ты провел все это время? - спросил Лерион, когда Арлин утолил первый голод.

- Пока ты спал? - ответил тот вопросом на вопрос.

- Естественно.

- Тоже спал, - сообщил Арлин и повел плечами, будто потягиваясь.

- Что-то мне подсказывает, что ты кривишь душой.

- Я? - невинно спросил Арлин, подняв брови домиком

Лерион рассмеялся.

- Дорога и схватки с фраггийцами тебя встряхнули, а аркинат позволил сбросить напряжение. Ты вновь стал способен шутить без причины, как в детстве. Это говорит о чем?

- О том, что мне надо взрослеть.

- Я об этом как-то не подумал. Но согласен. А в первую очередь это говорит о том, что ты почти пришел в себя, - поделился Лерион своим умозаключением.

- Вот именно "почти". Но в основном это маска, - Арлин нанизал на вилку два гриба.

- Опять лукавишь, - сощурился Лерион, - блеск в твоих глазах неподдельный, а значит, жизненная энергия вернулась к тебе.

- В дальнем зале библиотеки.

- Что? - не понял Верховный аркинф, и его нижняя губа забавно оттопырилась.

- Я был в дальнем зале библиотеки, - пояснил Арлин, разжевывая грибы.

- То-то я смотрю, что, несмотря на сиянье в глазах, ты выглядишь несколько утомленным. Ты совсем не спал?

- Конечно, спал, отец, я же не железный, - сообщил Арлин и демонстративно ощупал лицо и грудь, словно проверяя свое утверждение. - Так и есть, не железный.

- Копался в древних книгах?

- Да, пытался найти ответы на некоторые вопросы, не дожидаясь, пока ты мне все разъяснишь.

- И как успехи? Наверняка все выяснил? - поинтересовался Лерион с подначкой.

- Не очень. То есть никаких. То есть не выяснил. Тебе налить вина?

- Нет.

- Оно разбавленное.

- Тогда немного.

Арлин наполнил оба фиала до краев. Никто бы не заметил, что при этом он краем глаза внимательно наблюдал за отцом, тая улыбку в уголках губ. Но Верховный аркинф углядел и, опустив подбородок на грудь, стал буквально давиться смехом, удивляясь, чего это вдруг его так разобрало. Ну, попросил себе вина чуть-чуть, ну, налил Арлин полный фиал, наблюдая при этом, как он отреагирует, что здесь смешного?

- Что такое, отец? Ты поперхнулся? Хочешь, постучу по спине? - заботливо поинтересовался Арлин.

- Не стоит. Я уже проглотил эту кость, - сказал Лерион, успокаиваясь, и, внезапно посерьезнев, спросил:

- Ты закончил с едой?

- Вот вина выпью, и все.

- Тогда пошли в тайную комнату, я хочу начать разговор.

Лерион поднялся из-за стола, прошел к дальней стене и нажал скрытую пружину. Каменный блок сдвинулся, открыв узкий проход. Арлин последовал за отцом, не удивляясь. Он был в аркинате Пятиречья всего два раза и здраво полагал, что просто не может знать даже всех отворенных помещений, не говоря уже о таких. А вот настоятель бы изумился. Он без малого двадцать лет хозяйствовал в аркинате, но об этой комнате знать не знал, ведать не ведал.

Комната граничила только с кабинетом Лериона и не имела окон. В ней Верховный аркинф изучал предметы и явления, лежащие на стыке религии и магии стихий. Обереги и церковные реликвии помогали защищать комнату от магического видения кого бы то ни было, поэтому лучшего места для разговора с Арлином трудно было придумать.

В помещении уже горело четыре больших настенных светильника.

Арлин огляделся. На полках чего только не стояло и не лежало: книги, ларцы, плошки, кувшины, фигурки животных и людей, непонятные приспособления и многое другое. Что-то было из золота, что-то из дерева, что-то из камня. Присмотревшись, Арлин понял, расположение вещей только кажется беспорядочным. На полках одной стены находились предметы, относящиеся к Церкви Равновесия, на полках другой - ко всей остальной магии. У третьей стены стояли полупустой стол и стул с высокой спинкой. Лерион отодвинул стул к стене:

- Садись.

- А ты стоять будешь? - спросил Арлин, опершись локтем на спинку стула. - Нет, так не пойдет, это будет неучтиво с моей стороны.

Верховный аркинф присел на край стола. Арлин улыбнулся, настолько поза отца не отвечала его сану.

- Садись, - повторил Лерион.

- Я смотрю, отец, у тебя тут весьма вольный набор для занятий таинственным, - сказал Арлин, устраиваясь на стуле.

- Такова моя тяжелая доля, - пошутил Лерион. - А у тебя еще тяжелее, - добавил он серьезно. - Ты готов меня выслушать?

- Ну что ж. Раз уж мне что-то там суждено, как ты утверждаешь, то глупо бежать от судьбы. Это никогда ни к чему хорошему не приводило. Никого.

- Может быть, я в чем-то повторюсь, ты уж прости старика и не перебивай, мол, знаю, мол, уже слышал.

- Да ну, разве я когда-нибудь себя так вел? - оскорбился Арлин.

- Неоднократно, особенно в детстве, отрочестве, юности и зрелости. Так вот, Арлин, все, что я говорил в аркинате Консульского Двора, я мог бы тебе сказать и наедине. Однако мне было нужно, чтобы ты именно из разговора двух, наделенных самой высокой властью людей, понял, какая опасность нависла не только над Лигтом, не только над Раосом, но над всем мирозданием. Ты был настолько выбит из колеи похищением Лиены, - Верховный аркинф посмотрел на сына, но лицо Арлина осталось совершенно бесстрастным, - что я специально пригласил тебя на тот разговор, дабы привести в чувство. Чтоб ты вспомнил, что, кроме женщины, которую любишь ты, в мире существуют другие люди, другие женщины, которых тоже кто-то любит, и судьба которых может зависеть только от тебя.

- О моей судьбе мне ничего не известно.

- Сейчас я попытаюсь этот недостаток исправить, насколько это возможно.

Арлин наклонился вперед, упер локти в бедра и, примостив на большие пальцы подбородок, приготовился слушать.

- Легенду ты знаешь хорошо, но это не легенда. Эгрон действительно был расщеплен Творцом. Я уверен, что его часть, названная Явью, хранится в Святилище Конфессии Ждущего. Эта сущность - средоточие грубой материальной энергии, но такой силы, такой мощи, что у меня мурашки бегут по коже, когда я пытаюсь представить ее масштабы.

Пророчества гласят, что однажды придут времена, когда суэгры ступят на путь воссоединения Сна и Яви Эгрона, двух его начал, двух его сущностей. Одновременно армия Фрагга высадится на Лигте, и начнется война сродни той, которая случилась на Раосе во времена мятежа Эгрона.

Первый шаг суэгры уже сделали. Об этом говорит все, происходящее вокруг и с нами. Увы, я не знаю, каким был первый толчок, с которого началось пробуждение Яви Эгрона. У фраггийцев свои древние книги, свои ритуалы, своя магия. Нам о них мало что известно, хотя на протяжении веков Церковь пыталась проникнуть в их тайны, также как и они в наши. Но с того момента, как Эгрон начал просыпаться, в мире стали происходить необратимые изменения. Этот процесс идет все быстрее и быстрее.

Следующим очень важным шагом должно стать жертвоприношение самой достойной девушки Фрагга, которое сорвет Завесу Слепоты. Девушку, как я тебе говорил, они уже выбрали, проведя по всей империи специальные смотрины.

- Но ведь Завеса Слепоты откроется в обе стороны, если я хоть что-нибудь понимаю, - сказал Арлин. - Значит, и у нас появятся дополнительные возможности.

- Да, здесь мы еще можем бороться, хотя силы уже не равны, ибо каждое последующее их деяние на пути воссоединения Эгрона увеличивает силу суэгров и ослабляет нашу. В войне мы тоже будем в состоянии противостоять фраггийцам. Но второе жертвоприношение должно снять замки с дверей, ведущих во тьму. В Раос смогут проникать исчадия мрака. Как те, которых сотворил когда-то Эгрон, так и те, о которых мы ничего не знаем. В какой-то степени они будут подвластны суэграм. И тут для нас наступят трудные времена, ибо бороться с ними очень и очень тяжело. Не говоря уж о том, что Явь Эгрона потихоньку начнет шевелиться. Третье жертвоприношение...

- Пророчества что-нибудь говорят об этих тварях? - перебил Арлин.

- О некоторых рассказывают древние хроники.

- Тогда по описанию можно попытаться подобрать оружие против них.

- Церковь этим занималась, - Лерион обвел широким жестом комнату, - и продолжает заниматься. Авось усилия не пропадут даром. Кстати, трактат о нежити и борьбе с нею я тебе дам после нашего разговора. Но слушай дальше. Третье жертвоприношение будет последним. Кровь третьей девушки должна пролиться одновременно на Явь и на Сон Эгрона, что полностью воссоединит их, и вернет Эгрона в наш мир.

- Почему же ты сказал Консулу, что Эгрон тогда придет в наш мир, когда фраггийцы захватят Лигт?

- Это была ложь во спасение. Люди, в том числе Нальятис, каким бы он ни был прозорливым, не могут понять всю опасность, исходящую от Эгрона, но пусть он и нам сослужит службу, вдохновляя всех на дополнительное мужество. Но я продолжу. Мощь Эгрона, когда он воссоединится, будет колоссальной, и он начнет перекраивать мироустройство по своему разумению. Столпы мироздания не выдержат, и все провалится в первоначальный Хаос. Только тогда Творец в своих Высях сможет выступить против Эгрона открыто.

- Но почему только тогда?

- Таково, видно, Уложение между ними.

- Скажи, как думаешь лично ты, не ссылаясь на законы Равновесия.

- Да-а, - Лерион тяжело вздохнул и покачал головой, - может быть, Творец вступит в борьбу раньше и не позволит Эгрону воссоединиться. Но если честно, я не знаю. Никто ничего не знает. Все это лишь древние слова и символы, озвученные нами. Но первые пророчества сбываются, поэтому может сбыться и последнее. Так вот, для последнего жертвоприношения нужна, во-вторых, женщина с Лигта, с противоположной, так сказать, стороны.

- Которая у них уже есть, - горько сказал Арлин.

- А во-первых, Сон Эгрона, которого у них нет.

- Он здесь?

- Да.

- В этой комнате? - Арлин стал обводить взглядом помещение, оценивая каждый предмет, может он быть древним реликтом или нет?

- Держать здесь Сон Эгрона было бы глупо. Но он в аркинате. И только я знаю, где.

- Значит, они его никогда не получат, - твердо заявил Арлин.

- Я надеюсь именно на это.

Арлин вскочил и принялся мерить шагами не очень просторную комнату.

- Значит, поэтому мы сюда так торопились? Чтобы защитить этот реликт?

- Да. Но это только часть причины. Верней, одна из причин, но все они так переплелись между собой, что трудно говорить о них по отдельности.

- Выходит, это правда, - Арлин замер, уставившись незрячим взглядом в пол. - Ты мне его покажешь?

- Конечно.

- Значит, покажешь. А почему раньше ни разу даже не упомянул о нем?

- Неужели сейчас тебя это так волнует? - удивился Лерион.

- Да нет, отец, не особенно.

- Просто, Арлин, я его Хранитель.

- Понятно, - глубокомысленно изрек Арлин, вновь усаживаясь на стул, - чтобы защищать этот реликт, ты не давал мне возможности глупо погибнуть. Ведь если Сон Эгрона попадет к суэграм, Лиену неминуемо принесут в жертву.

- А сейчас я тебе открою основной смысл моих поступков, требований и просьб, - Верховный аркинф пристально посмотрел на сына.

Арлин молча ждал продолжения.

- Хранителем Сна Эгрона после меня станешь ты, и от тебя будет зависеть, жить Лиене или умереть. Жить или умереть остальному миру. Что ты на меня так смотришь? Да, Хранителем будешь ты, - сказал, как отрезал, Верховный аркинф.

- Ты так уверен? - Арлин недоверчиво посмотрел на отца.

- Более чем.

- Почему?

- Потому что Хранителем Сна Эгрона должен быть самый достойный, неужели непонятно?

- Ага! Значит, я самый достойный? - с вызовом спросил Арлин, скрестив руки на груди, в его глазах промелькнули искорки неприятия и протеста.

- Увы, это так, и не подлежит сомнению.

- Потому что я твой сын?

- Прекрати, Арлин. Родство здесь не при чем. К тому же я не хочу, чтобы наш разговор превратился в препирательство и обсуждение малозначащих деталей. - Верховный аркинф с трудом подавил раздражение. - Разумеется, есть люди умнее тебя или сдержанней. Есть люди, в каких-то делах более умелые, чем ты. Есть люди, превосходящие тебя в магической силе. Но в целом ты более чем кто бы то ни было способен помешать суэграм получить Сон Эгрона. Я утверждаю это совершенно объективно.

- А если тот, кого существующий Хранитель выбирает в свои приемники, не хочет становиться Хранителем? - не сдавался Арлин.

- Да, он может отказаться. Но этого никогда не происходило. Выбор Хранителей всегда был правильным, и Сон Эгрона переходил к действительно единственному на Раосе человеку, который мог о нем позаботиться так, как того требует Творец. А этот единственный не мог отказаться от своего жребия, потому что всегда он и на самом деле был единственным и ощущал в душе печать избранности и биение судьбы.

Арлин прислушался к себе и сообщил:

- Ничего я не ощущаю.

- Просто судьба еще не проникла в твое сердце, но она уже решила, что Хранителем станешь ты. Так говорится в пророчествах.

- В пророчествах, которые написаны в предавние времена, говорится про меня? - неподдельно удивился Арлин.

- Да.

- Что именно там говорится?

- Что третьей жертвой будет девушка, которую любит Хранитель.

- Но Лиена давно не девушка, - обрадовался Арлин.

- Этот момент в пророчествах прописан нечетко, поэтому она может быть девушкой, а может быть женщиной. Важно, что она должна быть любима Хранителем. Это основное условие.

- Постой-постой, - ухватился за новую мысль Арлин, - давай разберемся. Сейчас Хранитель ты?

- Я.

- Маму ты любишь?

- Люблю.

- До сих пор?

- До сих пор.

- Так почему же они выкрали Лиену? Извини, конечно, что я мог подумать о маме как о возможной жертве. Я просто пытаюсь понять логику вещей.

- Объяснение может быть только одно, - Лерион вздохнул, - когда придет срок третьего жертвоприношения, Хранителем уже будешь ты.

- Ты хочешь сказать...

Верховный аркинф протестующе поднял руку.

- Совсем необязательно, что к тому моменту меня уже не будет в живых. Просто Хранителем будешь уже ты, - повторил Лерион и понял по выражению глаз сына, что не успокоил его, что тот допускает самое худшее и сейчас заведет долгий разговор на эту тему.

- И что еще говорится в этом жутком пророчестве? - спросил Арлин, переборов себя.

- Что Хранитель, как и любой другой человек на Раосе, может погибнуть.

Арлин задумался на какое-то время и произнес:

- Я славлю Творца за то, что на холме у суэгра дрогнула рука. Но почему, ведь я не успевал ему помешать?

- Я долго размышлял над этим и пришел вот к какому выводу. Как Хранитель я для них опасности не представляю. Но ты - другое дело. Как я уже говорил, ты самый достойный. Поэтому суэгры пытались уничтожить тебя, сильного и непредсказуемого для них человека. А затем, следя за мной, они должны были узнать, где именно находится аркинат, в котором хранится Сон Эгрона. Наверное, Арлин, их древние книги сохранились более полно, чем наши, и в них что-то такое сказано про Хранителя, что заставляет суэгров тебя бояться. Смертельно бояться.

- Это хорошо, пусть боятся. А что еще говорят наши пророчества?

- Что сами пророчества неоднозначны.

- Неужели пророчества пророчествуют против себя? - усмехнулся Арлин.

- А что удивительного? Любое пророчество это цепь предопределенных событий, точнее, как бы предопределенных событий. То есть, грубый набросок будущего, которое может быть именно таким, каким его представляли пророки. Но будущее может пойти совсем по-другому пути, если кто-то возьмет на себя смелость и найдет в себе мужество что-то сделать по-своему, вопреки предопределенности. Наша воля тоже кое-что значит. Не так много, как хотелось бы, но что-то точно значит.

- А сроки, сроки там прописаны?

- Про сроки не сказано ничего. Дана только последовательность основных ступеней. Без сомнения, в пророчествах не отражены деяния менее крупные, но которые тоже являются звеньями череды событий, необходимых для воссоединения Эгрона. Деяния, которые зависят от нас.

- От нас, значит. А что зависит от меня? Что я должен делать? - горячо спросил Арлин.

- Ты должен стать Хранителем всей своей сутью.

- Это общие слова. Что я должен делать или сделать конкретно?

- Пока не представляю.

- Тогда покажи мне этот Сон Эгрона, - попросил Арлин.

- Завтра.

- Пожалуйста.

- Я же сказал, завтра, - в голосе Верховного аркинфа словно зазвенел меч. - А сейчас закончим этот разговор, - Лерион смягчил тон. - Ты слишком легко возбуждаешься, слишком доступен для смерти, ты во всем сейчас - слишком. А ты должен стать Хранителем! Пойми, прими и срастись с этим. Как сказал один древний мудрец, настало время подавить в себе все человеческое, чтобы сделать наконец что-то достойное человека. У тебя сейчас одна задача - спасти Раос и мироздание, только так ты спасешь Лиену. Прости за цинизм, но, может быть, даже хорошо, что твоя человеческая цель совпадает с целью Хранителя. Здесь, мне кажется, Эгрон чего-то не предусмотрел, когда составлял Уложение с Творцом. Например, то, что Последний Хранитель, еще даже не будучи Хранителем, окажется настолько ловким и умелым, что сумеет остаться в живых.

- Или что прозорливый Хранитель будет класть меч в колыбель своему сыну, - подхватил Арлин, - чтобы тот с первых дней своей жизни воспринимал оружие как часть самого себя. А как только сын сделает первый шаг, он будет отдан на попечение не нянькам и преподавателям этикета, а лучшим учителям боевого искусства. Ты что, в самом деле предугадывал события?

- Нет. Я просто серьезно относился к своей роли Хранителя, а она заключается не только в том, чтобы лишить суэгров малейшей возможности получить Сон Эгрона, а еще и в том, чтобы подготовить человека, который, когда ты уйдешь, будет делать это лучше, чем ты, - буднично сказал Лерион. - А ты очень быстро схватываешь некоторые вещи и сопоставляешь факты, лежащие, казалось бы, далеко друг от друга. Это признак ясного и острого ума. Мне кажется, я тебя недооценивал.

- Спасибо на добром слове, отец, - расплылся в широкой улыбке Арлин, явно довольный похвалой, - но и это твоя заслуга.

Лерион тоже улыбнулся и произнес:

- Все-таки кое-что о качествах Хранителя я тебе скажу сейчас. Но это тебе вряд ли придется по душе.

- Посмотрим.

- Если для достижения главной цели, ты понимаешь, о чем речь, необходимо притвориться, например, трусом или бессильным - притворись. Даже если кому-то рядом с тобой угрожает смертельная опасность.

- И, ничего не предпринимая, спокойно смотреть, как убивают невинных? - поразился Арлин, гоня мгновенно вставшую перед глазами картину: он, сгорбившись, как немощный старик, наблюдает, как какой-то женщине перерезают горло.

- Иной раз да.

- Я так не смогу.

- Обязан научиться. И ты научишься, пусть заберет Эгрон меня в свое чрево!

- Отец, ты меня удивляешь. Произнести эту формулу в аркинате?! Да-а, это о многом говорит.

- А если надо будет убивать, ты должен убивать, не раздумывая.

- Но и убивать я не могу. Ты же знаешь, это из-за того случая, в юности.

- Однако в "Спокойной лагуне" ты убивал. На пути сюда ты тоже убивал, - напомнил Лерион.

- У меня не было другого выхода. А после я мучился, как и тогда, если не больше.

- В этом ты тоже должен переступить через себя. Ты теперь через многое должен переступить, а потом еще раз и еще. Выбора у тебя нет, сынок.

- Выбор всегда есть.

- Согласен. И ты его делаешь сейчас.

Взгляды отца и сына встретились, словно скрестились мечи. Верховный аркинф видел, как буквально на глазах взор Арлина становился увереннее и холоднее, будто какая-то сила наполняла его изнутри. Лерион понял, что Арлин сможет стать Хранителем. Он первым отвел глаза и тяжело вздохнул. И с печалью, и с облегчением. Затем встал, подошел к книжной полке и достал внушительный фолиант.

- Вот книга, о которой я тебе говорил. Бери, и пойдем посмотрим, что принесли нам тригасы.

- Свои вести я уже получил, - отказался подниматься на крышу Арлин, принимая фолиант.

- И что?

- Только то, что я и так знаю. Были тригасы от Мосимоны и из Консульства. Мосимона с братьями подоспел, когда Лиену уже пленили. Фраггийцев было около трех десятков. Треть повезла ее к морю, а две трети остались прикрывать. Мосимона их всех вырезал. Братья, которых он отправил на перехват, смогли свалить с коней еще двоих. Остальные добрались до корабля. А гвардейцы вообще не успели.

14. Земля

Ощущать себя без тела довольно странно и непривычно. Это как если бы вдруг оказался совершенно голый и захотел сунуть руки в карманы. А карманов-то и нет. Разница в том, что когда нет тела, нет и самих рук. Хочется почесать затылок, изумляясь собственной бестелесности, но чесать нечем и нечего.

Но с другой стороны, есть и масса плюсов. Дождь, снег, холод, жара - все это совершенно не досаждает. Ощущение того, что тебе не приходится повсюду таскать с собой восемьдесят килограмм капризной плоти тоже можно отнести скорее к приятным.

Зато, когда перед тобой изумрудной прозрачности река, а ты не можешь искупаться, или видишь кружку с янтарным пивом, наполненным мельчайшими поднимающимися вверх, к снежной шапке пены, пузырьками, а тебе его не выпить, потому что просто не чем, начинаешь понимать, что быть бестелесным бывает и не очень приятно.

Вот и сейчас я стоял, или, скорее, парил, над вымощенной булыжниками набережной широкой величественной реки, вода в которой имела красивый зеленоватый оттенок. Но искупаться в ней я не мог.

Река, судя по всему, была естественной границей города, расположенного как раз на том берегу, где находилось мое астральное тело.

Дома, выстроившиеся вдоль набережной, имели такую архитектуру, что вполне сошли бы за декорации к съемкам какого-нибудь рыцарского фильма.

Солнце стояло высоко и было непривычно большим. Да и цвет у него был не совсем обычный. Оно казалось гораздо более красным, чем надо.

Людей на набережной, несмотря на то, что она просматривалась довольно далеко, почти не было. Так, несколько прогуливающихся пар, одетых в просторные необычные одежды, со множеством кожаных и металлических вставок. У некоторых мужчин на боку висели длинные неширокие мечи в ножнах. Кое-кто из них держал в руках глиняные кружки, наполненные пенистым напитком, похожим на пиво. Традиция, прогуливаясь, попивать на ходу пиво из кружек, а напиток очень его напоминал, показалась мне забавной. Я бы с удовольствием попробовал бы сделать это сам, но, как я уже говорил, мешало отсутствие тела.

Будучи бесплотным, а, следовательно, и безносым, я не ощущал никаких запахов. Но зато я достаточно тонко чувствовал общую эмоцию спокойствия и уверенности с легким оттенком самодовольства.

Странно, но меня совершенно не волновал вопрос, где я нахожусь, что это за странное место, почему я здесь оказался, да еще и в таком бесплотном виде. Я просто с любопытством туриста осматривал все, что меня окружало.

Вот узкая мощеная улочка, отходящая перпендикулярно от набережной. В ее глубине в тени невысокой арки о чем-то скрытно переговариваются четверо. От них так и тянет воинственной отчаянностью и жадностью с легкой примесью страха.

Точнее, такие эмоции распространяют трое крепких мужчин, вооруженных мечами. Четвертый, облаченный в черный плащ с закрывающим голову капюшоном, что-то тихо говорит им, при этом от него исходит какая-то пугающая своей непостижимостью холодная, засасывающая эмоция, определение которой я не могу дать. Похоже, холод, льющийся от человека в капюшоне, ощутили и вооруженные мужчины, поскольку страх их стал более явным, и его перебивает лишь жадность.

Трое с мечами получили от своего собеседника деньги, но не стали тут же делить - их спрятал один из них, видимо, более авторитетный. После того, как вожделенные монеты скрылись в кармане, все трое быстрым шагом вышла на набережную и направилась к кабаку или таверне, судя по вывеске. Человек в капюшоне, немного выждав, последовал за ними, но, в отличие от вооруженной троицы, в помещение не зашел, а остался стоять возле окна.

Заинтригованный происходящим, я тоже двинулся к таверне.

Когда у тебя нет тела, и перемещаться в пространстве ты можешь благодаря одному лишь желанию, не надо открывать двери, чтобы проникнуть куда-нибудь. Правда, преодолевать некоторый психологический барьер все же приходиться. Не так просто заставить себя ткнуться лбом в стену, чтобы пройти сквозь нее. Однако от подсматривающего украдкой в окно таверны человека в капюшоне распространялся такой пугающий холод, что я решил войти в нее где-нибудь подальше от соглядатая. И все же, когда я приблизился к стене здания, человек в капюшоне, как будто почувствовав мое присутствие, поднял голову и посмотрел прямо на меня. Точнее - сквозь меня.

Его лицо я не увидел. Я увидел только пустые, бесцветные, казалось лишенные зрачков глаза. Эти глаза высасывали из меня душу, хотя, наверное, я только ее сейчас из себя и представлял.

Я ринулся сквозь стену в таверну так, как преследуемые противником остатки войска вбегают в свою крепость, спиной чувствуя поднимающийся надо рвом разводной мост, приносящий спасение.

В просторном зале таверны царило спокойствие. Несколько пар посетителей, рассевшись поодаль друг от друга, неспешно перекусывали, запивая еду вином и вполголоса разговаривали.

Странно, слов я не понимал, но смысл любой беседы вполне мог уловить. Пара торговцев сетовала на налоги и обсуждала, не перейти ли с торговли мясом, которое так трудно сохранить, на торговлю вином. Но разрешение на виноторговлю стоит уйму денег, хотя и дает приличные барыши.

Юноша с девушкой, сидевшие в самом отдаленном углу зала, тихо шептались о том, как убедить родителей и с той и с другой стороны, что, несмотря на бедность юноши и молодость девушки, они должны скорее пожениться, и незачем откладывать это событие, дожидаясь пока молодой человек разбогатеет, а его любимая станет старше.

Недалеко от крайнего окна, спиной к стене, за столом сидел одинокий молодой черноволосый мужчина. Одного взгляда на его меч в дорогих украшенных самоцветами ножнах было достаточно, чтобы понять, что он принадлежит к знатным людям. Его загорелое обветренное лицо светилось благородством. Взгляд пронзительных темно-коричневых глаз выдавал тонкий ум и уверенность в себе.

От мужчины исходила эмоция глубокой печали и тревоги. Рассеянность, с которой он брал из стоящей перед ним чаши орешки и отпивал из бокала вино, говорила о том, что он глубоко погружен в свои грустные мысли.

Трое вооруженных людей, которые вошли в таверну передо мной, стояли у стойки и переговаривались с трактирщиком. Беседовали они, как и все, в полголоса и неторопливо, но я чувствовал, как в их душах поднимается волна чувств, представлявших собой смесь азарта, страха, отчаянности и осторожности.

Заказав еды и вина, троица направилась к столу стоящему в том же углу, где сидел одинокий мужчина. Эмоции, переполнявшие всех троих, достигли высочайшего накала. Что-то должно было произойти.

Один из трех, губастый и, видимо, самый решительный, поскольку шел впереди, тогда как двое других, излучая больше осторожности, немного отстали, положил руку на рукоятку меча, так, что другой конец его поднялся и, развернувшись, опрокинул бокал с вином, стоящий перед благородным одиночкой. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять - бокал был опрокинут специально.

Никакой эмоции кроме досады не возникло в душе кареглазого посетителя.

Между ним и губастым завязался разговор, который иначе как заводкой я бы не назвал. Трое вооруженных мужчин совершенно явно собирались устроить драку, несмотря на то, что знатный одиночка сражаться не хотел, хотя и потребовал от обидчика извинений. Чувства возникшие у него, доказывали, что он абсолютно уверен в себе и не испытывает страха перед численно превосходящим противником. Мне этот парень определенно начинал нравиться.

В какой-то момент мне показалось, что холодная решительность этого человека напугала губастого и его товарищей, и они готовы были уже отступить. Но эта заминка длилась одно мгновение. Откуда-то извне, со стороны окна, где стоял человек в черном плаще, как щупальца спрута протянулись холодные волны ненависти и проникли в души всех троих.

Губастый выхватил меч. Оба его товарища сделали то же самое.

Реакция их противника была молниеносной. Я даже не успел заметить, как он вскочил из-за стола и в его руках сверкнул клинок.

Фехтование - не моя стихия. Может быть, поэтому я не смог оценить совершенство выпада сделанного одиночкой, и только увидел, что у губастого разрезан рукав. Однако это не охладило пыл нападавших. Все их чувства были перекрыты ненавистью и боевым азартом. В эмоциях кареглазого были только раздражение и гнев. Похоже, схватку он воспринимал, как прохожий, вышедший прогуляться под лучами теплого солнца и обнаруживший, что неожиданно пошел дождь, и ему теперь придется воспользоваться зонтом.

Он еще раз предложил нападавшим прекратить ссору, но то ли инстинкт самосохранения был слабо развит у всех троих, то ли таинственное влияние на них оказывал стоящий за окном соглядатай, троица и не думала отступать.

Один, самый смуглый, вскочил на стол, в то время как два других, стоявших бок о бок, одновременно начали атаку. Кареглазый одним движением парировал их удары и провел великолепный удар ногой в пах губастому. Таким ударом вполне можно было бы разнести пополам доску-сороковку. Прекрасный, хорошо поставленный, восходящий май-гери. Надо отдать должное пострадавшему - он не потерял сознания. Хотя, представляя, какую боль он сейчас испытывал, лучше бы он его потерял.

Я начал получать от происходящего некоторое эстетическое удовольствие. Такие чувства возникают, когда видишь боевик с хорошо отрежессированными драками.

Тем временем одиночку попытался атаковать смуглый, вскочивший на стол, и тут же своим выпадом его поддержал третий, самый высокий из троих. Но их противник, парировав удар высокого, левой рукой дернул за край стола, и смуглый с грохотом полетел вниз. Против кареглазого временно остался только один нападающий - долговязый. Хотя, кареглазый был не ниже его ростом.

В какой-то момент сражения, я, несмотря на то, что был крайне увлечен происходящим, ощутил чье-то сильное беспокойство и увидел, как трактирщик скрылся в подсобном помещении и начал там что-то лихорадочно искать.

Самый высокий наступал на одиночку, хотя тот еще раз предложил прекратить драку. Благородный мужчина сделал несколько замысловатых движений мечом, и когда его неугомонный соперник, купившись на ложный выпад, неосторожно опустил руку, клинок кареглазого рассек ему горло.

В глазах высокого сначала отразилась досада на пропущенный удар. Он еще не ощутил, что на самом деле произошло. Его меч стал снова подниматься, но боль в перерезанном горле уже дошла до мозга, в глазах появилось выражение изумления и страха, он схватился левой рукой за рану, как бы пытаясь не дать разрезу разойтись, но кровь потоком хлынула сквозь пальцы, и мужчина рухнул на пол.

Однако его смерть не остановила подельщиков.

Поднявшийся с пола смуглый начал приближаться к одиночке, и в это же время, все еще корчась от боли в паху, стал готовиться к атаке губастый. Впрочем, он успел, еще до конца не выпрямившись, сделать только один шаг в сторону кареглазого.  Тот, отступив от надвигавшегося на него смуглого, быстро приблизился к губастому и снова продемонстрировал прекрасный удар ногой. Теперь в челюсть. На этот раз это был молниеносный микадзуки. Губастый снова оказался на полу, теперь уже без сознания. И это был для него не самый худший вариант. Гораздо хуже пришлось смуглому.

К концу драки атакованный троицей человек уже явно разозлился. Я это прекрасно чувствовал. Кареглазый вызывал у меня все больше симпатии. Я понимал, что эта драка была ему совершенно не нужна, что он прекрасно знал, что, несмотря на то, что противников больше, он имеет огромное преимущество в мастерстве. Еще я чувствовал, что его разозлила необходимость убивать и тупое упрямство нападавших, не поддающихся ни на какие уговоры.

Видимо, решив, что пытаться словами остановить смуглого бесполезно, кареглазый нанес ему два легких ранения - одно в бедро другое в живот. Затем он выдержал небольшую паузу, как бы давая раненому опомниться и оценить свои шансы. Но смуглого переполняла только лишь злость.

Я ощутил, что человек в черном плаще уже не стоит за окном. Он скрылся, поняв, что попытка покушения на человека в таверне провалилась.

Последний из противников, дважды раненый, вместо того чтобы отступить, кинулся в безумную и неподготовленную атаку. Благородный одиночка сделал казавшийся совершенно нелогичным шаг вправо, одновременно неуловимым движением переложив меч в левую руку, что оказалось полной неожиданностью для смуглого, и он всем весом навалился на острие клинка, пропоров себя насквозь.

Кареглазый застыл на секунду и медленно потянул на себя клинок, вынимая его из пронзенного тела. В это время вновь пришедший в себя губастый уже поднялся во весь рост и готов был нанести удар мечом, но трактирщик, прибежавший из подсобки с секирой в руках, что есть мочи опустил ее на голову незадачливому бойцу. Губастый в третий раз распластался на деревянном полу.

Сражение было окончено.

Я прекрасно понимал, что главной фигурой во всем происходящем был человек в черном плаще. Однако пока шел бой, я не уловил, в какой именно момент он покинул свой наблюдательный пункт.

Я преодолел стену таверны и оказался на залитой солнцем набережной. Никаких следов человека в черном плаще я не обнаружил. В сторону таверны спешили  два одетых в одинаковую форму вооруженных человека. Видимо что-то вроде полицейских.

Тут я впервые остро почувствовал необходимость ответа на вопрос, где же я, в конце концов, нахожусь. Что это, сон? Может, бред? Или я уже умер, и мое астральное тело путешествует по другим мирам? Но ведь нечто подобное уже было, когда таинственный параллелепипед перенес меня в дом охотящегося за мной Ивана Петровича. Правда, тогда это произошло по моей воле. Как все случилось сейчас, я просто не помнил.

Я попытался сконцентрироваться на образе собственного тела и представил, как я в него вхожу. Что-то изменилось в результате моей попытки. Я обнаружил, что все выше поднимаюсь над набережной, и что красноватое светило начинает жечь мне бок. Это был явный прогресс, потому что до этого я свой бок просто не ощущал.

Постепенно свет солнца стал меркнуть, а жжение в боку все усиливалось.

Наконец, наступила полная тьма, и я почувствовал, что просто лежу с закрытыми глазами, и у меня действительно жжет бок.

Я открыл глаза.

Надо мною сквозь ветви деревьев белело утреннее небо. Я лежал у костра, слишком сильно пододвинувшись к нему. Отсюда и жжение.

Я все вспомнил.

Сегодня мне предстояло добраться до Петрозаводска, где я на некоторое время должен стать бомжом.

В кармане, излучая легкое приятное тепло, лежал загадочный параллелепипед. Он же артефакт, он же, как его называли охотящиеся за мной бандиты - Вещь.

15. Раос

Арлин лег спать рано и заснул почти сразу, поскольку накопившаяся усталость давала о себе знать. Он наверняка проспал бы мертвым сном до утра, но около полуночи его разбудило свербящее душу гудение комаров, налетевших в открытое окно. Шея и левое плечо неимоверно чесались. Немудрено. Горные комары тем и славились, что вылетали на промысел только ночью, едко кусались и пели свои песни так пронзительно, что в ушах звенело на все лады.

Арлин превозмог зуд, зная, что если перетерпеть, то через какое-то время от укусов и следа не останется. А если  дать слабину и почесаться, то волдыри не сойдут несколько дней, постоянно требуя к себе внимания.

Отпуская изощренные ругательства, от которых деревья, не дожидаясь осени, сбросили бы красную от стыда листву, Арлин выбрался из-под одеяла, пылая жаждой мести. Прежде чем покарать посягнувших на его сон и кровь надсадно гудящих кровопийц, надо было перекрыть доступ в комнату их собратьям. Однако окно закрывать не хотелось, уж слишком живительным был воздух в горах.

Встав у подоконника, он протянул руку и, сложив три пальца, обвел проем по периметру, шепча несложное заклинание, вынуждающее мертвое дерево самостоятельно держать границу для насекомых на замке. Но этого ему показалось мало и Арлин, уйдя на миг за пленку реальности, занавесил окно зеленоватой дымкой. Затем он затеплил настенные светильники. Ночные бабочки тут же ринулись на свет, а за ними потянулись комары. Немного понаблюдав, как насекомые бьются о невидимую преграду, Арлин удовлетворенно улыбнулся. Теперь можно было приступать к возмездию.

Арлин задумался. Он мог выбрать одно из двух, либо обломать барражирующим в комнате комарам крылья, либо предать их очистительному огню. С насекомыми он обычно не боролся. Они живут своей жизнью, всего лишь питаясь и продолжая род, поэтому они не враги в прямом понимании слова. Это просто природа, своего рода стихийное бедствие, и глупо иметь что-то личное против них. Однако бывали моменты, когда он буквально бесился, если насекомые, сами того не ведая, включали его в свою пищевую цепочку, тогда как ему предстояло сделать что-либо важное. Это был именно тот случай.

Почувствовав на спине очередной укус, Арлин больше не колебался. Летающих вокруг него комаров он поймал молниеносными  движениями рук и растер между ладонями. Остальных, звенящих под потолком и спрятавшихся по темным углам, он представил как сухие былинки и на выдохе пустил часть своей энергии невидимым огненным веером по комнате. То здесь, то там возникли небольшие вспышки света - это сгорали с легким треском комары. Через какой-то миг все было кончено.

Забираясь в постель, Арлин сладко зевнул и подумал, что вот теперь он будет спать долго и спокойно. Но не тут-то было. Как только он закрыл глаза, сонливость исчезла, и, как он ни старался, текли минута за минутой, а сон не приходил. Оставив напрасные попытки, он лежал и думал, думал и вспоминал.

Он вспоминал Лиену, вспоминал все, что узнал сегодня от отца, все, что знал раньше. Вспоминал события прошедших дней. Он пытался анализировать, пытался думать о будущем, о том, что значит быть Хранителем Сна Эгрона и как им надлежит быть, и каким. Но больше всего ему хотелось окинуть все события, словно из поднебесья, одним взглядом, который мог бы в одночасье дать полную картину происходящего, а с ней - осознание того, что присутствует с недавних пор в его жизни как данность, и того, что надо делать. Но мысли неуправляемо скакали от одного к другому, сталкивались между собой, порождая невнятицу, и он никак не мог привести их в порядок.

Периодически возникало желание дотянуться до Лиены магическим видением. Он гасил его, поскольку бесполезно было и пытаться - Завеса Слепоты его не пропустит. И вдруг как озарение мелькнула мысль, что можно попробовать использовать амулет суэгра, который он оставил себе после схватки в лесу. Быстро достав медальон Лиены и амулет на странной цепочке, составленной из разных по размеру колец, Арлин сел на кровать. Амулет словно просился, чтобы его повесили на шею, но цепочку Арлин так и не отремонтировал. Пришлось зажать амулет в левой ладони, а медальон в правой.

Завеса Слепоты уже не казалась сплошной пеленой. Сквозь нее просвечивался Турн, желтый спутник Раоса, и пляшущая на морских волнах дорожка, ведущая к нему. Помня, как болезненно Завеса отбросила его прочь в прошлый раз, Арлин не стал пытаться преодолеть барьер слету. Оказавшись рядом, он осторожно ступил в белесую дымку, однако она, приобретя некоторую прозрачность, продолжала оставаться такой же упругой, как была раньше. Видимо, от амулета пользы было мало, и не стоило тратить силы в тщетных попытках очутиться по ту сторону Завесы Слепоты. Но тут Арлин, словно по чьей-то подсказке, протянул руку с амулетом суэгра вперед и с удивлением увидел, как она погрузилась в Завесу. Следом просочился и он. Главное было сделано, и, увидев под собой ночное море, Арлин устремился на Запад, ведомый тонкой золотой нитью, тянущейся от медальона Лиены к горизонту. Он всем своим существом рвался только вперед и не обратил внимания на едва различимые контуры фрегатов у берегов Лигта. Это была фраггийская армада.

Вскоре Арлин увидел вдали огонь фонаря, раскачивающегося на корме фрегата в такт движению по волнам. Арлин обрадовался, ему показалось, что это именно тот фрегат, на котором отплыли похитители Лиены. И только оказавшись в непосредственной близости, он понял, что ошибся. Золотая нить продолжала звать вдаль, а это судно было пиратским, и оно везло на Фрагг добытые морским разбоем товары и людей, уделом которых теперь будет только рабство

Лиену он обнаружил в каюте следующего встретившегося ему фрегата, который на полных парусах резво резал морскую гладь, а впереди едва заметной дымкой угадывался берег Фрагга. Над этой частью океана уже наступило утро, но Лиена спала. Ее лицо было бледным, особенно на фоне черных волос, окружавших его, как нимб, сотканный из ночного мрака. Уголки губ были страдальчески изогнуты, под закрытыми глазами залегли тени. Арлин понял, что все плавание она ужасно мучилась от качки. Ему стало ее нестерпимо жалко, словно морские страдания были единственным источником угрозы и мучений, от которых стоило Лиену спасать.

Какое-то время Арлин созерцал родное и прекрасное лицо, а затем, оставив корабль, устремился к Фраггу. Путеводной нити больше не было, и он просто не мешал невидимым потокам увлекать себя все дальше и дальше. Такое путешествие за пленкой реальности замечательно тем, что мысль становится действием почти мгновенно. Если что-то привлекает внимание, то движение замедляется, а то и вообще останавливается, и можно наблюдать и слушать сколько душе угодно. Но если не хочется тратить время на созерцание раскрывающегося во время полета ландшафта, то с такой же легкостью можно в один миг оказаться либо там, куда ты направляешься или куда тебя влечет, либо там, где находится твое тело.

Так поступил и Арлин, очутившись сначала над крепостью с очень высокой центральной башней, а затем и внутри нее. Стены помещения, в которое он попал, были завешены гобеленами, изображающими эпизоды какой-то битвы. По всей видимости, древней, ибо среди вооруженных людей встречались незнакомые глазу и в основном ужасные создания. Солнечный свет, проникающий сквозь узкие и частые окна, расположенные по одной стене, ложился желтой решеткой на полотна, вывешенные на другой, скрадывая изображения, и Арлин многого не разобрал.

Мимо гобеленов двигалась в сложном боевом танце женщина. В правой руке она держала меч, в левой - кинжал. Она была одета в едва доходящие до колен янтарные брюки и ядовито-желтую куртку без рукавов, которая, по всей видимости, вообще не имела застежек. Ее волосы, отливающие темно-каштановым цветом, были коротко обрезаны, и было непонятно, украшает или портит такая прическа ее немного скуластое точеное лицо. Несмотря на то, что женщина постоянно перешагивала, поворачивалась или приседала, со звериной пластикой нанося воображаемым врагам смертельные удары, Арлин разглядел, что она красива, и, немного смущаясь, отдал должное ее упругой небольшой груди. Конечно, сравнивать этого воина в женском обличье и Лиену не имело никакого смысла - они были красивы каждая по-своему, но что-то неощутимо общее в них все-таки было.

- Кто здесь? - внезапно замерев, спросила женщина, вслушиваясь в пространство.

Арлин непроизвольно затаил дыхание, словно она могла его услышать.

- Суэгр, желающий говорить со мной, ответь, из какого ты Кольца и что намерен сообщить? - приказала женщина. - Ты, видно, не понял, куда попал, червь! - она резко взмахнула мечом, рассекая надвое пылинку, кружащуюся в полосе света. - Я Иорга, жрица Повелевающей Триады! Если ты через миг не объявишься, то закончишь свою жизнь на барабане подъемника или в Зале Эгрона.

Арлин безошибочно понял, что она всерьез разгневана, а ее обещание отнюдь не пустая угроза. Ему даже стало немного не по себе, будто через мгновение его действительно схватят, и он посчитал за лучшее не искушать судьбу. Тем более что жрица, хищно раздувая ноздри, внезапно повернулась именно в ту сторону, где он находился, как будто почуяла его. Еще раз окинув женщину взглядом, он вернулся в аркинат. Вычислила бы она его или нет, неизвестно, но это было верным решением, поскольку силы были на пределе. Энергия, которую он затратил на путешествие за пленкой реальности, уже немного превышала ту, которая текла в его жилах, когда он собирался с помощью амулета убитого суэгра преодолеть Завесу Слепоты.

В комнате ярко горели светильники, и был полный покой. Арлин отдышался, спрятал амулет в карман куртки, а медальон Лиены положил под подушку. Только после этого, окончательно обессилев от простых действий, он вяло, как прихваченная первым заморозком змея, заполз под одеяло.

Арлина разбудил, посланный отцом монах, иначе он проспал бы до полудня. Но отец, вчера еще относительно спокойный, видимо, торопился. Значит, что-то в мире изменилось, подумал Арлин, одеваясь. Как ни странно, он не ощущал неразберихи ни в душе, ни в мыслях, хотя прекрасно помнил, как, ворочаясь вчера на жестком ложе, искал в себе порядок, а находил только хаос. Он также прекрасно помнил свое путешествие, изнемогшую от морской болезни Лиену и женщину с мечом, назвавшуюся именем, которое что-то смутно ему напомнило.

За завтраком Арлин почувствовал, что отец все время за ним наблюдает, словно определяя, готов он или нет для того, чтобы увидеть реликт. Поэтому, выбрав момент, сказал:

- Мне вчера было очень тяжело, потому что мой разум был переполнен и не находил покоя, но я заснул как убитый. А потом меня чуть насмерть не загрызли комары. Пока я вернул им должок, сон улетучился, и я долго думал, как во время испытания на зрелость.

Верховный аркинф удовлетворенно кивнул, будто услышал хорошую весть.

- А потом... - Арлин запнулся. - Нет, об этом потом. В общем, я хочу сказать, что утром каким-то непостижимым образом я проснулся совсем другим. Нет, "совсем другим" это не очень точные слова. Лучше сказать, немного не таким, каким засыпал. Я пытался прислушаться к себе, понять, что произошло, что изменилось у меня внутри. Но еще не уяснил этого. Мне ясно пока одно, ни с того ни с сего в душе образовался какой-то островок покоя. Это как кочка посреди болота, на нее можно встать, и трясина окажется бессильной.

Лерион снова кивнул и сказал:

- Ты хотел сообщить мне что-то еще. Я думаю, не следует оставлять это на потом.

- А еще я видел Лиену, - и Арлин рассказал отцу о первой части своего путешествия за пленкой реальности.

- Не пойму, как ты мог пройти Завесу Слепоты? - изумился Лерион.

Арлин от души рассмеялся.

- Просто, отец, я утаил одну маленькую, но очень важную деталь. Помнишь амулет, который Цолк снял с убитого на холме суэгра?

- Конечно, помню. Я собирался внимательно с ним поработать, но он куда-то делся. Наверное, затерялся где-то среди вещей в моем походном мешке. Надо будет внимательно перебрать их.

- Не стоит напрасно трудиться, он у меня, - сообщил Арлин.

- Вот как! Но зачем ты его взял? Я, по крайней мере, могу изучить его, что по возможности извлечь из него пользу, а тебе он зачем?

- Постой, дослушай меня до конца. Во-первых, наемник в таверне у Слама сказал, что человек, нанявший его, имел такую же точно цепочку с разными кольцами. И когда я увидел подобную, это меня заинтриговало. Во-вторых, я вдруг почувствовал странное желание взять ее, и не стал думать, нужна она мне на самом деле или нет - просто взял, и все. А в-третьих, я уже извлек из этого амулета пользу.

- Интересно, - глаза Верховного аркинфа сверкнули, - какую же?

Впрочем, он уже догадывался какую.

- С его помощью я преодолел Завесу Слепоты, которая, кстати, совсем истончилась, но, тем не менее, не пропускала меня, пока я не пробил ее амулетом.

- Как ты это сделал?

- Он лежал у меня в ладони, и мне надо было только протянуть руку вперед, а самому двигаться следом, - сообщил Арлин.

- Ты не надевал его на шею? - осторожно поинтересовался Лерион.

- Была у меня такая мысль, отец, но как наденешь порванную цепочку?! Однако я собираюсь восстановить разомкнутые звенья.

- Это хорошо, Арлин, что ты ее не надел.

- Почему? Ты что-то знаешь о ее свойствах?

- Нет, но уверен, что это далеко не простая вещь. Дай-ка ее мне, я попробую разобраться, что в себе таит этот амулет.

- Вот он, возьми.

- Ну, и что было дальше? - потребовал Верховный аркинф продолжения рассказа, аккуратно пряча фраггийское магическое украшение.

- А дальше я по медальону отыскал Лиену. Я действительно видел Лиену, а не ее образ, который хранит моя память.

- Я в этом не сомневаюсь.

- Значит, Завеса Слепоты проницаема в обе стороны, но только если есть что-нибудь оттуда, что-нибудь, что можно использовать в качестве ключа.

- Уже не имеет смысла говорить о проницаемости или непроницаемости Завесы, ее очень скоро просто не будет существовать.

- Согласен, но эта поправка сути не меняет. Главное, что мы тоже можем дотягиваться до Фрагга, пусть даже с помощью их амулета, а значит, силы у нас еще есть.

- Ты сказал, до Фрагга?

- Именно так я и сказал, - произнес Арлин, победно глядя на отца.

- Ох, Арлин, какой ты еще в сущности мальчишка! - посетовал Лерион. - Вместо того, чтобы рассказать мне все сразу, ты плетешь интригу, будто участвуешь в состязании певцов.

- Но ведь так интереснее, согласись?!

- Для меня нет. В общем, после того, как ты увидел Лиену, ты отправился в Святилище Эгрона, так?

- Может быть, это было и Святилище, я не знаю. Но в центре стояла высоченная башня, - ответил Арлин.

- Да, это именно оно. И что ты видел? - Верховный аркинф даже подался вперед, настолько его волновало, что поведает ему сын.

- Ничего особенного не видел. Оказался в зале с гобеленами. Там упражнялась с мечом очень красивая женщина. Я бы даже сказал, лигтянка, уж больно похожа на наших красавиц. А-а, вот еще что, волосы у нее были коротко обрезаны. Это меня удивило. Однако, если рассуждать здраво, то это правильно, коль она боец, а не хранительница ритуалов или очага.

- Ну, и что дальше?

- Она почувствовала мое присутствие, но приняла за суэгра, который по какой-то причине не назвался. Пообещала лишить жизни, если не объявлюсь, и вот тут я так испугался, - Арлин лукаво улыбнулся, - что в тот же миг вернулся в аркинат. Ах, да, она назвалась Иоргой, жрицей Повелевающей Триады. Мне кажется, я подобное имя уже слышал. Но вот где и от кого?

- От меня, - сообщил Верховный аркинф. - В пути я рассказывал легенду про Оргу, которая была спутницей Эгрона.

- Точно. Но это не совсем то имя.

- Дело в том, что эту историю я не довел до конца. Когда Творец рассеял суть Орги по всему мирозданию, ее частицы попали почти во все разумные души, породив в них неосознанное стремление к чувственному наслаждению. Нередко даже похоти. При этом каким-то образом уцелела часть ее сущности, которая больше частицы, но не настолько, чтобы осознавать себя. Эта часть на протяжении веков кочевала из одной женщины в другую и, как гласят пророчества, однажды должна воплотиться в создании по имени Иорга. Это произойдет незадолго до воссоединения ее Хозяина, а когда Эгрон вернется в наш мир, она вновь станет его спутницей. Вот так.

- Интересное дело. Выходит, была Орга, а теперь Иорга. То есть, Эгрон обретает, не допусти Творец, былую мощь, и Орга оказывается рядом с ним. В этом секрет имени: Эгрон И-Орга, - догадался Арлин.

- Совершенно верно.

- Любопытно, она знает об этом?

- Наверняка.

- А кто еще входит в Повелевающую Триаду? - поинтересовался Арлин. - Прости, отец, что до сих пор меня не волновали наши главные враги.

- Тебе их имена ничего не скажут даже теперь, когда ты как муха в янтаре увяз в событиях, обусловленных пророчествами. Но назвать я их могу. Это Нердиг и Трагур. Управляет же Конфессией человек, не имеющий мирского имени. Его зовут либо Вершитель Воли, либо Су-Эгр - с больших букв и через черточку. Он очень опасен, очень мудр, очень силен.

- Да и эта Иорга, как я заметил, не мальчик для битья. То есть, не девочка. Ну да ладно, хватит об этих суэграх, надоели они мне. Лучше расскажи, что произошло этой ночью.

- Почему ты считаешь, что что-то произошло.

- Чувствую. По тебе, по какому-то неуловимому напряжению в мире.

Лерион кивнул в третий раз и улыбнулся. Грустно улыбнулся.

- Отец?

- Все в порядке, Арлин. Просто мои ожидания оправдались. Ты совершил почти чудо, и теперь ты готов. За одну ночь изменить в себе судьбу могут лишь единицы. Поверь, я не радуюсь этому. Я сочувствую тебе. Будет очень трудно, будет очень больно, будет смертельно опасно, - чему тут радоваться, когда это касается сына? Я предпочел бы видеть тебя в счастье и душевном покое, но, увы, тебе суждено другое.

- Я ценю твою заботу отец. И еще спасибо тебе за то, что, когда похитили Лиену, ты не стал ломиться ко мне в душу, использую нашу родственную близость. Спасибо, что отошел в сторону и терпеливо ждал, когда я приду в себя.

Лерион ласково улыбнулся:

- Ждать пришлось не так уж долго, спасибо Творцу. Да, я хотел бы для тебя обыкновенного человеческого счастья, но в то же время рад, что не ошибся в выборе Хранителя, и горд, что ты достоин им быть. Им ведь мог оказаться и не ты.

- Я вчера много думал и над этим. И скажу тебе честно, я не знаю, как быть Хранителем. Так что, может быть, ты ошибся.

- Ошибся я или нет, сейчас это уже не имеет значения.

- А что все-таки произошло этой ночью? - повторил вопрос Арлин.

- Тригасы, которые прилетели рано утром, принесли тяжелые вести. Первые фраггийцы из тех, что с оружием в руках плывут к нашим берегам, ступили на нашу землю.

- Где?

- Возле Ваэта. Первую атаку город отбил и теперь в осаде. Причалило очень много кораблей с воинами и осадной техникой. Но еще больше фрегатов было на горизонте. Кровь уже льется вовсю. Пока люди сражаются на равных. - Лерион немного помолчал, устремив взгляд в себя. - Вряд ли фраггийцы возьмут город числом или умением. А вот с помощью предательства они рано или поздно окажутся внутри городских стен. Ты уже сыт?

- Да.

- Тогда пойдем.

Они вышли к одной из лестниц, ведущих в подземелье, где перед тем, как спуститься вниз, взяли из подставок два горящих факела.

- Может, лучше с фонарями? - спросил Арлин.

- Нет разницы, - ответил Лерион.

Верховный аркинф привел сына на самый нижний этаж аркината. Здесь в потайных комнатах находились реликвии и другие самые разные необходимые Церкви вещи. Здесь же была библиотека. Арлин был уверен, что потайная дверь, открывающая путь к Сну Эгрона, должна быть в хранилище книг. Но Лерион привел его в небольшую комнату, в которой стояли большие запечатанные кувшины с маслом для фонарей, факелов и светильников.

- Смотри, что я делаю, и запоминай, - велел Лерион.

Он прошел в дальний угол, отодвинул кувшин, взял с пола лежащий там железный прут, вставил его в едва заметное отверстие в стене, находящееся на уровне колен, и надавил. Как только пол начал опускаться, Верховный аркинф вынул прут из стены.

По мере спуска обнажались двери - по одной на каждую стену. Когда пол утвердился на новом основании, Лерион вернулся к Арлину и вывел его в лабиринт через дверь, расположенную под той, через которую они вошли в помещение. Минуя одни повороты и сворачивая в другие, Верховный аркинф привел Арлина в пустую квадратную комнату по пять шагов между стенами. Там он одновременно нажал две выемки в стене, и большой каменный блок отошел в сторону, открыв еще один коридор. В его конце оказалась дверь с большим литыми кольцом вместо ручки и тремя широкими поперечными железными полосами, на каждой из которых было по три бляшки, выточенных из какого-то темно-зеленого камня. Впрочем, насчет цвета этих бляшек Арлин сомневался, ибо они в пляшущем свете факелов казались то темно-зелеными, то черными, то фиолетовыми, - попробуй разбери, какие они на самом деле. Верховный аркинф посмотрел на сына и нажал в определенной последовательности все девять.

- Повторять надо? - спросил он.

- Я запомнил.

- Тогда открывай, - велел Лерион, и Арлин потянул за кольцо массивную дверь, которая на удивление легко отворилась.

Арлин ожидал увидеть что-то вроде святилища, но они ступили под своды небольшого вытянутого помещения, которое ничем не отличалось от других подземных комнат аркината. Оно и понятно - если про некий предмет не должен знать никто, лучше всего его хранить как самую заурядную вещь.

Посреди комнаты стоял большой стол, на котором в беспорядке громоздились покрытые пылью ларцы, шкатулки, различной формы сосуды и прочие предметы, разного вида и непонятного назначения. Лерион подошел к середине стола.

- Сними этот ларь, - указал он на внушительного вида прямоугольный ящик, украшенный сложной геометрической резьбой, - только осторожно, не сбей пыль.

Арлин исполнил. Оказалось, ящик покоился на ларце, меньшего размера. Лерион открыл его. Внутри ларец был отделан бархатом и имел выемку под небольшой прямоугольный предмет, и больше ничего. Он был пуст. Но только для непосвященных. Лерион медленно, чтобы Арлин видел, разместил пальцы на боковых узорах и нажал. Дно поднялось, явив их взорам небольшой брусок, больше похожий на заготовку для камнерезных или кузнечных дел, нежели на вещь, от которой зависят судьбы мироздания.

А сделано действительно было с умом. Любой человек, даже зная, что искать, увидев пустые внутренности ларца со специальной, но пустой выемкой, решит, что то, что он ищет, кто-то уже забрал.

- Это и есть наш Сон Эгрона, этот реликт? Не впечатляет, - подвел Арлин итог увиденному.

- Форма - не главное, - со значением ответил Лерион, - а уж тем более в этом случае.

Верховный аркинф вынул брусок из углубления и протянул сыну. Арлин взял реликт давно минувшей эпохи в руки, и в тот же миг какая-то мощная невидимая волна прокатилась через него. Он даже чуть не выронил этот простой на вид предмет. В одно мгновение, нет, даже во сто крат быстрей, перед ним промелькнул калейдоскоп лиц, сцен, чувств, желаний, удовлетворений и разочарований. И всего остального.

- Что, ударил? - спросил сочувственно Лерион.

Арлин встряхнул головой, отгоняя неприятное ощущение, которое испытывает нормальный человек, случайно подглядевший что-то в дверную щель, и тошнотворный осадок, оставленный этими картинами, и осмотрел Сон Эгрона более внимательно. Брусок был цвета спелого янтаря, если так можно выразиться, и вроде полупрозрачным, с едва заметным голубым огоньком внутри. А может, и нет. Может, это только показалось в неверном свете факелов.

- Это неявная суть Эгрона, - начал объяснять Верховный аркинф, - средоточие изнанки его души, если предположить, что подобное существо способно иметь душу. Здесь его чаяния и страдания, амбиции и эмоции, воспоминания и сновидения, все, что обычно лежит под спудом, и то, что уже почти оформилось в мысль. Здесь также изнаночные слепки душ человеческих, которые он поглотил. Этим людям не посчастливилось - они оказались у него на пути. Здесь много чего. Я назвал только малую часть. Но все это спит и не озарено ни мыслью, ни светом. Нельзя допускать в мир это... это бессмысленное существование страстей и болей, этот клубок несбывшихся желаний, надежд и жажды. А уж тем более нельзя допускать это в плоть. В его плоть. В любую плоть. О-о, оно хочет, оно очень хочет. И грезит об этом. А может, вообще грезит. Все же Сон, а не Явь. Помни это и будь осторожен. Возможно, у Сна Эгрона есть еще какие-нибудь свойства, но мне про них ничего неизвестно.

- Ко мне это, слава Творцу, пока не имеет отношения. Хранитель - ты, - с облегчением произнес Арлин

- Но будет иметь. Может быть, очень скоро, - остудил сына Верховный аркинф. - Положи его на место, для первого знакомства хватит. Потом возьми метлу и обмети пыль вокруг стола, чтобы чужие глаза не определили по нашим следам, какие предметы интересовали приходивших.

Арлин подумал, что при таких предосторожностях, какими отгорожена от всего мира эта комната, вряд ли хоть одна живая душа могла в нее попасть, но свои мысли оставил при себе. Замести следы? Нет ничего проще.

Перед тем, как положить Сон Эгрона в выемку ларца, Арлин еще несколько раз осмотрел его с разных сторон, пытаясь понять, из какого материала он сотворен. Этого сделать ему не удалось. Уж не железо и не какой-нибудь диковинный сплав - это точно, иначе бы не был и на йоту прозрачным. На минерал или драгоценный камень тоже не похоже. Может быть, янтарь? Однако таких больших кусков отвердевшей древесной смолы в природе, кажется, не бывает. Так и не разрешив загадку, Арлин спрятал реликт в ларец, защелкнул верхнее дно и крышку. Закончив то, что ему было велено, и не обнаружив в комнате отца, Арлин улыбнулся, - проверяет, хорошо ли запомнил дорогу и ухищрения на пути. Ну что ж, самому интересно это проверить.

Оказалось, что запомнил. Но в комнате, в которую их опустил подъемник, Арлин чуть не упал. Пол в ней был на ширину ладони ниже, нежели в коридоре, а потолок буквально нависал над головой. Но и это было простой задачей. Железный прут лежал прямо у входа. Найдя отверстие для него, Арлин включил механизм подъемника, вынул прут и быстро покинул комнату. Если бы он оставил этот своеобразный ключ в отверстии стены, прут бы срезало опускающейся каменной глыбой, и неизвестно хватило бы его остатка, чтобы заставить механизм подъемника отправить плиту вверх? В наихудшем случае Арлина бы раздавило опускающимся полом. А так он дождался, пока плита займет крайнее нижнее положение, вставил прут в отверстие и заставил подъемник вынести его на более высокий ярус. Вернув кувшин на место, он чуть ли не бегом преодолел коридор и лестницы и догнал отца, когда тот возвращал факел в держатель. Освобождаясь от своего, спросил:

- Этот прут существует в единственном числе?

- Конечно.

- Я так и думал.