Голгофа

 «Благодарю  вас,  бесценная  моя  матушка,  что  вы  обо  мне  молитесь.  Мне  так  бывает  сладко  в  те  минуты,  когда  вы  обо  мне  молитесь!  О,  как  много  делает  молитва  матери!...
 Ваш  весь,  вас  любящий  сын  Николай.»
 Последнее  письмо  Гоголя – было  письмо  к  матери.  Больше  почтовая  бумага  и  конверты  не  понадобятся  ему.
 Гоголь  отдал  письмо  Семену  Григорьеву,  крепостному  мальчику,  чтобы  тот  отнес  его  на  почту.  А  сам  начал  разбирать  бумаги.  Одни  бумаги,  где  были  и  письма  Пушкина,  он  откладывал  в  одну  сторону,  другие  бумаги,  вместе  с  рукописью  второго  тома  «Мертвых  душ»,  в  другую.  Отныне  эти  рукописи  ему  не  будут  нужны.  Прав  был  Матвей  Константиновский,  протоиерей  ржевский…
 Вспомнилось  знакомство  с  отцом  Матвеем,  радость,  с  которой  Гоголь  к  нему  прибежал,  чтобы  показать  ему  законченный  второй  том  «Мертвых  душ»  и  отповедь  духовного  наставника:
- Вредна  и  греховна  книга  твоя,  как  грешна  всякая  утопия.  Да  и  какой  радости  можно  ждать  от  книги  с  таким  названием?  Нет  мертвых  душ,  все  души  живые!
- Моя  книга  оживит  мертвые  души,  растопит  лед  в  сердцах,  свежим  ветром  очистит  мысли…-пытался  возразить  Гоголь.
- А-а,  так  мы  возомнили  себя  Мессией! Ересь!  Наш  Мессия  есть  Иисус  Христос! Он  ради  спасения  заблудших  душ  пошел  на  казнь,  взял  все  грехи,  всю  боль  на  себя.  А  что  сделал  ты?
- Я  написал  книгу… Она  облагородит  мысли  людей…
- О  жизни  и  чудесных  деяниях  Христа  написано  в  Святом  Писании… Что  твоя  книга  по  сравнению  с  Евангелией?.. Всякий  знает  с  детства  заповеди  Христа.  И  что?  Стал  человек  лучше?  Нет,  в  нем  больше  от  Ирода  и  Иуды,  чем  от  Господа  нашего.  Если  действительная  праведная  жизнь  и  страдания  Господа,  которым  велико  число  подтверждений,  не  изменило  людей,  то  что  изменит  твой  вымысел?
Радостный  блеск  померк  в  глазах  Гоголя:
- Вот  посмотрим,  посмотрим…
- Ты  хочешь  посмотреть?  Это  не  трудно.  Но  сможешь  ли  после  этого  жить  дальше?  Великая  тайна  и  счастье  для  человека  в  неведенье  будущего.  А  если  все  знать  наперед… Вспомни,  каких  высот  достиг  граф  Александр  Петрович  Толстой,  что  нас  познакомил! Флигель-адъютант,  дипломат,  был  губернатором  в  Твери  и  Одессе,  обер-прокурор  Синода  и  член  Государственного  совета… А  заглянув  в  будущее,  сразу  подал  в  отставку.  Потому  что  понял  тщетность  усилий  свои  и  что  все –помысел  Божий! – вещал  отец  Матвей.
- Толстой  видел  будущее? – удивился  Гоголь.
- Да,  один  раз,  как  рассказывал  мне.  Этого  хватило,  потому  что  он  увидел  Торжество  Хама.
- Я  бы  тоже  не  отказался  заглянуть  в  будущие  года…Хоть  одним  глазом.
Но  отец  Матвей  замахал  руками:
- Не  искушай.  Не  рядись  в  одежды  Фауста.  Разорвут  в  куски  тебя  черти  за  это.  Изнутри  разорвут.  Коль  душа  графа,  спрятанная  под  толстую  чиновничью  шкуру  не  выдержала,  что  говорить  о  твоей.  Не  хочу  я  быть  твоим  убийцем…
Но  не  таков  был  Гоголь,  чтобы  отступиться.  С  такой  же  наглостью  провинциала,  с  которой  в  первые  годы  своей  столичной  жизни  просил  присылать  письма  по  адресу: «Царское  Село. Пушкину,  для  Гоголя»,  хоть  с  поэтом  был  тогда  едва  знаком,  с  той  же  настойчивостью,  с  которой  требовал  от  правительства  пенсии  на  лечение  за  границей,  с  тем  лукавством  простодушного  хохла,  с  которым  очаровывал  столичную  публику,  он  пытался  добиться  от  отца  Матвея  желаемого.
 И  преуспел  в  этом.  Отец  Матвей  сдался  и  стал  обучать  Гоголя  умению  входить  в  транс  и  силою  мысли  путешествовать  во  времени.
-Сила  мысли  человеческой  безгранична.-поучал  отец  Матвей. – Мы  используем  лишь  маленькую  толику  ее силы,  отдавая  всю  энергию  плоти.  А  надо  наоборот – умерить  желания  плоти  и  всю  энергию  подчинить мысли.  Сделать  это  нелегко,  потому  как  плоть  желает  ,  чтобы  ее  ублажали  и  баловали.  Плоть  управляет  мыслью  человеческой,  потому  и  деяния  человека  грешные.  Но  если  подчинить  мысль  разуму,  а  не  плоти,  сделать  можно  все,  что  угодно…
 Гоголю  это  удалось.  И  вот  он  совершает  робкие,  короткие  полеты  во  времени.  Он  чувствует  небывалый  азарт  художника.  Гоголь  играется,  заглядывает  ненадолго  во  все  времена,  не  углубляясь  в  суть,  схватывает  детали  происходящих  событий,  чтобы  перенести  потом  на  бумагу.
 Залетев  как-то  на  сто  пятьдесят  (чего  уж  мелочиться)  лет  вперед,  Гоголь  попал  на  пышные  похороны   на  Красной  площади… Вернувшись  назад,  в  свое  время,  тут  же  внес  поправку  в  последнюю  главу  первого  тома  «Мертвых  душ»: « И  вот  напечатают  в  газетах,  что  скончался,  к  прискорбию  подчиненных  и  всего  человечества  ,  почтенный  гражданин,  редкий  отец,  примерный  супруг,  и  много  напишут  всякой  всячины,  а  ведь  если  разобрать  хорошенько  дело,  так  на  поверку  у  тебя  всего  только  и  было,  что  густые  брови.» 
 Со  временем  путешествия  стали  более  продолжительными,  а  знакомство  с  новыми  временами  более  глубоким.  И  ужаснулся  Гоголь,  когда  заметил,  как  через  сто  лет,  будут  двусмысленно  звучать  слова,  которыми  он  считал  чудной  песней:»Эх,  тройка!  Птица  тройка,  кто  тебя  выдумал?  Знать,  у  бойкого  народа  ты  могла  только  родиться,  в  той  земле,  что  не  любит  шутить…» Через  сто  лет,  его  птица-тройка  превратилась  в  суды  «тройки»,  которые  действительно  не  любили  шутить  и  перед  которой «косясь,  постораниваются  и  дают  ей  дорогу  другие  народы  и  государства».
 В  первое  время  Гоголю  льстило,  что  его  чтут  и  через  сто  лет.  Что  в  одной  Москве  ему  поставлены  два  памятника.  Что  его  «Мертвые  души»  изучают  в  школе,  как  он  того  и  хотел.  Но  потом  Гоголь  заметил,  что  его  «Ревизора»  и  «Мертвые  души»  хвалят  и  цитируют  все  те  же  Хлестаковы  и  Чичиковы!  И  при  этом  критикуют  второй  том,  которых  даже  и  не  читали…
 Вернулся  с  почты  Семен… Его  возня  в  прихожей,  отвлекли  Гоголя  от  воспоминаний.  Но  ненадолго.  Вскоре,  он  стал  размышлять,  почему  в  будущих  временах  не  читали  второй  том  «Мертвых  душ»?  Вероятно  из-за  Белинского,  которого  там  очень  чтили,  и  с  которым  Гоголь  рассорился  из-за  «Выбранных  мест  из  переписки  с  друзьями»…
 А  кто  его  только  не  критиковал  за  опубликованные  письма!  Даже  милое  его  сердцу  семейство  Аксаковых  и  то  говорили: « Из  замечательного  писателя  получился  плохой  проповедник…»  Даже  Аксаковы…
 Милое  семейство.  Милое  Абрамцево.  Гоголь  любил  бывать  там.  Любил  свою  комнату,  которую  ему  выделили  в  доме,  аллею,  которую  высадили  для  него,  чтобы  напоминала  ему  аллею  в  родной  Васильевке.  Он  любил  ходить  со  стариком  Аксаковым  по  грибы  и  подкладывать  ему  на  дорожку  белые,  чтобы  полуслепой  старик  нашел  их  без  труда.  Он  любил  в  Абрамцево  слушать  увлекательные  идеи  от  детей  Аксакова.  В  любую  погоду  дорого  по  Ярославскому  тракту  для  Гоголя  не  была  в  тягость,  если  он  ехал  в  Абрамцево…
 Аксаковы  поняли  Гоголя.  И  снова  полюбили,  когда  он  начал  читать  первые  главы  второго  тома  «Мертвых  душ».  И  вспомнилось  окрыленному   Гоголю  путешествие  к  святым  местам,  в  Иерусалим…
 Там  его  удивили  местные  крестьяне,  которые  благодаря  своему  труду,  выращивали  на  сухой  и  бесплодной  земле  урожай.  И  глядя  на  них,  верилось,  что  если  с  таким  же  усердием  работать  над  вторым  томом,  писать  строчку  за  строчкой,  вымарывать  описки,  выкорчевывать  пороки,  то  ему  удастся  написать  книгу  всей  его  жизни! 
 Именно  там,  стоя  у  Голгофы,  Гоголь  смог  оценить  по-настоящему  подвиг  Христа,  пожертвовавшего  своей  жизнью,  чтобы  разбудить  людей,  заставить  их  задуматься  о  праведности.  Тех  людей,  которые  кричали: «Распни  его!». 
 И  Гоголю,  после  «Выбранных  мест…»  так  же  кричали.  Но  Гоголь  не  Бог.  Да  и  жизнь  его,  больного  человека,  мало  что  стоит.  Жизнь  ему  была  нужна  лишь  для  служения  литературе  русской.  Жизнь  нужна  ему,  чтобы  подарить  людям  второй  том  «Мертвых  душ»…
 Но  людям  эта  книга  не  нужна!..
- Семен,  подай  свечу!-приказа  Гоголь  мальчику.
Потом  свернул  свои  рукописи  в  трубку  и  сунул  их  в  топку  печи.  Семен,  отдав  свечу,  бросился  на  колени  и  слезно  умалял  Гоголя  не  жечь  бумаги.  Плакал  и  Гоголь,  поднося  свечу  к  краю бумажного  свитка.
 Толстые  тетрадные  листы  не  хотели  гореть.  Они  то  зажигались,  то  гасли…
-Рукописи  не  горят…- вспомнилась  Гоголю  фраза  одного  из  будущих  писателей.  Горят!  Будут  еще  многие  рукописи  гореть.  Будут  новые  написаны.  Будут  новые  пророки,  объясняющих  людям,  как  обустроить  им  землю  русскую…
 Бумаги,  наконец,  разгорелись.  Гоголь  смотрел  на  огонь  и  плакал.  Почему-то  саднило  в  запястьях  и  ступнях…
- Что  вы  сделали?!- плакал  мальчик.
 Несмотря  на  жаркий  огонь,  Гоголя  охватила  дрожь.  Он  поднялся  и  сгорбленной  походкой  подошел  к  кровати.  Лег,  укрылся  старым  халатом,  но  дрожь  не  отпускала  его.  Гоголю  захотелось  вдруг  в  Рим,  туда  где  тепло,  где  он  был  счастлив,  потому  что  творил!..
 Гоголь  перевернулся  на  другой  бок.  Плечо  что-то  задело.  Попытался  подняться.  Не  удалось,  голова  приподнялась  лишь  и  сразу  уперлась  в  ткань.
- Семен! –позвал  Гоголь.
 Тишина.  Мрак.  Где  он?
  До  этого  он  вновь  совершил  путешествие  во  времени.  Только  полет  был  не  в  будущее  и  не  в  Россию,  где  и  через  сто  пятьдесят  лет  живут,  как  в  поместье  Плюшкина.  В  этот  раз  Гоголь  вернулся  в  Рим,  на  виа  Феличе,  Счастливую  улицу,  чтобы  еще  раз  прикоснуться  к  счастливым  денькам.
 И  вот,  пробыв  в  Риме  три  дня,  он  возвратился  в  Москву,  но  вместо  своей  квартиры,  попал  неизвестно  куда.  Еще  миг  назад  назад  он  был  в  солнечном,  теплом  Риме,  а  теперь  лежал  в  сырости  и  полной  темноте.  Еще  миг  назад  дышал  свежим  средиземноморским  ветерком,  а  теперь  ощущал  затхлость  воздуха…
 Попробовал  руками  ощупать  место.  И  тут  страшная  догадка  озарила: его похоронили!  Он  лежал  в  гробу!
 Как  же  так?  Ведь  он  специально  написал  в  «Завещании»,  чтобы  его  не  погребали  до  тех  пор,  пока  не  покажутся  явные  признаки  разложения!  И  вот,  чего  он  опасался,  случилось –его  похоронили  заживо!
 Гоголь  пытался  кричать,  но  скоро  охрип,  а  помощи  все  не  было.  Его  не  слышали!  Гоголь  вдруг  ощутил,  что  становится  трудно  дышать –воздух  кончался.  Гоголь  пытался  разбить  гроб – бесполезно.  Чем  меньше  становилось  воздуха,  тем  попытки  становились  яростнее.  Тем  сильнее  охватывало  отчаянье  и  паника.  Обезумев  от  страха,  Гоголь  стал  ногтями  рвать  обшивку  гроба,  одежду  на  себе.  Задыхаясь,  стал  рвать  волосы  на  голове…
 Это  был  конец.  Могильный  камень  не  открыл  погребение.  Ведь  Гоголь  не  был  Богом…