День рождения

Серая пятиэтажка еще брежневских времен. В квартире на пятом этаже сидела большая компания. Комната, в которой стоял стол, составляла от силы десять метров квадратных. Парень во главе стола, очевидно, бывший хозяином торжества сидел с отсутствующим видом. Сидел, будто вокруг не веселились, не пели песни за его, между прочим, здоровье. Он сидел один.
За окном осень медленно, будто боясь упасть и сломать себе ноги в спешке, уходила от  железной зимы. Еще не было снега, но ветер, гудевший над крышами, отдавал невиданной истинно зимней злостью. Ночью могла быть буря.
Парень позвал друга, сказал ему пару слов, надел куртку и вышел из квартиры.
Ветер ударил в лицо. Казалось, он не хотел пускать никого к себе в объятья. Говорил ему: «куда, дурак, ты лезешь, чего ты хочешь? В этом мире ветреного мрака, в этом городе ночью нет места для тебя». Парень шел. Упрямости ему было не занимать. Можно было подумать, что он шел к какой-то цели, строго определенной и очерченной.
Он говорил  шепотом, будто не желая, чтобы кто-нибудь услышал его (хотя кто мог сделать это в такое время). Потом он закричал. Нельзя было разобрать, что это было – слово или вопль, брошенный этому такому неуютному, на его взгляд, миру.
Еще утром все было просто. Она подарила ему подарок, назвала «Зайцем» и поцеловала в левую, кажется, щеку. А сейчас позвонила подруга, сказала: «она просила передать, что не может прийти». Он все равно прождал ее весь вечер. Сидел, слушал неожиданно опостылевших ему друзей, смотрел на девчонок, которые вдруг перестали все быть красивыми… ждал.
«Бульвар Новаторов. Неужели есть что-то новое. Хоть капелька. То, что я чувствую сейчас, уже тысячу раз испытали все эти олухи – мои предки. Хоть какая разница, какая мне разница? До меня ничего не было, после меня ничего не будет, вне меня для меня тоже ничего нет. Тогда почему мне ее так жалко? Ту, которая столько раз плюнула мне прямо в душу; с которой ничего общего; которая меня, в конце концов, не любит.  Спрошу звезду… не дает ответа».
Он думал дать решительное объяснение. Быть жестким и добрым, хотел иметь свой контроль над ситуацией, много чего еще, мысли путались в его голове, как пчелы в растревоженном улье, и так же кусали ту, которая его потревожила. Наивные, исключительно добрые мальчишеские мысли, о том, что мир можно изменить, просто громко сказав ему: «изменись!».
Разговор продолжался не больше десяти минут. Он умолял вернуться, она говорила «все кончено». Последнее слово осталось за ней.
Пересохшее горло. Пустота, заполняющая голову. Свобода.
Буря переродилась в метель. В одну эту ночь Зима прогнала Осень, которая, уходя, сломала таки себе ноги. Всегда так: никакого уважения к старшим.
Лица товарищей уже ничего не выражали. Они были пьяны. Он гулял четыре часа. Кто-то подвез травы. Вечер, который, впрочем, плавно перетекал в ночь, только начинался. В кучке разбросанных тел он увидел свою давнюю знакомую – Свету, которая сидела с невозмутимостью каменной статуи Будды, держа в одной руке сигарету, а в другой бокал с вином. Он не помнил, чтобы звал ее.
- Добрая ночь, именинник. Поздравляю, постарел еще на один год.
- Всего лишь на день, Светлана Батьковна.