Doggy-style

Красивый черный пес сидел на трамвайной остановке и задумчиво смотрел в даль. И хотя ему негде было переночевать, и он не знал где найти пожрать, на булочку, протянутую сердобольной бабушкой, он посмотрел презрительно. «Совсем зажрался», - пробормотала бабуля, отходя в строну, не зная, что делать с отломленным куском булки, то ли выкинуть, то ли самой съесть. «Да не зажрался», - процедил пес сквозь зубы, - «Просто весна, бабка, весна!!!». Тут уж не до ночлега и не до жратвы. Любовь, бабка, любовь. И страсть. Животная страсть, можно сказать.
Тут пес насторожил уши и поджал хвост. Из-за ларька показалась компания. Их было трое. Один – поджарый боец с оторванным хвостом. Невзрачный на вид, но с жестоким волчьим взглядом. От такого взгляда мурашки по коже и шерсть встает дыбом. Второй – простой Бобик, рубаха парень. Видимо увязался за компанию, поискать приключений на свой тощий зад. Третий – пес-исполин, пес-титан. Тяжелая артиллерия. Такому только дай место для маневра, уж он наделает дел. Только не дают места для маневра, вцепляются в глотку, держат мертвой хваткой, пока не иссякнут силы.
Трое приблизились. Бобик рванулся в бой. Черный пес вдохнул полной грудью, наморщил нос, как только смог, чтобы обнажить клыки от десен. Сделал шаг вперед и... Р-р-р-р-э-э-э-э-г-а-в-г-а-в-гав-в-в-в-в, бля-а-а-а .   .   .
Бобик отскочил (ну просто как Тузик), и торопливо отбежал ближе к приятелям. У Исполина на морде была написана растерянность, впрочем, как обычно. Поджарый же быстро оценил обстановку, но в бой не спешил. Он огляделся. Бобик был явно деморализован. Исполин еще не разобрался в обстановке. Оставалось лишь драться один на один.
Поджарый был далеко не трус, на его счету было много крови, как дворовой, так и породистой. Прошлой весной он схлестнулся с матерым «стаффордом», чемпионом собачьих боев, настоящим ветераном-вся-грудь-в-орденах. Тот вышел отлить в сопровождении хозяина, а Поджарый как раз заморачивался в том дворе с какой-то болонкой. Понятное дело, болонка – это не уровень, но Поджарый тогда переживал очередную любовную драму, так что трахал всех подряд.
Ну и бой это был! Опыт против опыта, молодость против молодости. Сила против силы и ненависть против ненависти. В тот день восемь штук баксов остались лежать на раскуроченном газоне, а хозяин этого сокровища долго целился в Поджарого из ТТ-шника. Но вспомнил Вовчик свою молодость, вспомнил, как пробивал стену лбом, расстреливая направо и налево ментов и авторитетов, плюя на все законы. Вспомнил и рассмеялся, опустился на колени и погладил Поджарого, который был готов Богу душу отдать. Дал Вован какому-то алкашу пару штук и пообещал в два раза больше, если пса выходит.
Алкаш тот полностью гонорар так и не получил. Белочка. Ушел из дома и не вернулся. Но Поджарого он выходил. Даже не ради денег, просто не с кем ему было выпить. Одиноко было. Все друзья или умерли или перестали быть друзьями, жена - ушла, дети – презирали. А Поджарый... Поджарому было наплевать на то, что Паша бухает. Они ели с одной тарелки и беседовали далеко за полночь. Паша рассказывал о своей не сложившейся жизни, о том, как он имел все: любящую жену, любимых детей, работу, в которой ему не было равных. И о том, как в определенный момент все это стало ему не нужно. Поджарый все больше молчал, лишь иногда вставлял словечко-другое. Он видел печать смерти на лице Паши. Он знал, что Паша не жилец. Он и так задержался в этом мире, такой одинокий и такой разочарованный. Таким не место здесь, им пора туда . . .
Когда Паша исчез, Поджарому стало нечего кушать. В закрытой квартире он долго выл, но соседи, привыкшие к дебошам, не обращали внимания. Сначала Поджарый облизал все немытые тарелки, благо их было много. Потом он открыл холодильник и съел остатки изысканной твердокопченой колбасы. Изысканной потому, что она вся была в плесени. Потом он ел обувь и одежду. Когда все закончилось, Поджарый лег на диванчик и приготовился умирать. Жизнь не пробегала перед глазами и не было света в конце туннеля, просто острое желание п о ж р а т ь.
Паша занимал трехкомнатную квартиру. Дети время от времени наведывались, чтобы проверить, помер папуля или нет. Звонить было бесполезно, поскольку Паша как правило пребывал в бесчувственном состоянии.
Это и спасло Поджарого. Сынок-Димуля приехал «навестить» отца, открыл дверь своим ключом и увидел тушку собаки. «***се», - сказал Димуля.
И хотя Димуля ненавидел своего папу, сам он был бухариком, а значит человеком душевным. Собачку пожалел и, перед тем как пнуть под зад коленом, накормил и напоил.
В общем и целом, Поджарый был челове . . . ой . . .  Поджарый был собакой бывалой, поэтому в бой не рвался, поскольку бои ему уже осточертели. Он сделал шаг в перед, протянул лапу и сказал: «Ну, будем знакомы».  .  .