Золотые крошки

Зимнее, морозное утро…. От ярких лучей солнца слепило глаза.  Снег переливался  и искрился всеми цветами радуги  в утренних лучах. Приходилось щуриться, вглядываясь в даль, в ожидании привоза свежеиспеченного хлеба.
Не смотря на ранний час, людей на небольшой площадке между домами собралось как всегда много. Ждали машину со свежим хлебом. Всех донимал лютый мороз, и люди были вынуждены вытанцовывать, постукивая одной ногой об другую, чтобы согреться. А машины с хлебом  все не было и не было.
Наконец в морозном воздухе раздались звуки работающего двигателя автомашины. Преодолевая снежные сугробы, новенький «  Бычок»  остановился перед людской очередью.
 Из кабины вышла молодая девушка - продавщица,  раскрыла створки фургона, из которого повалил теплый, сизый пар, а с ним и неповторимый аромат свежеиспеченного хлеба. Поздоровавшись с покупателями, девушка, улыбаясь и напевая модную мелодию: «Черный  «бумер», черный «бумер»…», установила раздвижной столик, надела белоснежный халат и рукавички:
- У меня, дорогие мои, как всегда богатый ассортимент хлебобулочных изделий. И бородинский, и подовой, и батоны  …. А бублики с маком…,  объедение, тают во рту.  Вам какой бабуля хлеб подавать?
Пожилая, простенько одетая женщина  в белом шерстяном платке, с  серебристой прядью волос, попросила:
- Мне дочка – бородинский, и расплатившись, отошла в сторонку, поднесла булку к губам, глубоко вдохнула запах хлеба.  Посмотрев  на очередников, сказала:
- А хлебушек-то, милые мои, дышит! Дышит теплом, и пахнет медом. Спасибо тебе дочка, и всем спасибо, кто его вырастил и испек.
Пока бабуля возилась с сумочкой, укладывая в нее хлеб, в очереди раздался шум. Высокий молодой парень отчитывал продавщицу:
- Ты что мне суешь?
- Как что? Хлеб, который вы просили.
- Разве это хлеб?! Это же строительный кирпич! Ешь сама его. И бросил булку на стол.
- Что вы выдумываете? – Возмутилась девушка. – Какой кирпич? – это хлеб из муки высшего сорта. Утренней выпечки. Он совсем – совсем свежий, горячий еще… Вы посмотрите на него, кирпич?
- Послушай подруга! -  Не унимался парень. – Давай мне белый  батон и не возмущайся, покупатель всегда прав.
Расплатившись,  небрежно сунул батон под мышку и отошел от лотка. В этот момент  в его кармане раздался звонок сотового телефона. Он  второпях достал его и начал  разговор.  Батон  выскользнул  и упал  в снег. Парень с удивленной радостью громко закричал в телефон:
- Привет! Светик! Привет! И в азарте с подскоком ударил батон ногой. Тот, как раненая птица полетел в сугроб. Люди, стоявшие в очереди за хлебом, ахнули. А бабуля, взглянув в наглое лицо парня, выкрикнула:
- Идиот несусветный! Ты что же над хлебом издеваешься?
Парень, не реагируя на реплику старушки, продолжал, как ни в чем не бывало с воодушевлением болтать по телефону. Бабуля трусцой подбежала к сугробу, разгребла колючий мерзлый снег, достала батон, и прослезилась.
 Из хлебной очереди вышел средних лет мужчина, заглянув в заплаканные глаза старушки, спросил: - Мамаша! Как вас зовут?
- Нина Андреевна, мил человек.
- А меня Георгий.  Вижу, вы расстроены поступком молодого человека?
- Не то слово, Георгий. Сытый он, не знающий цены хлеба, от того и бесится.
- Да, Нина Андреевна, лишить бы этого прохвоста всякой еды, давать ему от случая к случаю только ту блокадную ленинградскую пайку хлеба. Думаю только так, познав голод, он в корне изменил бы свое отношение хлебу.
 Нина Андреевна задумалась, потом печально вздохнула и, покачав головой, заговорила:
- У меня во время блокады умерла от голода мама. Перед смертью она тихо, едва шевеля губами, как молитву прошептала слова: «Хлеб наш насущный черный да вкусный…».
 Это были последние ее слова. Отец в начале войны погиб на фронте, и осталась я в 11 лет отроду одна одинешенька. В доме хоть шаром покати, ни каких тебе продуктов, ни крошки хлеба.
От голода сводило живот, пухли ноги. Обессилив, беру последнюю карточку на получение пайки хлеба, и плетусь в булочную, стучу в окошко выдачи, подаю талон, а мне в ответ: «Хлеба нет. Лимит закончился».
- Как хлеба нет? Какой такой еще лимит? Я есть хочу, а вы мне лимит.
- Все есть хотят. -
- Так ведь умру я от голода. -
-Ступай, ступай девочка, тебе же сказали, что хлеба нет, нет, и не будет.-
Я еле доплелась до дому, упала на диван, руки на грудь, думаю уснуть бы на век.
 Лежу, жду смерти, а в уме все же ищу соломинку спасения.
- И ты знаешь, Георгий, старушка улыбнулась – нашлась соломинка. Умирая, мама отдала мне золотой перстень с брильянтом. Беру  я его и снова бреду в булочную. Прихожу, стучу в окошко, открывает  девчонка, наверное, моя одногодка.
- Не стучи, хлеба нет, и не скоро будет.-
Я раскрыла перед ней кулак, на ладони играя лучами, лежал мамин перстень.
Указываю ей кивком головы на перстень, говорю: « Меняю на хлеб».
Девчонка от удивления раскрыла рот, улыбнулась краюшками губ, тихо шепнула: «Подожди». Через пару минут она вышла и подала  мне сверток, а перстень забрала.
      Из последних сил я отошла от булочной, приложила сверток к носу, вдохнула…,
 а оттуда сквозь тряпье такой хлебный аромат, веришь - ли, Георгий, аж дух перехватило.
Тот час захотелось отломить маленький кусочек хлеба, но страх, что кто-то увидит, и отберет хлеб, сдержал меня. Прихожу домой, порезала хлеб на маленькие кубики, крошки смахнула в ладонь, и в рот.
 Георгий кашлянул в кулак и покачал головой.
- Сколько же Нина Андреевна девчонка хлебушка за перстень дала?
Нина Андреевна, как-то боязно поглядев по сторонам, еле слышно сказала: - Булку, целую, булку Георгий, и вздохнув, добавила.
- Мама, бедная мама, и мертвая она мне жизнь спасла. Хлебные кубики я высушила, и сосала долго - долго как леденцы.
- Не веселое Вам Нина Андреевна досталось детство. Благо кончились те времена, когда за булку хлеба платили золотом и жизнью. Только вот жаль, что сейчас отдельные личности цены хлебу не знают. - Сказал Георгий.
-Нина Андреевна, Вы не возражаете, если я напишу небольшой рассказ об этой истории и опубликую его в местной газете.-
-Напиши родненький, напиши, пусть люди читают, и пусть помнят о золотых крошках, о маминых слезах - свинцовых слезах войны…-
Прошептала старушка и бережно, прижимая к груди сумку с хлебом, пошла по заснеженной тропинке домой.

( Из тетради воспоминаний отца).