То, чего у меня нет

ТО, ЧЕГО У МЕНЯ НЕТ…

— Ася, что ты шьёшь?
Девушка примеряла бумажные выкройки на скатерть, пролежавшую в кладовке без дела много лет.
— Разве кому-нибудь нужна эта старая плащёвка?
— Возьми, — разрешила бабушка.
Она не стала отчитывать внучку за самодеятельность. Ещё недавно Ася Мурашкина играла в футбол, как равная, с пацанами и лидировала на поле. Её синяки и ссадины вызывали у соседей толки, которые бабушка принимала к сердцу.  «Не женское это дело, Антонина Петровна, — ворчали они при встрече, — Ася вышла из ряда вон». Новое увлечение внучки — шитьё было приличнее, нежели футбол, едва забытый девицей: повзрослела, портняжничает, — но бабушка не знала, что шьёт её внучка.
Девчонка была упрямой с малых лет. Антонина Петровна помнила тот день, когда в больнице, где она проработала много лет, сообщили, что внучка обивает пороги школы одна, без взрослых — звонила завуч.
— Правда, что у Аси нет родителей? – строго спросила она у бабушки.
Шестилетняя девчонка покинула детский садик самостоятельно, желая учиться вместе с Леной. Её подружка была взрослее на целый год. Лена пошла в первый класс и…  зазналась.
— Они погибли на автотрассе, — ответила бабушка. —  Перевернулся автобус.
В то время ей было сорок пять лет. Не старая, крепкая женщина приютила осиротевшую внучку.
— Ваша девочка умеет читать и писать, – сказала завуч, смягчая голос. — Подойдите, пожалуйста, завтра в школу вместе с Асей для беседы с директором. Если она будет настойчивой, как сегодня, то её зачислят ученицей первого класса.
На следующий день внучка проявила недюжинную смекалку, заметив, что у директора на столе неправильно лежат все журналы, в которых учителя что-то пишут.
— Как это неправильно? — удивился тот. — Я их проверил — правильно…
— Не по порядку…
Озадаченный таким заключением педагог пододвинул к себе стопку классных журналов и оглядел их переплётные корешки, думая, что девочка увидела какие-либо буквы или цифры осмысленного ряда. Некоторые учителя подписывали журналы с торца, чтобы их было легче искать в шкафу, где они хранились в нерабочее время. Но новый учебный год едва начался, и корешки были чистыми.
— Не отвлекай директора от работы, — наказала бабушка внучке. — Есть ли у нас надежда, Иван Сергеевич, на её поступление в школу?
— Она выглядит очень хрупкой, Антонина Петровна… Разница в один год с другими ребятами в этом возрасте заметна… Но не потому, что кроха неспособна усвоить арифметику или великий русский язык, я вижу — Ася толковая девочка, но мальчишки бывают такими агрессивными… Некоторым из них сегодня даже не семь, а восемь лет. Они забияки, лупцуют друг друга, дёргают девчонок за косички… Им нужно давать отпор, а Ася — слаба.  Может быть, вы подойдёте через год или два, когда она окрепнет?
Ася насупилась, но не заплакала, а директор, поменявши верхние два журнала местами, оставил их в покое, так и не поняв причины беспорядка, замеченного ребёнком.
— Опять неправильно, — сказала девочка.
— А как будет правильно? — поинтересовался Иван Сергеевич.
— Вот так, — разложила Ася журналы в своём порядке.
— А теперь объясни мне, пожалуйста, что ты сделала?
Журналы имели разные переплёты, и девочка расположила их в стопке по цветам солнечного спектра.
— Каждый охотник желает знать, где сидит фазан, — заключила она, перечисляя цвета радуги: — Красный, оранжевый, жёлтый, зелёный, голубой, синий и фиолетовый.
— Ну, раз так, — согласился директор. — Пойдёшь в первый «Б» класс учиться вместе с Леной.
— Мурашкины это — сила! — сказала девочка, завершая беседу. Так говорил её отец в минуты успеха, пока был жив. Спустя одиннадцать лет Ася окончила школу и поступила в университет.
Бабушка глядела на выкройки, пытаясь понять очередную фантазию внучки. Худая, костлявая футболистка, её внучка была сущим дьяволом в жизни. Юбок, кроме как в школу, не одевала, не утюжила их, как другие девчата, перебирая по складкам, — залатанные спортивные брюки да кроссовки служили лучшей экипировкой на все случаи жизни.
«До чего же она похожая на отца — горбоносая, некрасивая, — думала бабушка, вспоминая упрямого зятя, любившего горные лыжи. — Носился неугомонный по белому свету, пока не сгинул. И дочку мою сгубил». Глядя в такие минуты скорби на Асю, бабушка переживала трагедию многолетней давности так, как будто это случилось вчера: «Почитай две жизни прожила, поднимая девчонок».
Остынуть бы вроде Аське от спорта, которым занимаются парни, да забыть про футбол, про забитые мячи, и усидчиво осваивать каноны наук, но недавно очередная блажь сошла на неё с другой стороны. Девушка заявилась к бабушке на работу, в больничку, с официальной бумагой от тренера.
— Я записалась в секцию альпинистов… Бабушка!.. Ты должна поставить свою подпись вот под этим документом! — потребовала она.
— Что это, Ася? — перепугалась старушка.
— Завтра наши ребята поедут на Куш-Кая в поход и меня берут на «однёрку», если, конечно, ты, бабушка, дашь согласие. Правила альпинизма предусматривают письменное разрешение родителей для подростков моложе восемнадцати лет.
— Я не дам разрешение! — рассердилась Антонина Петровна. — Твой непутёвый отец Мурашкин погиб в горах и погубил мою дочь!
— Мой папа не виноватый…
— Ему не сиделось на заднем месте. Твоя же дурь пострашнее отцовской. Ты видела эти горы: Куш-Кая, мыс Айя, Форосский кант, Ай-Петри? Отвесные скалы!.. Что ни слякоть, грохочут камни, отрываясь от них, да такие, что трактору приходится туго на дороге, лежащей внизу, их разгребать.
— Бабушка, ты сгущаешь краски.
— Я не подпишу никакое согласие — ни сейчас, ни потом. Не женское это дело — скакать по вершинам. Хороший хозяин скотину туда не гонит. И выброси ты эту дурь из головы.
Ася ушла в себя, покраснела. Дома закрылась в комнате и отказалась от ужина. Время от времени её всхлипывания доносились на кухню, где Антонина Петровна воевала с кастрюлями. Рано утром девица оделась, как амазонка, в спортивный костюм, забрала пирожки и убежала на автовокзал.
— Дрожишь Мурашкина? – улыбнулась подруга Лена. Она была совершеннолетняя спортсменка, имела зачётную книжку и третий разряд по альпинизму.
— Нисколечко, — ответила Ася. — Я ни в чём не хуже тебя, Ленка, ты же знаешь об этом…
— Тебе разрешили пойти с нами?
— Не разрешили, но я не боюсь высоты.
— Значит ты останешься дома! — вмешался тренер. — Горы, Ася, не любят капризных. Если случится беда, а может... Я — седой человек. Вот когда тебе исполнится восемнадцать лет, ты станешь полноправным членом нашей команды.
— Иди, Мурашкина, к своей бабушке и шей рюкзак, — приказала Лена. — Тебе ещё рано в горы вместе с нами.
— Опять ты, Ленка, влезла в чужой разговор. Ты с самого раннего детства мешаешь мне жить.
Сборы затягивались. Тренеру не удалось купить билеты на автобус. В нём оставалось два места, а команда была из десяти человек. Ребята решили ехать следующим рейсом. Видя, что никому уже не нужна, Мурашкина решила по-своему. Она незаметно впрыгнула в уходящий автобус и приехала в Ласпи раньше других ребят. «Чай не прогонят меня домой, когда увидят на серпантине у подножья прибрежных скал», — подумала она.
Стояла безветренная погода. Лохматые козы гуляли между деревьями в овражке около дороги убегающей к мысу Айя. Старый седой пастух сидел на лужайке, излучая добро. Ася спросила у него, где находится Куш-кая — гора орла.
— Вон она, девушка.
Около вершины клубилось белое облако.
 — Каждые выходные спортсмены навешивают верёвки на её отвесные склоны, — сказал пастух, – а я не понимаю этого интереса. Случается даже гибнут. Четыре года тому назад пожилые люди — муж и жена, ушли из пансионата и не вернулись. Только на третьи сутки наши собаки подняли вой, обнаружив их останки. Люди разбились на этой скале.
Девочке стало страшно. Она побледнела, выпила молоко, которое любезно предложил ей пастух, и задумалась, — тренер ничего не рассказывал о смерти в горах.
— Этим летом им поставили памятник. Приезжали родные, глядели в бинокль, стараясь понять откуда сорвались их любимые люди… Очень много мемориальных табличек на склонах этой горы: где не выдержал крюк, там камень оторвался — убил человека, стоявшего под ним. Как-то группа туристов из Москвы стала сбивать эти мемориальные знаки и выкидывать их к подножью. Но об этом узнал наш поселковый участковый и остановил вандализм.
— Зачем они это делали? — спросила Ася.
— Говорили, что такие таблички отвлекают от цели, они пугают спортсменов. Этим людям запретили восхождение на Куш-Кая.
— Это и в самом деле вандализм, сколько таких табличек около автомобильных дорог, разве можно глумиться над каждой из них? У меня на трассе погибли мама и папа…
— Вот и я про то же... Пятнадцать лет назад был такой случай. На полочке, —показал он рукой на соседнюю гору, на самый верх, на её уступ, находившийся от вершины метров пятнадцать, посередине отвесной стены, я не знаю как, очутилась наша коза Белоснежка. Её хозяин Михей собрал односельчан и поспешил на выручку. Обвязался пеньковой веревкой, опустился на полочку. Боже ты мой, как дрожала козочка, как она блеяла — сиротливо, словно ребенок, когда он её гладил и утешал. Как отчаянно она билась копытами о камни, обвязанная Михеем, когда мы потянули её наверх. Едва своего хозяина не опрокинула в пропасть. Наверху успокоилась. Осторожно, словно на цыпочках, отошла от обрыва метров на двадцать, да как запрыгает на всех четырёх ножках сразу…
Два козлёнка вцепились зубами в кустарник и потянули его на себя под горку в овражек, перебирая копытцами размытый склон.
— Ты погляди на них — какие они озорники…
— Сейчас покатятся в воду, – отметила Ася.
— Нет, не покатятся… Козы — такие прыткие. Веришь ты или нет, девочка, а я прослезился, спасая животное. Подняли мы Михея следом и пошли в посёлок, а Белоснежка льнёт к нему — благодарная, тянется глазами к его лицу, словно поцеловаться хочет.
Пастух обнял гулявшую рядом козочку и стал её гладить. Заканчивая свой рассказ о спасении Белоснежки, он подытожил: — Я тоже гордый иду рядом с ними, вот мол какое доброе дело сделал. А внизу, почитай, под нами — метров четыреста. Упадёшь — мокрое место…
На повороте остановился автобус, в котором приехали ребята. Они отправились по асфальтированной дороге в сторону горы. На плечах висели бухтованные верёвки. Тренер о чем-то говорил. Дети его не слушали и смеялись, предвкушая победу.
— Самоубийцы пошли, — сказал пастух. — Ещё молодые, а все одно — непонятная страсть.
Асенька попрощалась.
— Ну, я пошла?.. Мурашкины это — сила!..
— Сумасшедшая! — перепугался старик и окрестил её. — Не оступись.
Он припомнил совет бывалых людей.
— Ты только вниз не смотри, а то закружится голова!
И загрустил от бессилия помочь этой девушке на её дороге к вершине.  Козочка замерла на руках от волнения, которое излучал старик .
— Знания нужно иметь... И железо... И самое главное…
На мгновение он задумался:
— А что же самое главное?
И честно себе ответил:
— То, чего у меня нет и не было даже в юности — отважное сердце и силы перебарывать страхи. Боится каждый, но не каждый идёт и доходит… Бедная девочка, куда же ты?
То же думала бабушка в Севастополе, в пустой квартире, глядя на первые выкройки внучки, собранные в рюкзак неумелыми стёжками ниток.