А разве не ангел?

 Знаете, в этом городе, да, в этом городе с его пробками, магазинами, клубами, барами, живут ангелы, пять ангелов, которые иногда появляются где-то рядом со мной…например, как сейчас, за соседней барной стойкой и как-то странно на меня смотрят, странно смотрят, как будто мы с ними уже давно, давно знакомы, они повторяют мои движения…, а иногда, ИНОГДА даже заказывают те же напитки, которые заказываю Я.   Заказываю у накрахмаленного, будто простыня официанта.
И еще эти ангелы пьют и пьют так, что ОГО-ГО, дембеля так не пьют в первый день, когда едут в этом прокуренном поезде в свой маленький или большой город, где миллионы окон и тоже живут ангелы. Ведь у каждого есть свой ангел.
А мои уже напились, сняли нимб и крылья и пошли, пошли сдавать их в ближайший ломбард. Ну как это все знакомо, очень, очень знакомо…ведь мы каждый день закладываем свои крылья, которых никто, НИКТО НЕ ВИДИТ  в ломбард, в ОГРОМНЫЙ ЛОМБАРД. А иногда пьем и причем так, что ого-го, что даже Сергей Шнуров и этот бы удивился. А потом сказал бы: «Ну, ребята, что-то вы уже совсем переборщили, может не надо, может все по маленькой, а дальше по своим уютным квартирам?!»
-«Ага, давайте по маленькой, а потом по большой, и все, на боковую, да, мужики, на боковую и все, по домам, по домам, да на боковую…»
И ты ложишься спать, а тебе снится сон, чудесный сон, ты летишь над планетой, пролетаешь над Индией и видишь, что сидят монахи и глядят, так сосредоточенно, в одну точку в горах, в одну точку и так ЗДОРОВО УЛЫБАЮТСЯ.   Прям, как ты в тот момент, когда впервые увидел дельфинов в Севастополе или когда тебе подарили не очередную фланелевую рубашку, а нужную тебе вещь. И ты кричишь монахам: «Эй, мужики, как дела, отлично, ну даете, не пьете, ага, зайду, еще зайду,  обязательно!»
А потом ты просыпаешься и что-то пытаешься нащупать за спиной, но тщетно, там, ТАМ НИЧЕГО НЕТ, ПУСТО. А затем идешь по мостовой, ОСЕНЬ, листья, как будто нехотя падают вниз, и ты снова заходишь в тот самый бар, осень и ты друг друга понимаете, и именно поэтому ты идешь по мостовой и заходишь в этот бар, в тот самый бар, где официант похож на накрахмаленную простыню…
И ты смотришь на улицу и вдруг понимаешь, что листья, очень, ОЧЕНЬ похожи на письма, которые ищут своего адресата, вот они кружатся, кружатся в воздухе и шлепаются в стекло бара, как будто говорят: Чудак, а уже осень и уже давно пора, пора позвонить ей и сказать: «Милая, извини, что я так поступил, да, погорячился, заехать, да конечно, прям сейчас, еду!»
И ты едешь к ней, немного выпивший, веселый, но с обидой на себя. Ведь действительно, как можно было так себя вести, как можно, она ведь ЗАЖДАЛАСЬ. И ты едешь к ней, выключается свет и ты понимаешь, что она здесь и она тебя любит, она целует твои губы и ты понимаешь, что она любит именно тебя, именно ТЕБЯ в этом огромном, самом большом ГОРОДЕ.
ВЕДЬ ЭТО ВСЕ ОДИН БОЛЬШОЙ ГОРОД И В НЕМ ЕСТЬ ТЫ И ЕСТЬ ОНА, А МЕЖДУ  ЕСТЬ ЛЮБОВЬ, НУ, ЧТО ЕЩЕ НАДО И ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО СЕЙЧАС У ТЕБЯ ЕСТЬ ВСЕ…