Двадцать два

Война.Война.Война.
Сколько из вас может похвалиться тем, что засунул свою голову в эту Гиену огненную и остался жив? Мало! Очень мало.
Ещё меньше тех, кто в этой Гиене столкнулся лицом к лицу с той, с кем мы постоянно пытаемся оттянуть свидание.Как можно дальше. Была бы возможность, мы бы её вовсе променули
или не пришли на свидание. Сколько столкнувшихся живы. Ау! Где вы?
 Голосов ваших братцы не слышно. Вас самих не видно. Неужто
всё что говорится о войне, она и есть? Пафос и героизм. Где?
На войне?
Да не может того быть, чтобы встав в атаку, в полный рост, в
один строй с остальными, думал. О чём7 О Родине, как бы совершить, о поступке, как бы красивше ласты завернуть?
Врёте! Значит Вы не ходили в атаку.
 В момент этот нет ничего кроме успеть. Успеть раньше врага твоего. Рвать его. Если нужно зубами. И цель одна. Остаться.
Жить! Как пить. Как дышать. Победить.
И тогда, по беде.

                I

 Пять машин. Три с половиной десятка жизней. Они пробирались
просёлками. Шесть дней. Шесть долгих дней. Каких-то четыреста километров. Нужно было. Везли деньги. Из банка.
Пока Бог миловал. Пока.
 Винницу обошли, выскочив на шоссе в направлении Киева в районе Нижней Кропивны. И всё. Удача отвернулась.
У одной из машин забарахлил двигатель. А на пятках висят мотоцыклисты. Значит рядом основные силы немецкого арьергарда. Времени ноль. Надо жертвовать.
Деньги перегрузили в другие машины. Оставили два зинитных пулемёта и пятнадцать человек. А сами дальше, в направлении
Гайсина.
Даже не успев выехать из Кропивны услышали за спиной бой.
Знать задержут ребята. Авось пронесёт. Авось и их пронесёт.
На въезде в Гайсин, прямо у моста, по старой дороге с Могилёва (Подольского) столкнулись ещё с одним отрядом мотоцыклистов. Хорошо помог последний оставшийся "Зенарь".
Первых срезали, а остальные крутнули педали. Жаль машину покрошили.
Командир, фамилию которого бойцы так никогда и не узнали, по причине того, что прибились к колонне по дороге, снова перегрузил деньги, в оставшихся три машины. Остался сам и ещё пять человек. Больше места не было. И низом, вдоль реки,
через Кисляк, опять просёлками, по старой дороге уехал на Киев.
На последок приказал бойцам зайти в военкомат и предупредить
что в город прорвались немецкие десантники.
 У военкомата стояла полуторка на которую грузили документы.
Военком, водитель и четверо бойцов услышав о десантниках, сели и укатили приказав ожидать.
Часа через два прибежал раненый в голову старлей с десятком
солдат артелеристов. Так их стало двадцать два.
 Старлей был пограничником. Зелёная фуражка, на его забинтованной голове не сидела, а торчала козырьком в небо.
Он приказал сержанту-артелеристу построить всех и сказал:
 - Товарищи!
Мы пришли со стороны Умани. Вы со стороны Винницы.И там, он
кивнул головой в одну сторону, и там, кивок в другую сторону, немцы. Нужно выставить посты и произвести разведку.
Так, как я старший по званию, командование принимаю на себя.
Сержант. Назначте двоих постовых, пусть выдвинутся в сторону
сада и двоих разведчиков. Пусть проберутся на окраину и разведают обстановку. Всё.
Он снова кивнул головой и тут же бросил к ней руку, не то отдавая честь, не то пытаясь унять боль.
 Первыми в направлении сада ушли разведчики, за ними на небольшом удалении, постовые.
 Минут через двадцать прибежал один из военкоматовских. Тех,
что уехали с военкомом. Он был без винтовки, пилотки. Где-то
потерял. Сказал, что нарвались на немецких мотоцыклистов в районе молокозавода. Машину немцы сожгли, всех, кто был с ним, поубивали.
Он рассказывал, размазывая слёзы по лицу, даже не пытаясь их скрыть.
 Разведчики нарвались на немцев в том же районе молокозавода
и успели срезать двоих, пока и сами не сложили свои головы.
А постовые, даже услышав стрельбу, всё бродили по саду. Поспела папирка, и они поснимав с себя гимнастёрки рвали её в эти самые гимнастёрки.
 Первого убили мальчишку. Видно только призвался. Он как ел яблоко, так и упал, даже не понял, что его уже нет.
А второй, постарше, тот успел спрятаться на какое-то время, пока в сад не вошли немцы. Один из них сорвал яблоко, откусил, и тут же упал с пробитой головой.
Второй, успел всадить очередь, но тоже получив пулю в плечо,
убежал.
Подоспевшие во главе с старлеем бойцы, забрали у убитого немца автомат, у убитого русского винтовку, на окраине сада,
немного постреляли и ушли в сторону старого польского (или всё-таки еврейского?!) кладбища. Раненого забрали с собой.
 Немцы несколько раз пытались прочесать кладбище в течении трёх дней, но постоянно встречая сопротивление, теряя убитыми и раненными своих уползали в прежнем направлении.
 Наши тоже теряли своих товарищей. Их место занимали окруженцы, местные пацаны и мужики.
На четвёртый день немцы по кладбищу ударили из миномётов.
Когда прочесали сто тридцать двух погибших воинов Красной Армии.
 Даже после этого, каждую ночь в городе была слышна стрельба
Почти неделю каждую ночь немцы воевали. С кем?...
Замирили город казаки. Из зондеркоманды. С исконно русскими названиями. "Кубань" или "Ростов".
Они делали из деревьев висилицы и вешали на них всех жителей домов, возле которых нападали на немцев. За две неделибыло повешано свыше двухсот жителей.

Зак. слово.
 Из первых двадцати на кладбище осталось девятнадцать.
Старлей-погранец и с ним четырнадцать местных ушли в лес. Наш знаменитый "Черный лес". Так родился партизанский отряд "За Родину".
 На окраине города в овраге, по дороге на Кисляк стоит братское кладбище. Восемь тысяч. Восемь тысячь евреев и местных жителей были казнены там за время "новой власти".
 Так всё-таки, что заставляло нас сопротивляться? Ведь такие потери!
Эти потери! Именно они ставили людей перед выбором умереть трусом, зная что пощады не будет, или утащить с собой побольше этой мрази. Другим полегче будет.
 И рвали, зубами рвали плоть "сверхчеловеков" и их пособников.
 И замирили. Заставили. Проходя по всем странам мирили. Не ради земель Балтии и всех остальных. Не ради того, чтобы стать на голову. Живите. Живите мирно. Не становитесь сверх людьми. Хлопотно это. И опасно.
Враг!
Ты уже был врагом. Господь тебя помиловал. Война закончена.
Вылезай из окопа. Не стреляй в спину. У тебя есть твой удел.
Даже победив у нас не было мысли лишить тебя права жизни.
Живи и помни.
И мы будем помнить.
Девятого мы вспоминаем двадцать второе. Вспоминаем и поминаем всех, и ещё то, что эта беда закончилась.
 Этих двадцать два. Кто они? Они потеряли свои жизни в моём родном городе. Дед мой тоже сложил голову не пожелав больше отступать. За его спиной была не Москва. Было родное село.
Не дожил. Но знаю точно. Он мечал и помнил о Победе.
Ведь Победа в русском, это конец беде.