Не ешь моё сердце

- Понимаешь, тебе ужасно повезло. У тебя красивый череп, а значит, тебе можно побриться «налыска», а у меня всё ровно, - и он показывает равнину выгнутой, гибкой ладонью, - а потом, вдруг, шишка. Понимаешь, ровно-ровно и слева такая здоровая шишара. Нет, ну ты прикинь, какая подлая природа! Никакой короткой стрижки не позволяет! – И мой милый "латентный извращенец" Сашка выгибает брови, разводит руками, таращит глаза, короче, удивляется.
У Сашки нормальнй череп и густые русые волосы. Он вдохновенно врёт, чтобы отвлечь меня от мыслей о смерти. И чтобы не делать массаж.
Когда нам говорят, что жизни осталось на три-четыре месяца, все вокруг начинают сюсюкать и врать. По любому поводу, даже по мелочам… А если вдуматься, сколько неожиданных смертей случится за эти четыре месяца?
За месяц «отдыха» в больничной палате я проводила четверых покойников. Никто их не окружал чрезмерной заботой и уходом.
- Сашка, когда я умру, то завещаю тебе моё сердце. Что ты с ним сделаешь? – я всё-равно сую ему в руки тюбик с кремом. Если он не сделает мне с утра массаж, я не смогу подняться с постели. Даже горсть обезболивающих не поможет. Он честно начинает пыхтеть над моей костлявой спиной.
- Положу в морозилку, - отвечает он, - буду доставать, любоваться каждый день.
- А потом? Ну, полежит оно в морозилке пару недель...
- Не знаю, закопаю, наверное, возле яблоньки…
- Чтобы моё сердце сожрали червяки? Так же, как всё остальное? Разве для этого я завещаю тебе своё сердце?
- А что же мне с ним прикажешь делать?
- Съесть!
- А ты в курсе во что потом превращается всё, что мы съедаем? Мне не улыбается смывать в унитаз того, кого я всю жизнь любил…
- А если тоже самое сделают черви, лучше? И, в конце-концов, что-то от моего сердца навсегда останется в тебе, в твоих клетках…
(Сердце – насос, которому мы возносим хвалу, прижимаем к левой груди детишек и кошек, хвалимся его размерами и температурой, а иногда предполагаем, что у кого-то из наших знакомых, оно сделано из драгметалла. Но Сашке оно точно досталось от матери-Терезы.)
- А ты сможешь съесть моё сердце? – Сашка абсолютно уверен, что - никогда.
- Само собой. Даже варить не буду. Сырьём съем, прям в морге.

Он мне не верит. Представьте себе!
Единственный, кто знает, что я собираюсь делать с его сердцем, не хочет оставить мне наследство. Он не подозревает о том, как я щедро плачу… Ведь я не беру его с собой в командировки.

Об этих командировках никто ничего не знает. На работе думают, что я опять болею, а дома – что еду по работе. Никто ни разу не заподозрил меня. Напарница всегда говорит по телефону, что я отправилась в поликлинику за анализами, а потом перезванивает по мобильнику и сообщает с кем надо связаться. Она меня прикрывает. Успешно. Поэтому сегодня я снова отправляюсь к участковому терапевту с жалобами на боль в спине. Спина у меня правда болит, но путешествовать это почти не мешает. Особенно, когда в косметичке есть пузырёк с сильным обезболивающим, присланным из Америки. Там ещё не научились подделывать лекарства.

…Иногда мы знакомимся прямо в электричке. Это может быть молодой, но пьющий субъект, а может и взрослый, пахнущий одеколоном дядька. Я сразу чувствую, кто будет в моих руках мягким, как тесто. Русские «мачо» никогда не становятся моими любовниками. Они слишком эгоистичны и не способны влюбиться в «простокрасивуюженщину». Им надо дать время на завоёвывание крепости. А у меня времени нет. Командировки должны быть короткими 1-2 дня(иначе семья заподозрит неладное. Всё-таки я чуточку болею.) И продуктивными. То есть я должна привезти договор, заверенный у нотариуса. Да. Договор о том, что после смерти получу в наследство сердце того, с кем провела очередную «командировку». Пока у меня их три. Немного. С учётом того, что пришлось ездить уже семь раз. Восемь – моя любимая цифра. Удачная…
Мы знакомимся во дворе типового пятиэтажного дома. Он топчется, давит ногами снежные булки. Я сижу на лавочке:
- Я приехала в гости к своему знакомому, но, кажется, его нет дома, - я привыкла врать. Даже если я сбрешу что-нибудь несусветное, выкручусь. Я не называю фамилий, не сочиняю профессий, не придумываю внешностей… Запутать меня очень трудно.
- Может, посидим немного у меня. Из моего окна хорошо виден вход в этот подъезд, - говорит мальчик. Он действительно совсем юный. Надеяться, что он скоро умрёт смешно. Но я всё равно пойду.
- Скоро стемнеет, а в сумерках я не смогу рассмотреть его, - тут я вру без умысла, по привычке.
- Ничего, у меня в квартире телефон, ты сможешь позвонить ему, - он не знает, что у меня в сумке мобильник и снова заставляет врать.
- Но предупреждаю, я буду часто названивать – смотрю в глаза, улыбаюсь закрытым ртом, как Джоконда. Если сейчас заорёт мобила – всё пропало. Мальчик сорвётся.
Оказывается, он учится в универе, снимает квартиру напополам с однокурсником. На двоих им столько же лет, сколько мне одной. Дети.
- Я не ждал гостей, поэтому из еды только сыр, - пригласил он меня в холодильник – чисто дворецкий в карету.
- Сыр. Это превосходно. А вино у тебя есть? Я замёрзла. – Я Джоконда и змеища. Змеища и лисица. Лисица и вампирша. Я пришла, чтобы съесть твоё сердце!
- Вина тоже нет. Спирт, вот…
- Спир-р-р-рт? - А ты тихий мальчик из детского сада. Штаны на лямках. И хлещешь спирт, как латышский рыбак.
- Но для тебя я сгоняю в магазин, - он хватается за полиэтиленовый пакет, как за соломинку. Дурак. Зачем тебе соломинка? Ты уже на дне.
- Для меня не стоит. А тебе самому от спирта худо не будет, милый? – Во мне нет рёбер – во мне большая сверкающая люстра изо льда. Точно-точно, Изольда.
- Мне? Я как раз привычный… - Ты упадёшь после третьей рюмки. Упадёшь и будешь готов продать душу. Душу и сердце...
И мы пьём спирт. Я знаю, что могу выпить много, но почему-то спирт не лезет в глотку. Приходится разводить водопроводной водой. Сижу на табурете – вся в чернобурках, золоте, бриллиантах и глушу спиртягу с несовершеннолетним парубком, который через пару комплиментов валит хмельную королеву Изольду на пол… Потом поворачивает и роняет меня лицом в коричневые цветочки кухонного линолеума...

…Адская боль в затылке. Холодина. Где коричневые цветочки? Где шуба? А юный инфант, опоивший отравой вампиршу? Он исчез...
Я лежу в незнакомом подъезде, завёрнутая в рваное одеяло и старые газеты. Встаю. В проёме выбитого окна вижу его подъезд. Какой милый юноша. Принёс меня, пьяную выдру к моему воображаемому другу на коврик. А мог бы и бритвой по горлу…
И я звоню в первую дверь:
- Простите, помогите пожалуйста, на меня напали, ограбили и побили. Разрешите мне позвонить по телефону. – Редкий случай, когда не вру. Но мне не открывают. Не верят…
И я ломлюсь во все двери, я стучу кулаками в облупленные стены, топаю ногами и ору:
- Люди! Помогите!!! Ведь я не одна в доме? Откройте! Впустите меня. Или выйдите. Вы слышите?…
Не. Не слышат. Они ничего не отдают по доброй воле. Надо вламываться к ним в квартиры, в банковские счета, в тела и души и брать всё самой. А раз так – я отправляюсь бить стёкла. И что выдумаете? Помогает. Уже через час я сижу в тёплом обезьяннике. И там ко мне столько внимания…

…Понюхайте своё ночное одиночество. Пахнет свежевырытой могилкой. Жадной пустотой. Чего она хочет? Эта пустота. Понимаете? И после этого у вас хватает дерзости спрашивать: «Зачем тебе их мёртвые сердца?»
Разумеется, чтобы не чувствовать себя одинокой. Никогда. И чтобы чувствовать себя полной человеческой любви. Всегда. Мне надо много любви. Я жадная.
Пока я не съела никого, но думаю, что ощущение в желудке второго сердца сродни беременности. А ведь какое счастье быть всегда беременной. Отвечать за того, кто внутри, советоваться с ним и, как ни странно, быть под защитой этого второго. Но все мои мужики могут умереть позже меня. Я тоже об этом подумала. Мне придётся ускорить чью-то гибель. Ну, в самом деле, три месяца прошло… Мальчики лежат в блокноте. Ждут встречи…

- У тебя такой красивый череп, - хвалит меня Сашка, кутая в свой тёплый пуховик. – Но в нём мыльные пузыри, обрывки разноцветных ниток и кучка новогоднего конфетти. Ну, объясни мне, зачем ты обзывала мента Сциллом Харибдовичем? Он феню знает, как родной язык, но такого оскорбления снести не мог. Он так и сказал: «Она укусила меня за
сердце".