День рождение
Может у него просто настроение сейчас такое, а может, он вправду начинаю видеть что-то хорошее в этой непонятной ему жизни. Этого он еще не знает.
Он знает, то сегодня у него день рождения. Знает, что на улице уже давно потемнело. Впрочем, зимой всегда рано темнеет. И знает, что он сидит один одинёшенек на даче под Киева, рядом с маленькой печкой-буржуйкой от которой, несмотря на её размеры, исходит очень даже не мало тепла. В самом Киеве, в его квартире собрались родственники, а его знакомые сидят баре недалеко от дома. Все они ждут именинника. Ждут виновника торжества. Но ведь это его, черт подери, день рождения.
Уже неделю как ему чертовски тоскливо. И эти мысли о дне рождения его еще больше угнетали. Хотя, нет, наверное, именно оно и есть причиной его ужасного настроения. Почему-то так у него из года в год. Потом наступает этот день и всё проходит. Ну только не в этот раз.
Поэтому он взял 50 гривен, которые ему вручила с самого утра мама, улетая на работу, купил дорогущую бутылку коньяка, пакет кукурузных палочек, которых ему отчего-то страшно захотелось, пачку сигарет и поехал на дачу. Зимой автобусы ходят только до близлежащего посёлка. Поэтому пять километров до дачных участков пришлось пройти пешком. Идти надо сказать было достаточно тяжело. Потому что всю дорогу замело снегом. Виднелся лишь небольшой след от колёс, но и его уже постепенно заметало.
Только здесь за несколько десятков километров от Киева, он наконец-то почувствовал, что те невидимые тиски, что сжимали его раньше немного ослабили свою хватку. Он шел, насвистывая себе под нос мелодию из одного детского мультфильма. Он не помнил его названия. Там рассказывалось про маленького медвежонка, потерявшегося на северном полюсе и попадавшего во всякие забавные ситуации. Он даже не помнил толком сам мультик, а вот мелодию отчего-то запомнил.
Пару раз он останавливался. В основном, что бы закурить. Ну, потом сразу же продолжал свой путь. И как правило, даже в чуть более ускоренном темпе. Во время одной из таких небольших остановок он услышал вдалеке звук мотора. Первой его реакцией было сбежать с дороги и спрятаться в лесу за деревьями. Это было продиктовано не столько страхом, сколько просто нежеланием, быть замеченным. Но вместо этого он впал, в какой то ступор. И через некоторое время машина выехав из-за поворота, ослепила его светом фар. Поравнявшись с ним, она остановилась. Опустилось окно, и чуть наклонившись, он заметил уже не молодую женщину лет 40 и усатого мужика, по всей видимости, её мужа, сидевшего за рулём.
- Парень ты на дачу идёшь? – спросила она, каким-то немного хрипловатым, но при этом достаточно добрым голосом.
- Да, - ответил он.
- Мы тоже, тебя может подбросить, потому что дорогу, я смотрю, здесь совсем занесло.
Только теперь он заметил, большую родинку возле её носа. От чего её и без того некрасивое лицо делается еще хуже. Почему-то это ему показалось таким ужасным. Даже не знаю почему. И выдохнув дым, он ответил:
- Нет, большое спасибо. Я уж пешком. Зимой в лесу ведь так хорошо.
Последняя фраза, почему-то прозвучала особо натянуто.
- Уверен? – наконец то подал голос водитель.
- Да, спасибо.
После чего окно стало медленно закрываться, а машина всё дальше и дальше отдалялась от него. Постояв еще секунду, он пошел по свежему следу от колёс. Идти, надо сказать, стало значительно легче. И главное, он совсем не жалел, что отказался от предложения. Уже после, он вспомнил, что дача этой пары, находится несколькими домиками выше и, что когда ему было лет тринадцать, они с приятелями втихаря срывали у них яблоки. Ну он так и не мог вспомнить, что думал тогда о лице этой женщины. Казалось ли оно ему тогда таким же неприятным или нет.
Когда, наконец-то, стих звук мотора он понял до чего же здесь тихо. После города, с его миллионами разных звуков. Здесь слышан был лишь звук ветра. Но постепенно и о его присутствие забываешь. И тогда остаётся лишь хруст снега, получавшийся при каждом новом шаге. При этом, что самое забавное, этот звук мог быть совершенно разным. В зависимости от такого, как ты будешь ступать. Всёй ступней или лишь одним носком, боковой стороной стопы или пяткой. Именно этим занятиям он и был поглощен всё оставшуюся дорогу до дачных участков. Он ступал, пытаясь не повторять двух одинаковых звуков подряд. Иногда ему даже удавалось довести свою серию разнообразных звуков от ходьбы до двадцати. После чего всё обрывалось, и приходилось начинать новую серию. Самое забавное, что даже если ты и делаешь, вроде бы, как несколько одинаковы шагов, звук от них все равно немножко, но будет отличаться друг от друга. Но он, не смотря на это, пытался добиться совершенно разных звуков, без вот этого вот “немножко”.
Это занятие настолько поглотило его, что он даже не сразу заметил, когда вдали стали виднеться крыши дачных домиков. В темноте они все казались до жути однообразными. И лишь в нескольких из них виднелся свет. Что сразу же выделяло их из этой серой массы кирпича и бетона.
Открыв дверь, он сразу же разыскал печку-буржуйку. Затем, найдя немного сухих дров, растопил её. Он устроился на небольшом креслице, подвинутом как можно ближе к спасительному теплу.
Вот так он и расположился. Сидя на старом кресле, попивая из горла коньяк и выкуривая сигарету за сигаретой. Думал он отчего-то о том, как же всё ему осточертело. Этот вечный фальшь в отношениях между людьми. Например, среди собравшихся в баре приятелей, есть некий Андрей Балуев, который постоянно что-то гонит на него в его отсутствие, а при нём всегда улыбается такой искренней невинной улыбкой, как бы говоря, что ближе тебя у меня просто никого нет. Или его бывшая девушка Алёна, она пытается при всех делать вид, что просто ненавидит его, а на самом деле он прекрасно понимает, что он ей всё еще не безразличен. Или этот институтский снобизм. Многие из студентов чувствуют своё некое моральное превосходство над остальными своими сверстниками. Хотя всё отличие в студенте и в тех других – это то, что у вторых просто не оказалось или денег, иди связей для поступления. Или это задолидство на работе, перед выше стоящими по социальной лестнице. Или…
Выпив пол бутылки коньяка, он почувствовал, как ему стало значительно легче. И пусть это и временное явление, после которого ему, возможно, станет даже хуже. Но ведь это будет потом.
Он вышел на улицу. Весь огромный участок земли перед домом был завален снегом. Летом здесь всё засажено всякой ерундой. И когда он был маленьким мама вечно кричала ему, что бы он не бегал по грядкам.
Вон там кажется, растет картошка, там – морковь, чуть дальше – буряки, лук, свекла, помидоры, баклажаны… И чёрт знает что еще. Но сейчас здесь всё в снегу. Снег повсюду. В некоторых местах он даже выше колена. В других его чуть меньше.
Он слепил снежку, бросил её на землю и начал скатывать огромный шар. Не знаю почему, но ему чертовски захотелось слепить снежную бабу. Когда первый шар уже практически готов, он заметил, как в его сторону кто-то направляется.
- Добрый вечер! – послышался из темноты хрипловатый, но при этом достаточно добрый женский голос, - Кирилл?
- Добрый вечер, - ответил он, продолжая всматриваться в приближающийся силуэт.
- Кирилл? – еще раз повторяет она.
Тут он наконец-то узнал соседку, живущую несколькими участками выше. Ту самую, которая несколько часов назад предложила его подвести.
- Да, - сразу отвечает он.
- А я кстати там в лесу тебя сразу и не узнала. Уже потом поняла, - голос ею звучал по прежнему достаточно мягко, но при этом в нём чувствовалась какая-то грусть, - Чего ты здесь так поздно?
- Не знаю. Решил просто убежать сюда подальше от всех.
На это она лишь улыбнулась. Достала сигарету и попросила подкурить. Самое интересное, что она даже ничего не сказал по тому поводу, что он тоже курил. Мол, это было как само собой разумеющееся.
Он не очень хорошо видел её лицо. Её ужасную родинку. На улице было слишком темно. Лишь мимолётом ему удалось увидеть её глаза. И в них, как ему показалось, он увидел огромное количество грусти. А может, ему и показалось.
Она несколько раз сильно затянулась и выпустив дым немного неожиданно спросила.
- А ты меня помнишь?
- Да, конечно.
Это было правдой лишь отчасти. Он не помнил, как её зовут. Но помнил, что у неё был сын где-то его возврата. И когда они были маленькими и часто баловались на озере с приятелями, ныряли с берега, брызгались, её сын в это время сидел на другом берегу с каким то печальным выражением лица и просто смотрел на воду, лишь изредка бросая жабки. Но почему-то он очень редко купался. По крайней мере, мало кто видел его в воде. И всегда он был какой-то молчаливый. И еще у неё была дочка, которая была старше лет на семь.
- А сколько тебе сейчас лет? – опять спросила она.
- С сегодняшнего дня восемнадцать.
- Не поняла?
- У меня сегодня день рождения, - сказав это, он неожиданно для себя, весь расплылся в немного смущенной улыбки.
В ответ она тоже заулыбалась. Потом немного призадумалась, как бы пытаясь вспомнить, что она делала в свой восемнадцатый день рождения. И потом сказала:
- А гости все остались в Киеве.
- Угу, - только и ответил он.
Сделав еще пару затяжек, она перевела свой взгляд на его снежный шар, который он лепил перед её появлением.
- Снеговика лепишь?
- Да.
- Можно с тобой?
Этот вопрос прозвучал для него несколько неожиданно.
- Почему бы и нет. Давайте.
- Я помню, часто лепила снежных баб с сыном. Он поначалу не хотел. Но потом, когда я начинала, он тут же всё бросал и присоединялся ко мне. А потом когда мы заканчивали, он непременно спрашивал, как мы назовём нашего снеговика. И долго ли он будет жить…
После чего её голос немного сорвался, и она остановилась. Присела. Скатала снежку и начала её раскатывать по снегу.
- Он был таким милым мальчиком. Он очень любил рисовать. Он мог часами сидеть и просто смотреть куда-нибудь. На небо, на закат, на озеро. Понимаешь. Он хотел стать художником. Когда он показывал мне свои рисунки, я парой просто не могла сдержать слёз. До чего же они были чудесны. Они были такими красочными, такими по детски чистыми и добрыми. Вот только вода у него всегда была какая-то мрачноватая. Он просто боялся воды… Он как будто, чувствовал, что…
И тут она заплакала. Кирилл не видел её слёз, но слышал как она всхлипывала.
Потом она рассказала ему, что её сын погиб восемнадцать месяцев назад. Рассказала, что он утонул. Когда они отдыхали на море, он упал с пирса во время страшного шторма. Его тело нашли лишь через несколько дней. А на том месте где, его видели последний раз, нашли только его альбом, в котором было нарисовано море черного цвета и прекрасное ярко синее небо…
Она рассказала, что поначалу от горя она даже потеряла память. Она могла совершенно быстро позабыть о том, что было несколько дней назад или даже вчера. Но она так и не смогла и конечно уже никогда и не сможет забыть тот страшный августовский день.
Когда она закончила свой рассказ, Кирилл так и не нашелся что ей ответить. Он просто побрёл в дом, достал чистый стакан, налил в него немного коньяка и предложил её выпить.
После чего они молча стали раскатывать свои снежные шары.
Лишь немного погодя они вновь заговорили.
Первым молчание нарушила она, спросив, неужели у него всё настолько плохо, что он решился на побег со своего дня рождения. При этом спросила она это по-матерински мягко, без какого либо укора в голосе
На это он сказал ей, что его никто не понимает. Ни родители, ни друзья, ни девочки. Он рассказал ей про то, что хочет стать журналистом и поехать в горячую точку, но показывать там не только войну и насилие, но и жизнь простых людей. Их маленькие радости, их горе, их надежду на лучшее. А еще он хочет снимать документальные фильмы. Не игровые. Там ведь сплошной фальшь. А именно документальные. И этим он хочет не только показать людям, что-нибудь новое. Но и сам найти для себя что-нибудь по-настоящему прекрасное, что-нибудь действительно чистое и неиспорченное.
Она сказала, ему, что это прекрасная мечта. И что она с радостью бы посмотрела его картины но, наверное, всё же не успеет. Она не сказала ему почему. Но сама то она знала, что через год после смерти сына у неё обнаружили рак…
Когда они долепили снеговика, Кирилл раздобыл три картошины. И из них получились два достаточно забавных глаза и нос, как говорится картошкой.
На часах было уже начало второго.
Спать он пошел таки к ней. Перед этим лишь позвонив, домой. Трубку взял отец, держащий в руках новенькую видеокамеру которую они с матерью и родственниками собирались вручить имениннику.
- Ало, - послышался несколько взволнованный голос.
- Пап, это я. Я сейчас на даче. Со мной всё в порядке. Прости, что я так вот поступил…
- Как же ты… Да мы тут все перенервничали. Да я…
- Я приеду утром и всё объясню, - сказав это, Кирилл сделал небольшую паузу и добавил, - Пап, передай маме, что я вас очень люблю.
И повесил трубку.
Когда он уснул, ему снилось, что он летит над морем. Летит без ничего, держа в руках лишь видео камеру. Небо над его головой светло синего цвета. А море совершенно спокойное и совершенно прозрачное. Такое, что видно дно со всеми его обитателями. А пролетев еще немного он замечает под водой самое настоящее подводное царство. Там люди, с воистину радостными лицами, плавают вперемешку с рыбами. А посреди центральной площади стоит два кресла. И на одном из них сидит сын этой женщины с родинкой. На его лице сияет совершенно искренняя улыбка. А его лицо выглядит поистине счастливым. В руках он держит свой альбом с небом ярко синего цвета и морем какого-то неестественно ярко голубого цвета. И в небе виднеется одна маленькая точечка, если приглядеться к которой, можно увидеть очертание маленького человечка с видео камерой в руке.
Свидетельство о публикации №205050500170