Тысячелетие

Через месяц – двухтысячный год. Событие, с легкой руки телевидения, обретшее западный шарм – «Миллениум». Помню, в школе, повиснув на перилах около спортзала, мы – несколько «третьеклашек», пытались увидеть себя на стыке столетий. Нам мерещились большие дядьки в костюмах, обремененные кучей таинственных, взрослых забот. Время пришло, а я все тот же смешной школьник с вытаращенными глазами. Устроил себе каникулы неопределенной длины, вот и нет у меня никаких неизвестных и явных забот. Все они остались позади, в 20-м веке, припорошенные странным ноябрем. Жизнь изменилась, из повседневного лексикона пропали тысячи слов. Дальше с собой хотелось бы взять немногое. То, что является частью меня – моя семья, мои друзья, и то главное, что прячется внутри каждого из нас. И надежду. Есть такая упрямая, несгибаемая величина. Ее всегда следует держать в поле зрения.
До Нового года надо многое успеть и с легким сердцем шагнуть в третье тысячелетие, будучи таким же младенцем, как и оно само. Смешно, но я похож на младенца – ни работы, ни жены, ни детей... Нас отличает лишь то, что его жизнь только начинается, а моя – распалась на две половины. Первая – достояние прошлого и воспоминаний. Вторая – еще не наступила. Она маячит впереди прибрежной полосой и я дрейфую через пограничные воды. Болтаться между прошлым и будущим странно и неприятно. Может это синдром середины жизни? Но кто знает, где она, эта середина? Может, вопросы так притягательны, потому что на многие из них нет ответа? Но, попытка ответить на них, в любом случае - стремление к свету. У каждого своя дорога. Мне досталась проселочная. Но она моя. Я с нее не сойду. Больше не придется раздваиваться, абстрагироваться от собственного, физического местоположения. Географически, физически и духовно я слился воедино и нет больше места для лжи. Пока, я – чистый лист. Я многое хочу сказать. Я многое могу сказать. Это главное, что есть у меня. И, наконец, мы наедине.