женский роман 5...

5.

От Переваловой разговор перекатился на школьную парочку. Если верить присказке, то наш небольшой городок достаточно долго мучался приступами икоты, пока мы висели на телефоне. Наконец, я прижала горящие уши к прохладной подушке  и сладко заснула. И даже не вспомнила о размолвке со Стасом. Воткнула ему в пахучую грудь нос и сладко растянулась в улыбке.

Снилась Ларка. Мы веселились, валялись на травке, загорали. Она почему-то щикотно грызла большой палец на моей ноге. Потом стала лизать чувствительную кожу под моим коленом и мне стало не до щикотки. Я извивалась. Хваталась губами за ее ноги, гладила попавшиеся под руку пальцы, щиколотки, икры... И тут что-то очень неприятно защипало у меня в глазу. Ресница попала. Ларка стала языком вылизывать из глаза ресницу, но та не поддавалась. Как будто впилась. Стало больно. Я пыталась открыть глаза и посмотреться в зеркало. Глаза невозможно было открыть. Веки стали пудовыми. А боль от вонзенной ресницы становилась невыносимой. Я готова была вырвать глаз, лишь бы не чувствовать больше эту боль. Пронзительную... Как от железной тонкой спирали.
И проснулась.
Страшное непередаваемое чувство стыда маленьким затравленным зверьком сидело во мне. Я с Ларкой голышом целовалась. Ноги обмусоливали друг другу. Жуть какая-то. Я терла и терла глаз, но боль от якобы попавшей ресницы не проходила. Так, с закрытыми глазами, я вскипятила чайник, заварила свежего чаю, налила немного свежей заварки в блюдце, достала из морозилки кусочек льда, положила в центр блюдца и, намочив кусочек мягкой ватки, стала промывать им воспаленный болезненный глаз.
Что это было?

Мне снятся странные сны.
Часто сны сбываются буквально на следующий же день после просыпания. Но тогда они менее закодированы. Этот сон был необычайно красочен и детален. Он дышал запахами. Звенел собственными звуками. Шелестел травой. Трава сочная, ковром стелящаяся, мягкая, но с колючками попадающихся порой прошлогодних сухих травинок. Трава полевая, с полевыми мелкими разноцветными цветами в ней, с колосками, с букашками. Они переваливаются с одного суховатого комочка земли на другой, с песчинки на травинку. Двигают землю. Крутят ее, пока я лежу. Двигают облака и тянут солнечные лучи. Лучи вечерние. Прячутся. Щекотят сквозь высокие кусты, сквозь листву. Подсматривают. Ларка смеется. Мне приятно видеть ее счастливое лицо, облизывающее мое колено. По колену скользит теплый язык. Солнце прячется и не мешает. В глазах темно. Нега. Мой язык что-то приятно ласкает, зубы покусывают мягкое... и тут эта боль! Резкая. Ненужная!
Что это было?

- Лар. Ты единственная меня сможешь правильно понять. Прикинь, я тебя во сне видела. И не просто так. А вообще... странная штука эти сны.
В ее кухонке кипел чайник, сама Ларка резала пышный и сочный рыбный пирог, одним словом, суетилась.
Я продолжала молоть, не останавливаясь:
- Тогда ты помнишь, про дядю Сережу мне поведала? Знаешь, если честно сама история мне была противна даже, но зацепило. Зацепило! Именно на взрослых мужикастых дяденьках я и попалась. – болтала я, разглядывая узоры на кухонном ковре, нелепо лежащим тут, в самой часто требующей уборки части квартиры. По узорам хаотично валялись хлебные крошки.
- Зачем ты сюда ковер положила? – нелепо спросила я, прерывая саму же себя.
Лара запахнула потуже распоясавшийся халатик, четко обрисовывающий ее большую грудь кормящей мамочки.
- У тебя такие формы! Живот быстро ушел? Знаешь, у меня сразу же. Соню родила и прямо на столе пока послед выходил ясно увидела, что осунулась. Живот ввалился. Пара месяцев потом и все пришло в норму. Жилов ведь не утихал. Тренер, блин. Он меня затрахал тогда. Когда-то от секса млела, а вот Соньку родила и как отрезало. Стало противно! Не передать. Нет, не противно. Параллельно как-то. Ну знаешь, тыкалки эти. Я не ханжа. Все поперепробовали. Приятно, не спорю. Но ежедневно! Нет уж. Я тогда даже рада бы была, если б он на стороне где-то. Хотя... Дело не в сексе. Просто Сонька появилась и Жилов стал не нужен. Вот не нужен и хоть выбрасывай. Именно в том виде, в котором он остался и стал ненужен.
- Я Седова тоже выгнала.  Приходит порой. Просится.

В углу кухни стояли коробки с детским питанием. Ларка, поймав мой взгляд, усмехнулась и, сделав плавное движение красивой бровью, поддакнула.
- Он принес. Должен. Дочь его. Пусть снабжает.
Она достала из шкафа коробку шоколадных конфет и смущенно сказала:
- Кажется, они уже старые. Но других нет. У меня давно уже нет ничего сладкого в доме.

- Ларка, я ничего в этой жизни не понимаю. Как будто я – не я. Живу как робот. Вообще не понимаю, зачем дочку родила? Зачем стала мамой? Я ж не готова еще. Не готова. Любопытство? Идиотка я. Захотелось дуре семейной жизни. Муж, газета, кофе, бантики, шоколадки, воздушные шарики, телевизор и на бочок и... кастрюлю с супом убрала ли в холодильник? Что завтра надеть? И эти светско-тупые беседы за чашкой водки. Я ж не этого хотела!

(продолжение следует)