Три встречи с Чжинь-дю

       
1. Первая встреча.
Траулер снялся с промысла и ходко шел, чуть дымя трубами, в порт Пусан. Экипаж более чем хорошо сработал на зимней путине и народ с нетерпеньем предвкушал прелести предстоящего отдыха в этом иностранном порту... Тем более май на дворе уж, весна...
На утро третьих суток траулер сбавил ход в территориальных водах Южной Кореи, а затем и лег в дрейф в ожидании таможенной инспекции. Их катер появился буквально сразу, будто выплыл из невидимых створок параллельного мира. Быстро и четко выполнив необходимые формальности, таможня дала добро на вход в порт, и уже через пару часов мы швартовались к коммерческому причалу Чунг-ванг-донг.
Южная Корея просто покоряет своей восточной самобытностью и неподдельным дружелюбием ее народа, не в пример жителям нордических стран, прохладная сдержанность и немногословность которых вообще даже не намекает о возможности приветливого общения.
 Как я обожаю гулять по улицам неизвестных городов - это просто праздник души!!!
Пусан восхищает контрастом архитектурной оригинальности высотных билдингов и аккуратненькой простотой маленьких домиков в восточном стиле, между которыми уютно вписались крохотные ресторанчики непременно с кустиком ухоженной сакуры или карликовой сосны у входа. Наряду с современными офисами крупных международных компаний, можно часто увидеть уличного писаря, который сидит прямо на земле, поставив перед собой крохотный столик с кисточками и краской. Он может под вашу диктовку каллиграфически красиво написать старинными иероглифами письмо для вашей любимой женщины, или фрагмент древних стихов.
Буддийские храмы свято почитаются народом, что не мешает другой части ее так же благостно молиться в христианских церквях, истово крестясь на католический манер. Их «Здравствуй» состоит из смысла слов: «Мир вам. Я пришел с Богом», а «До свидания» делится на два понятия: «Мир тебе, иди с Богом» и « Мир вам, я иду с Богом».
Каждый район города имеет свой неповторимый по спектру аромат, в который всегда вмешан щепоткой соли запах моря.
 Полуостровной район города Енг-до пахнет кузницей из-за множества мелких мастерских, где вам могут, пока вы курите, выковать рыболовный крючок на корюшку или трехтонный судовой якорь. Хватко толковый и трудолюбивый народ живет на этих улицах мастеров.
Улочки Чагаль-чи же пряно пахнут густыми запахами рыбного рынка, где можно увидеть таких рыб, моллюсков, жучков-паучков-червячков, которых, пожалуй, никогда и нигде больше не увидишь в жизни. Но любопытное разглядывание тут же наказывается радушным предложением продавщицы поесть чуток на пробу и уже не возможно просто отказать простодушно приветливой хозяйке, протягивающей в знак уважения, двумя руками, тарелочку с почти, что живыми морскими гадами... Обреченно превозмогая спазмы в горле, и скрывая не поддельный ужас, макаешь в соевый соус со специями этих морских тараканов, и зажмурившись лопаешь, пытаясь осклабиться в благодарной улыбке между рефлекторными позывами все это быстрее выплюнуть в урну...
Семьи рыбаков никогда не едят, оказывается, рыбу-саблю, потому как существует поверье, что душа погибшего в море рыбака вселяется именно в эту рыбу и когда чужой мужик поест ее, то душа мятущаяся рыбака поселится в нем, и увидев снова жену и детей своих, успокоится от тревог и мирно отойдет в мир иной...
Центральная улица Нампо-до, тоже пахнет морем, а еще яблоками, галантереей и цветочным парфюмом прелестных девушек, которые во всех городах мира грациозно идут куда-то стройными ножками по своим главным улицам и бульварам.
Не знаю, то ли Господин Великий Случай привел меня, или интуиция моряка почти пол года прожившего как монах в воздержании, но набрел я на Розовый город. Это игрушечно маленький и опрятно чистенький волшебный городок, где прямые тротуары аккуратно вымощены природным камнем, которые геометрически соразмерено пересекаются маленькими площадями, украшенных клумбами и садиками с ажурными скамеечками, с фонтанчиками и золотыми рыбками в чаше маленького искусно сделанного горного озера, куда вода стекает с фрагмента скалы, лопоча что-то мило и журча каскадами, и сливаясь в ручей, вертит колесо маленькой мельницы. Вдоль тротуаров уютно встроены маленькие трех-четырех этажные отели, стены первых этажей которых стеклянные, и кажется, что остальные этажи просто висят сказочно в воздухе. Стеклянный холл залит мягким розовым светом льющимся откуда-то сверху и в этом розовом свете совсем не реально видятся девушки в национальных одеждах, прелестных словно райские птички. Они вышивают что-то или сидят просто, инсценируя сценки жизни типа: – «Раздумье...», или «Ожидание...», или может даже типа: «Парней так много холостых на улицах Саратова...».
Да...., какой очаровательно театрализованный ****южник, не то, что у нас.... Прям обидно за державу, ей бох!!!
Манеры городка вполне демократичные, идешь – никто тебя не трогает, но стоит остановиться и залюбоваться какой чаровницей за стеклом серпентария, тьфу блин, аквариума, как тут же хозяйка заведения – мама-сан выйдет, приветливо приглашая зайти на чашку кофе. Отказываться бесполезно. Со стороны вроде как только чуть обняла только гостеприимно, но по факту она тебя просто несет в отель, причем одной только рукой, чуть взгромоздив тебя на свое крутое бедро - изредка только успеваешь в страхе коснуться носком ботинка земли, не дай бох уронит еще блин, вавку на голове сделает... Однако опасения напрасны и она как капризного ребенка садит тебя в мягкое низкое кресло, очень хитрое кстати, бо коленки твои на уровне груди, выше попенгагена гораздо и ее ласковая рука на плече, вроде как случайно, но не дает никакой возможности встать без помощи домкрата...
Ну да мы, моряки загранзаплыва, тоже не пальцем деланные: свечу пустой лопатник – нихт мол денех, аллес капут, мани йок совсем и даже трохи немае, аньен кха-сиб-си-нида – пошел я с Богом типа, ага! Но эту мама-сан не обманешь, опыта у нее, что грязи - сыновей ошибок трудных и гений провиденья парадоксальный друг ее... Мама-сан горестно сочувствует и понимающе кивает головой, что типа сожалеет очень, но кофеем все равно напоит чужеземного моряка. Порхающий бабочкой жест ее ладони куда-то вверх и возглас: «Чжинь-дю..!» вызывает ропот у чаровниц восточного гарема, но через несколько минут выходит девушка... нет ангел... с чашечкой кофе на блюдечке. В низком поклоне она подает фарфоровыми пальчиками обоих рук кофе, пряча влажное мерцание глаз своих черного агата, под опущенными длинными ресницами. Она чудо как прелестна, фея просто юная: воздушно-тоненькая и невесомая, вся мягко излучающая собой свет, и едва уловимый аромат духов. Она очаровательно пленительна просто в своей нежной красоте хрупкого девичьего тела... Челюсть моя коснулась прохладного мрамора пола, и я быстренько подобрал ее, пытаясь закатать раскатавшуюся губу...
Мама-сан вздохнула горестно и говорит мне с нотками трагедийными что-то типа: ты на нее парень не гляди – она этим не занимается, прислуживает только тут... хотя ты сиротке бедной вроде как приглянулся, добрый ты однакося человек наверно... И тут же ей типа: смотри какой человек хороший в гости заглянул, прям и не знаю... приласкала бы ты его, а? Он тебе сотню-две баксов подарит, ведь подаришь морячок три сотни бедной девушке на жизнь?!
 Гы... Это была любовь с первого взгляда, неотвратимая как удар молота судьбы...
Чжинь-дю присев, сняла с меня туфли и предложила мягкие тапочки. И бережно, взяв меня под локоток, повела на второй этаж. Я был смущен...
Комнатка ее соответствовала юной хозяюшке: чисто, аккуратненько, кенар в клетке, музыкальный центр, TV, ПК, платяной шкаф, пушистый коврик с вытканным котенком у кровати, столик с шаровидным аквариумом, наполненный крохотными, с ноготок, бумажными журавликами разноцветными... Мило и уютно как, наверно, во всех светелках девичьих, без разницы – славянских или азиатских.
Чжинь-дю умничка чуток лопотала по-английски, ну и я малость слэнговал. Завязалась робкая беседа:
-Сори... ху а ю, вот из ю нэймэ?
-Гм... Ай раша сиамэн... Нэим май Стикс...
-Русиа бьютефул кантри? Стикс, хау нэйм таун вэ ю ливинг? Ду ю хэф фэмили?
-Оф кос! Русиа вери грит анд файн кантри. Ай ливинг ин Владивосток-сити.... Ай лив сингл... Чжинь-дю, мэй ай хэв шауа?
-О, оф кос, плиз Стикс, он зе шауа рум...
Душевая комната сверкала чистотой, аккуратно расставленными на полочках подзеркальника флакончиками и другими девичьими финтифлюшками. По углам потолка закреплены ароматизаторы воздуха, будто в поле цветущем разнотравьем плескаешься. Джинь-дю смущенно просунула в щель двери махровый халатик и тапочки. Какая заботливая... прямо сердцу тепло стало. Обтерся, кое как влез в ее халатик, и воткнув ноги в тапочки с заячьими мордочками, выхожу к Чжинь-джу:
-Стикс, сюрприз фо ю. – И врубает музцентр из которого хриплый голос Володи Высоцкого: «В какой день недели, в котором часу, »...
Варюжка моя вновь отвалилась вниз... А она испуганно:
- Эй, Стикс, ты в порядке? Я тебе хотела приятность сделать, скачала с Интернета русскую песню, он же на русском поет, да? Ну, чего ты молчишь?
-Сгоняй за виски, Чжинь-дю... Это мой любимый поэт и бард... Мне всегда хочется напиться, когда я слушаю его.
-Я сейчас позвоню, какое виски заказать?
-Бим-Джим, среднюю....
Я мирно сидел и беседовал с Чжинь-дю, прихлебывая виски, а она пальчиками своими миленькими все пыталась положить мне в рот кусочки фруктов, а я ловил губами ее пальчики и она, звонко смеясь колокольчиком серебряным, отдергивала руку. Голова кружилась от выпитого и общения с этим прелестным чудом...
Вечер засветил звездами и Чжинь-дю уже не плохо знала творчество и жизнь великого русского барда...
-Стикс, давай спать, ты устал наверно, давай я постелю и сделаю тебе массаж...
-Неа, потом... Я эта... жрать хочу. Я сова, ночью всегда исть хочу... Ай вонт итинг, андэстэнд?
-Манду?
Во блин... как она быстро схватывает русские слова, подумалось пьяно...
-Нет, потом... Покушать бы чего, а?
-Манду?
Я строже глянул на нее, и она, приставив пальчик к моим губам, упорхнула. Минут через семь вносит поднос с пельменями, салатиками, а под мышкой мерзавчик виски.... Ну золотко просто, ангел во плоти Чжинь-дю, моя славная!!! Ем горячие пельмени – ляпота... Она указав пальчиком на пельмени:
-Стикс, зис ис манду! Кореан равиолли, андэстэнд?
Я ржал как обкуренный верблюд, чуть не подавившись мандой горячей... Она тоже смеялась, не понимая причину моего идиотского смеха. Ну да я ей потом объяснил попозже. Ладонь положил сверху и спрашиваю:
-Вот из ит, Чжинь-дю? – Засмущалась вся прямо, зарозовела личиком нежным. А я толкую:
-Чжинь-дю, зис ис МАНДА, он зе раша лэнгвидж...
Мгновенье подумав, она засмеялась так заразительно, что и я снова заржал так громко, что прибежала мама-сан, типа чего тут случилось, но мы только могли махать руками ей: иди, иди нах....ха-ха-ха, гы-гы-гы!!! Мама-сан на всякий случай, тоже гоготнув, ушла.
Мы уснули поздно, ласкаясь нежно, как с детства влюбленная пара... Я чувствовал, как счастье заполняет теплом всего меня, и я засыпаю с ощущением чего-то очень хорошего.
Проснулся как всегда, по темноте еще. Климат в Корее мягкий и через открытое окно слышалась такая пронзительная тишина дремлющего Розового города, которая бывает в природе только перед рассветом... Мягкий бриз принес далекие запахи моря и влажный аромат прибрежных трав. Вот едва слышно начали раздаваться далекие звуки морского порта, он просыпается первый, а может, и не спал вовсе, а только вздремнул на часок.
Неожиданно рядом совсем раздался тревожно странный звук: донг...донг, там-там-там-донг...! Я встал и выглянул в окно – на улочке под окнами стоял бродячий монах и стучал деревянной колотушкой по бубну из высушенной пустой тыквы с особенно вырезанным отверстием резонатора. Донг-там-там-там-донг! Проснувшаяся Чжинь-дю, выбежала легкими ножками и положила несколько монет на циновку монаха, низко поклонившись ему.
.Ни один нерв не дрогнул на лице его, суровом и отрешенном, будто вырезанным из твердого дерева резцом. Он словно был вне существующего реально мира, и душа его напрямую общалась сейчас с Буддой, передавая слова его детям своим, что нет греха зарабатывать деньги доступным образом, коли не воровством и разбоем промышляешь. Что надо стойко и безропотно сносить удары судьбы, надеясь на лучшее, и они не одиноки в мире этом, он видит каждого и сопереживает с каждым из них, веруя в лучшее...
Чжинь-джу принесла мне кофе, а сама печально складывала своими тонкими пальчиками очередного бумажного журавлика. Меня как обухом топора по затылку ударило догадкой... Журавлики были разноцветные: зеленые, желтые, красные, синие и даже черные! Бедная моя девочка... и сердце сжалось вдруг и в носу стало щекотно. Блин, моряки все под грубой просоленной кожей своей, чувствительны как дети малые.
-Чжинь-дю... Я должен идти, обыскались меня поди...
-Твой пароход скоро уходит?
-Да... через неделю...
-Ты после работы можешь приходить ко мне, мама-сан разрешит. Я буду только с тобой всю эту неделю.
-Очень хочу, но не знаю...
-Это будет меньше стоить, чем ты вчера дал мама-сан. Ну скидка вдвое, если за неделю вперед заплатишь мама-сан, а мою долю скажешь, что сам отдашь мне. А я скажу, что ты отдал уже. Приходи, а, Стикс?
-А давай я тебя в Россию увезу, а?
 - Не шути так... Давай сейчас с мама-сан договоримся, она утром добрая всегда, и быстро соглашается, чтоб раньше уйти спать...
-Давай...
       Неделя прошла как один час, мы гуляли с ней до зари по паркам города, целовались обнявшись прямо на песке морского пляжа, и приходили в отель Розового квартала, только, чтоб помыться и чуток поспать в пол глазика, опять нацеловавшись до одури и тонкого звона в ушах... Если бы не Чжинь-дю, я не увидел бы и сотой части той Кореи, каковой она была на самом деле: культуру ее народа, богатую традициями, и самобытным укладом бытия, которые уходят корнями своим в историю древних цивилизаций востока. Она научила меня петь их песни, объясняла терпеливо почему и как надо правильно выполнять ритуалы знакомства, приветствия, как пить пиво и другие напитки, чтоб не выказать случайно свое варварское не уважение к другим... Как заплатить за букетик цветов, чтоб труд цветочницы был отблагодарен не только деньгами, но и уважением. Хы... я как-то раньше об этом не думал. Какая разница – мятый доллар отдал, или аккуратно сложив вдоль, и разгладив. Одной рукой отдал мани, или левой чуть придерживая локоть правой, подающей руки. Когда мы где-нибудь бывали на людях и они интересовались кто я, она гордо говорила – рыбак... И люди сразу уважительно кивали головами, стараясь подогнать какой-нибудь добряк. Профессия рыбака у них очень уважаема, как и у всех прочих прибрежных народов. Но в Корее этот труд почитаем издревле, когда мужчины уходили в бурлящее море на утлых джонках и не все возвращались часто. Их ритуал провожания рыбаков в море сродни нашим проводам мужчин на войну, хотя их современное судоходство не уступает классом судов и их оснащением лучшим мировым аналогам. Традиции очень крепкие у них. Ну так и должно быть, наверное, что это за народ который матерится на паперти храма и хлеб ест со лба шапки не снимая... Да блин, чо-та у нас не так дома кажысь... Надо чо-та делать...
Я не пустил Чжинь-джу провожать меня в порт. Мы простились в Розовом городе, там, где мы и встретились. Когда провожают рыбака в море нельзя плакать – плохая примета, и Чжинь-дю улыбалась, судорожно кривя губки.
Не знаю, как у них тут принято, но я обнял плечи Чжинь-дю, прижав ее к груди своей, и гладя ее волосы, все шептал в ушко:
-Я вернусь... Через пол года... Раньше не получится... Я люблю тебя...
И она только кивала головой, слушая закрытыми глазами, как стучит мое сердце и шептала все:
-Наду егси... Тансын саранг хада... Пали о...
Траулер уходил в море курсом на Россию. Очертания Пусана уже еле угадывались и таяли в мареве береговой дымки:
-Я вернусь, я обязательно вернусь!

2. Море.
Чуть постояв во Владике, траулер пополнил запасы, заменил часть экипажа и вновь вышел в синий уже по-летнему океан на промысел кальмара. Если удача рыбацкая улыбнется, то на облове кальмара можно залохматить денег больше, чем на зимней путине - что год семью рыбацкую кормит.
 Капитан Данилин был из азартных и удачливых промысловиков: можно было тралить не жирную пайку и в группе судов, в зоне, где рыба была всегда, но так себе – отдельными вялыми «вспышками». Но не любил он цедить воду в группе, вылавливая в час по чайной ложке, впрочем, как и его завистливо недолюбливали за «отрыв от коллектива». Индивидуально активный поиск его оправданно часто венчался успехом: находилась добычливая изобата, прицельно атакующий заход и на бреющем траулер снайперски цеплял в «ловушку» рыбу по самые бобинцы... И только народ успевал обработать половину добычи, как гремя цепями о слип, тяжко вползал следующий битком затрамбованный трал. От угрюмости кепа не оставалось и следа, он белозубо скалился в улыбке, что делало его похожим на вихрастого мальчишку: « Подвахте выйти в рыбцех нах...»
Проходили неделя за неделей, месяц за месяцем: усталый народ молча ел уже за столами, лишь изредка угрюмо переругиваясь. Статически длительные и тяжелые физические нагрузки изматывают рыбака: силы иссякают, не успевая ежесуточно восстановиться хотя бы до номинала затраченных за сутки сил. Народ теряет аппетит, а сон хоть и провальный, но тяжелый как забытье комы, из которого выходишь рывками - словно из трясины болота. Но самое удивительное, что в таком состоянии снятся сны о любимых женщинах!!! И это теплой волной вливает новые силы! Чудно устроен человек... Глаза смотрят, руки работают – будто ими руководит автономная программа с соответствующими драйверами этих «устройств». А винда мозга тем временем страница за страницей открывает сохраненные файлы памяти, услужливо запуская DVD-плейер...
...На пляже еще не сезон, но теплыми майскими ночами влюбленные часто приходят сюда, где прибой зимних штормов изваял призрачный, будто инопланетный ландшафт песчаных дюн, над которыми низко мерцают синие звезды узнаваемой галактики. Темнота ночи едва колышется черным шелком от теплого и чуть влажноватого бриза, колебля собой огоньки трепетных свеч на редких еще столиках пляжа. Мерцающий не уверенный свет их, вдруг совсем неожиданно, тревожат почему-то душу мыслью – не погасли бы только...
 Мы лежим на вершине дюны, угревшись в тесном сплетение тел. Губы совсем, блин, уже одеревенели от долгих и бесчисленных поцелуев:
-О чем ты думаешь, Стикс?
- Боюсь, что ветер задует свечи...
-Ты наверно стихи умеешь писать... Свечи внутри плафонов из тонкого стекла, как бумажный фонарик...
 -Давай пойдем туда? Кофе попьем, а? Раз горят свечи – значит, есть и бармен где-то.
-Давай!
Я как перышко подхватываю смеющуюся Чжинь-дю на руки и несу ее, чуть увязая ногами в песке, и растворяясь всем существом своим в близком космосе глаз ее черного агата... Влюбился... Это как солнечное затмение: тревожное и неотвратимое явление природы человеческой души, и изменить уже ничего нельзя, можно только вздохнуть затаенно – будь, что будет!!!
Нас взялся обслуживать мальчонка лет 11-12, босой, в шортиках и короткой линялой футболке. Коленки все побитые, мордаха обветренная, но улыбчивая, он старается выглядеть элегантно: прямо держит спинку, сомкнув пятки в балетной позиции, и приветливо, но с достоинством кланяется и на ломанном английском :
-Сэр, что принести для вас и вашей леди?
-Кофе один черный без сахара и один со сливками и сахаром.
-Три доллара сэр!
Чжинь-дю улыбается, и я тоже ухмыляясь, даю хлопчику деньги. Он целует один доллар, аккуратно сует в карман шортиков, и зажав в ладони остальные два, резво стартует с места, мелькая голыми пятками до ближайшего экспресс-кафе. Столы и зонты ставят лоточники, но пока не сезон они работают еще только по выходным погожим дням. Вездесущие мальчишки не из очень обеспеченных семей быстро смикитили, что тут можно заработать. Свечи и свечные плафоны они покупают сами – надо же как-то привлекать клиентов! Они могут принести вам с ближайшего ресторанчика все, что вы захотите: эдакие Гавроши портового города. И не было случая, чтоб мальчонка сбежал с деньгами – репутация и честь бизнесмена превыше всего, гы...
Огонек свечи мягко освещает задумчивое лицо Чжинь-дю. Она красивая ... и я любуюсь ею, и радуюсь, что она такая, и что она рядом со мной, и что я ей тоже, вроде как, по душе. Но она хмурится, когда я говорю, что люблю ее. В ней есть какая-то тайна, трагедия, боль.
-Сэр, кофе для вас и вашей леди!
-Спасибо, сынок...
-Сэр, мне кажется, вы захотите запомнить эту ночь! Я могу вас сфотографировать всего за семь долларов! Одноразовый фотоаппарат для ночной съемки фотовспышкой, сэр!!!
-Ну давай, беги за фотоаппаратом.
-Зачем сэр, я уже купил!!!
-А если бы я не захотел?
-Вы не говорите по-нашему, ваша леди переводит. Она местная – у ней Пусанский говор. Она красивая и вы смотрите на нее так, будто хотите запомнить надолго. Я поэтому и купил разовый фотоаппарат.
-Хы... варит котелок у тебя, сынок. Быть тебе миллионером!
-Спасибо, сэр! Я постараюсь, сэр!
Мы смеялись с Чжинь-дю весело и с добротой к этому шустрому, как электровеник,огольцу:
-А у тебя есть братья или сестра, Чжиньдю-си?
-Да, братику пять лет, а сестренке семь. Ты все время думаешь почему я живу в Розовом городе, да?
-Угу...
-Я жила далеко от Пусана, но тоже на берегу моря. Несколько лет назад цунами разрушил нашу рыбацкую деревню, и отец взял в долг деньги у одного человека для строительства нового домика. Строил сам. Уже начал стропила ладить и упал спиной... Отнялись ноги. Все надеялся, что оживут они и снова уйдет в море на заработки...
Через год приехал кредитор требовать деньги, грозился отсудить почти готовый дом... Я впервые видела, как отец плакал... Я тогда поняла, что случилось что-то очень страшное. Мать тоже плакала и просила на коленях меня пожить прислугой в доме кредитора. Я ведь понимала, что меня просто продавали ему за долги...
-Чжиньдю-си, не говори, если тебе больно вспоминать это...
-Больно... Но у меня уже есть силы это говорить...
Он приходил каждую ночь, я боялась его и ненавидела, презирая всем сердцем. Он чувствовал это и когда напивался, то бил меня кнутом до крови, но я только больше его ненавидела. Тогда он привез меня в Пусан и продал тут.
-Разве такое возможно? Конец двадцатого века и работорговля?!
-Мне повезло, что я попала к нашей мама-сан. Она добрая и сама в жизни много чего пережила. Она отвела меня в комнату, чтоб осмотреть прежде и когда увидела кровавые следы на спине, материлась ужасно просто... я все рассказала ей, умоляя не отказываться от меня.
 Она отдала ему только половину оговоренных денег, а вторую обещала дать, когда он привезет долговую расписку моего отца. Но я тогда думала, что это просто та цепь, на которой мама-сан будет держать меня тут как собаку... Я уже не верила ни во что хорошее в своей жизни...
Мама-сан показала меня врачам, и сама потом обрабатывала ранки выписанными мазями. Через полгода она отвезла меня в косметическую хирургию, где следы шрамов подчистили и выписали дорогое масло, чтоб рассосались следы шрамов. За все это время она ни разу не подкладывала меня насильно под клиентов: я убиралась в отеле, готовила еду, стирала и гладила белье. Я благодарна ей и прошу всегда Будду за ее здоровье. Мама-сан старается всегда, чтоб мне попадались добрые и состоятельные мужчины, но всегда окончательно решаю я – принять гостя у себя, или нет...
Я уже отработала ее затраты и она отдала мне долговую расписку отца, велела хранить в банке вместе с моей долей денег. Я уже на заработанные мной деньги достроила дом, помогаю матери прокормить семью.
Через год я уеду из Розового города. Я все просчитала. Хочу поставить маленький придорожный ресторанчик на трассе Пусан-Сеул не далеко от дома. А еще я хочу, чтоб ты приехал тогда ко мне в гости. Приедешь?
-Конечно, Чжиньдю-си... Я жить без тебя теперь не смогу...
-Это тебе так кажется. Ты романтик, а такие не могут любить долго только одну женщину, хотя им кажется, что могут. Это мама-сан так сказала, а она мужчин знает, уж поверь мне.
- Хм…
Громкий зуммер судового телефона прервал видения, его запахи и звуки. Звонил капитан:
-Дед зайди в радиорубку.
Через треск радиошумов доносился уверенный голос:
-Я вновь назначенный арбитражный управляющий флота. Приказываю прекратить любую отгрузку товарной продукции с борта. Доложите количество и ассортимент на текущий момент.
По кивку капитана начальник радио переключился на резервную волну:
- Я генеральный директор флота. Приказываю выполнять только мои распоряжения. Доложите наличие и ассортимент товарной продукции на борту и топлива для следования в порт Пусан.
Хуже нет для моряка когда на родном берегу бардак. Данилин в сердцах впечатал ударом кулак в стол:
-Сцукки нах… Чего скажешь дед?
-Бля… тут надо по-еврейски, технично и мудро. Генерал то свой. Но и арбитражный же не сам поставлен. Моя думает, что тут надо следовать букве закона. Не могут же они оба быть официально у руля. Значит, есть приказ о снятии Генерала и назначении арбитражного управляющего. Дай Генералу запрашиваемую им информацию, а арбитражный пусть сбросит сначала телексом постановление о своем назначении, инфу о товарке он прослушает на резервной волне и требовать не будет.
-Я тоже так думаю. Сцукки нах…
- Э… потом я поплачусь, что народ устал, башню клинит уже, а они, блеа, концерты тут устраивают. Пусть приходят к договоренностям, а то народ разбежится весь нах. Когда барья бьются, у холопов чубы тока трещат. В бега народ кинется ведь. А без сработанного годами экипажа пароход им обоим в убыток встанет немалый.
-Давай так и сделаем. Сцукки нах…
Траулер снялся с промысла и взял курс к родным берегам. К родным ли уже? Встретят ли конторские как прежде бывало с цветами и водочкой, или ребятки в касках, да с укороченными стволами автоматов, в бронежилетах и масках заблокируют и опечатают судно. Как не крути, а в трюмах на мол миллиона далларей товарной продукции…
Не дождется меня Чжинь-дю нонче. А может и забыла давно уже… Да нет. Что-то давало веру в обратное, но сердцу от этого стало еще тоскливее. Деньги, все, что было оставил в ящике ее столика. На пол года должно было хватить…

 3. Пусан.
 Траулер пришвартовался к причалу родной базы. Рыжий мужичонка с газетной самокруткой махры принял швартовы и по собачьи ждал, может угостят чем: сигарет да рыбы дадут…
Каждый новый хозяин хуже прежнего, так повелось на Руси издревле: со времен когда древляне позвали челобитно на царствие варяжского бандюка Кия Рюрикова со братками кровными: Навом и Щеком. Кий город белокаменный заложил во славу имени своего, до сей поры так и величается – Киев. Вот Новгород, может и вовсе не от смысла новый град, а - Навгород? С чего бы это Рюрикам, ушкуйникам скандинавским, народ чужой крови и обычаев любить, когда друг другу горло готовы были порвать за власть.
Только у народа чуть жирок завяжется, взгляд на жизнь просветлеет от мути безнадеги самогонной – на тебе, перестройка! А по сути передел общественного в собственность личного пользования.
 Мощное и рентабельное предприятие преднамеренно банкротится, народ привычно впадает в анабиоз пьянства, ломая оборудование под сдачу на цветмет. А потом добирается и до проводов линий электропередач, благо они давно отключены по неуплате. Через годик вид у предприятии просто как после ядерной войны, вызванной вторжением мародерствующих полчищ татаро-монгольских орд. Но это ничего.
Ну давало раньше предприятие к примеру 20 миллионов долларов чистой прибыли государству. А теперь будет давать 2-3 миллиона в год одному частному владельцу. Ему хватит на краюху хлебушка ржаного.
До зимней путины оставался месяц, но ремонт судна и не собирался никто делать. И только алчность потери жирного дохода наконец принудила стороны к принятию Соломонова решения. Никто не хотел вкладывать свои деньги в межрейсовый ремонт судна – нашли иностранного партнера, готового под будущую продукцию судна произвести его ремонт в порту Пусан. Хех, какие наивные эти капиталисты... Гы…
Порт Пусан встретил нас как и прежде корректно и радушно. Представители партнера прибыли на борт сразу же, закидав нас визитками и ослепительно лучезарными улыбками. Три дня пережевывали ремонтные ведомости, изводя меня, до белого каления своей бестолковостью. Но они, будто не замечая этого раздражения, улыбчиво спрашивали в десятый раз о уже решенном, казалось бы, вопросе. Как оказалось позже в этом есть своя восточная философия. Вот у нас все решается быстро, одним волевым махом пера первого руководителя. Но буквально сразу, по началу реализации проекта, возникают тысячи нестыковок и перекосов из-за неучтенных факторов.
Тут было иначе. Когда все было уже жевано и пережевано, и сложилось убедительное мнение, что подрядчики просто сборище даунов, ремонт судна покатился как по маслу – без сучка и задоринки. Причем довольно сносного качества, который обычно все равно, в условиях рейса уже, надо доводить до нужной кондиции самому экипажу.
Данилин начал издалека, хотя мы с ним сработались уже как шестеренки одного агрегата:
-Дед, в ремонте ты капитан на борту. Я чем могу – помогу. Любого на рее вздерну, кто перечить тебе начнет. Я доверяю тебе...
-Кэп, не баись. Первым делом, первым делом пароходик, ну а девушка, а девушка потом… Я даже еще не видел ее. Не хотел зря тревожить. Времени то все равно не было.
-Дед, дык это любофь что ли?
-Сам нах боюсь, что так…
-Вощем так, дед. Я завтра истребую два сотовых телефона на борт. Тебе и мне. А то ты с девкой гарной любовь делать будешь, а я переживай только, что с тобой, да где ты…
-Заметано. Тока я сегодня вечером поеду к ней. В 8-00 утра буду на борту. У тебя в заначке краб остался? Мне для угощения надо чуток… пару ящиков.
-Точно влюбился… Крабодоллары на харчи пустить хочет. Гы…
Еще днем я отправил через магазинчик цветы для Чжинь-дю. Ждет поди. А может и нет. Такси ползло казалось черепахой. Но на спидометре было 65. Вот и Розовый городок. Такси остановилось у знакомого отеля. И водитель любезно достал с багажника ящики с крабами и отборными креветками. Мама-сан суетливо запричитав, но знакомо улыбаясь, выбежала навстречу семеня шажками. Сходу стукнула по лбу кулачком, а потом обняла уже:
-Убить тебя мало. Зачем ты так сделал? Эх, мужики вы, мужики.
-Мама-сан, Чжинь-дю где?....
- Да щас, девки уже побежали звать.
Она летела ко мне не касаясь ножками мрамора ступенек. Глаза ее мерцали радостью и счастьем, а фарфоровые пальчики протянутой руки, будто осязали меня уже… Я поймал ее на лету - легонькую и такую родную, что только сейчас понял, как же я скучал и тосковал по ней.
Мама-сан постучала по спине:
-Что в ящиках?
-Крабы и креветки. Неси в столовую – гулять будем.
-Дурак что-ли? Давай лучше продам в ресторан. За полцены и то тысячу баксов дадут. Да еще стол накроют нам шикарный тут.
-Да? Ну, давай, организовывай.
Чжинь-дю повела меня к себе. Я все порывался обнять ее покрепче, она только пищала, уговаривая меня:
-Не торопись. Нужно все сделать как надо, понимаешь?
Она раздела меня до гола и повела за руку в душ. Там она тоже разделась и начала поливать меня с ковша из половинки коры высушенной тыквы, черпая горячую воду из бака:
-Чжинь-дю, а что душ сломался, да? Давай я починю!
-Гы…смешной. Это ритуал. Так положено. Ну не торопись же!!! Какой ты упрямый!!! Ну не положено так…
Она силком усадила меня на скамеечку и помыла ноги. Затем бережно обтерла всего, и отбив мою очередную атаку, вывела в комнату, где сама одела на меня все новое: трусики, рубашку, брюки, носки и туфли из мягкой кожи.
-Теперь мы должны выйти к гостям. Много и одним замахом, как ты это обычно делаешь, не пей. Только чуть отпивай и ставь на стол, потому что я сразу долью тебе. И снова с тобой кто-то захочет выпить и пожелать добра, или сказать, что посчитает важным.
-А почему нельзя выйти к ним после того как мы с тобой полюбимся чуть-чуть, а?…
-Ну так положено. Обычай такой. Потом сам поймешь.
В столовой было уже все накрыто. Мама-сан, зная мои предпочтения, затарилась виски. И первая взяла слово:
-Стикс, ты мудак. У девушки свои планы в жизни, а ты ее по рукам и ногам, змей, связал. Нельзя же так делать. Ты ушел, а она перестала гостей принимать, потому что ты деньги ей оставил. А ведь она могла втрое больше заработать. И я в накладе, опять таки. Ну да ладно, с возвращением тебя, рыбак, на землю. Слава Богу…
-Слава Богу, что получилось вернуться. Уж и не думал уже… В России сейчас такая хрень идет… сам не знаешь, что завтра будет. Спасибо, мама-сан. Добрая и душевная ты женщина.
Хорошо и уютно сидели. Вроде совсем чужие люди, а тепло и празднично на душе. Девки тоже щебетали что-то, сменяя друг друга, и все говорили почему-то спасибо.
Мама-сан совсем захмелела:
-В меня тоже один болгарский морячок влюбился как-то. А уж как я его любила… Все звал меня к себе в Варну, да куда я поеду. Так и расстались. Иногда люди рядом находят друг дружку, а порой всю землю надо обойти, чтоб встретить и узнать любовь…
Мама-сан хлебнула виски и совсем трезво оглядев нас, сказала:
-Чжинь-дю, иди дочка отдыхать, мы сами тут разберемся уже. Стикс, держи деньги за крабов. В ресторане сказали, что еще возьмут, если есть.
-Нету больше. Для вас берег. Так что возьми себе деньги.
Мы с Чжинь-дю потихоньку ушли к себе… Как нам было хорошо! Мы умирали в беспамятстве любовного экстаза, чтоб очнувшись, снова и снова ласкать жадно друг-друга до следующей вспышки белых молний в голове…
       Донг…там-там-там-донг… Монах. Значит уже утро:
- Ты чего так рано проснулся? Поспи еще…
- На работу надо. Вечером приеду. Слушай, а что за сабантуй вчера мама-сан организовала?
-Просто у нас так принято встречать рыбака с моря… А ты по крови наш, хотя вырос на чужбине. Мама-сан говорит, что человек - лепесток дерева на ветру. Сорвет порывом не по воле его и носит по свету...
Когда днем принесли цветы от тебя, мама-сан долго ругалась. А потом сказала, что раз тут у тебя нет матери, жены или сестры, то я должна встретить тебя как положено было исстари у нас.
- Спасибо, моя маленькая Чжинь-дю. Знаешь, я почему-то никогда до этого дня не думал о том, что где-то есть земля моих предков. Я родился в России: люблю ее и тоскую, как дите любит свою маму, без разницы: добрая она или непутевая. Там все, что составляет меня самого, понимаешь... Но за несколько дней в Пусане, благодаря тебе и мама-сан, я встретил, сам того не ожидая, что-то очень важное в своей жизни. Я полюбил Пусан, как родной город детства в котором меня долго-долго не было, и я забыл его совсем… А сейчас приехал и вспомнил вдруг. Но вместе с тем я не перестаю любить Россию… Напротив, я чувствую это особенно остро когда вдали от нее, тревожусь… Сейчас у нас опять смутные времена, как всегда, блин...
- Ты долго будешь на этот раз, да?
-Около одного месяца…
-Давай снимем комнату, и будем жить там вдвоем. Может быть, ты там не будешь все время хмуриться…
-Да нет, я не думаю о тебе плохо… Просто мы стали ближе чем это было в начале. Я же случайно забрел тогда сюда…
-Мама-сан тоже всегда говорит, чтоб мы не привыкали к гостю. Гость – он пришел и ушел… Я принесу тебе кофе.
-Ага, мне уже на работу надо бежать.
На судне я попал еще до завтрака экипажа. Народ озорно блестел глазками, но делал вид, что ничего не понимает. В 9-00 прибыли работяги и завертелась работа. Ремонт судна – это очень ответственный процесс, требующий скрупулезной внимательности и контроля исполнения операций. Корейские спецы народ работящий и старательный, но не всегда хватает им знаний и специфичного опыта ремонта сложно-технических агрегатов. Есть и балбесы: тяп-ляп слепит, крышку закроет, свежей краской задует красиво – готово! А бывает, что работяга стоит перед агрегатом, и мучительно морща лоб, никак не поймет, почему железяка не хочет умещаться в потрохах картера...
Особенно для них трудна первичная регулировка собранного агрегата. Для многих из них – это шаманство, а владение опытом ювелирно тонкой юстировки сопрягаемых узлов – это редкий дар Будды.
Рабочий день с 9-00 утра до 21-00 вечера пролетел мигом, и только выйдя покурить на палубу, увидел, что наступил глубокий вечер. Данилин вышел следом:
-Ну ты дед ваще… Несколько раз заходил к тебе, а ты все в своем подвале с узкоглазыми.
-Дык глаз да глаз нужон за имя. Сам понимаешь, не все добросовестные. Насохатят, хрен разгребешь потом.
-Это точно. Вот заметил одну хрень: если не пьющие, то – плохие специалисты, а если хорошие специалисты, то - всегда в дупель пьяные или с бодунища такого, что ничего делать не могут. Во блин, тупик, в рот мента туды-сюды…
-Не баись кэп, прорвемся.
-Дык куда нах дивацца то… Дед, завтра деньги подфлажные обещались сбросить для экипажа. Тебе скока оставить?
-Дык как положено. Поеду я щас…
-Дед, у меня в заначке сервилат есть и сало копченое, возьми с собой по паре кило на ужин.
-Ну, який ж хохол от сала откажется-то, возьму, спасибо, друже.
Наскоро приняв душ, мы пошли с Чжинь-дю чуток прогуляться по ночному городу. Ночью улицы Пусана тоже красивы. Здания, подсвеченные снизу прожекторами, смотрятся совсем иначе, чем днем. Игра света и теней преображает геометрию его архитектуры до неузнаваемости просто, придавая ему эффект фата-морганы.
Чжинь-дю так построила маршрут прогулки, что минут через 30-40 мы оказались в одном из спальных районов:
-Давай посмотрим комнаты под наем, смотри объявления на окнах.
-У меня сейчас нет денег, Чжинь-дю…
-Ничего, у меня есть. Если понравится тебе, то завтра утром оформлю в нотариате.
Что характерно для Южной Кореи, то очень мало квартир в собственности. Основная масса горожан арендует жилье. Это исторически связано с тем, что земли все были поделены между главными императорскими династиями: Ким, Ли и Пак. А те в свою очередь, изредка даровали за особые заслуги землю своим воинам и придворным, каковых в общем-то было относительно не много. Ну, императорские земли конечно со временем национализировали. Правда от этого доступней она не стала – очень дорого стоит. Купить землю могут лишь очень состоятельные промышленники. Но земли, дарованные за службу императору, а значит – родине, оставили за современными потомками героев событий давно минувших столетий. Причем в современном корейском судопроизводстве достаточно иметь два документа для доказательства права собственности на землю: родовую книгу и дарственную императорскую грамоту.
Как-то по TV показывали одинокого старика лет 70-80. Он имел по наследству клочок земли в три сотки с покосившейся хибарой. Ему предлагали очень хорошие деньги за землю, но старик еще и пристыдил покупашек, мол, типа как не стыдно такое предлагать – продать память и славу рода, несколько поколений верой и правдой служивших императору, кровью и жизнью своей жертвовавших, тьфу бля! Собственно факт TV-репортажа был в том, что гос. проект мощнейшей автострады Пусан-Сеул был утвержден, но в ходе строительства обнаружилась погрешность – трасса уперлась в курятник этого самого дедка. Гы… Дед наотрез отказался продавать землю! Выиграл все суды против мощнейших корпораций и госучреждений! И только после этого согласился сдать землю в аренду правительству страны, выставив такую арендную ставку, что у самых бывалых риэлтеров голова закружилась... Ай, да старик безграмотный!!!
Комната в двухэтажном доме мне понравилась: масенькая прихожая с дверями в спаленку, в кухоньку и в санузел с душевой. Чисто-опрятно и уютно. Всего за 500 баков в месяц. Если снимать на срок от года и больше, то вообще чудеса! Нотариально оформляешь квартиру, допустим на год, деньги оплачиваешь сразу вперед все. По окончании срока аренды, ворачиваешь квартиру арендодателю, а он, согласно договора аренды жилья, ворачивает назад тебе твои деньги!!! В чем выгода? А оказывается на основании договора аренды, арендодатель получает право открытия специального накопительного счета в банке под процент не имеющий аналогов. Таким образом, ты получаешь обратно свои деньги, арендодатель получает на 10-15 больше, чем ты ему давал, а государство не имеет бунтов и революций!!! Хотя бомжи имеют место у них быть. Сам видел – алки и нарки.
Хозяйка квартиры предложила остаться до утра, мол одолжит свои одеяла, но мы отказались, мол тетя родная ждать и беспокоиться будет.
Мама-сан тупо смотрела на сало:
-Это что ты припер? Колбаса просто прелесть как хороша, всем по кусочку дала попробовать, остальное в холодильнике. А вот это что?
-Сало. Лучше колбасы. За нее некоторые выходцы народностей могут родину предать!
-Ужас какой!!! Он здоровье и силу дает что ли? Типа трепанга или женьшеня? Может, продадим выгодно?! Из чего его делают?
- Из свиньи. Только наших пород. Ваши тощие как собаки гончие. А вот этот пласт на загривке был…
-Ужас!!! Мы со своих-то сало срезаем и не едим, а вы …
-Не хочешь и не надо, мне больше достанется…. Виски осталось? Покажу как сало исть надо. Приходи.
За ужином мы с мама-сан уговорили флакон виски, Чжинь-дю только для виду чуть пригубляла и непроизвольно содрогалась, глядя как мы глушим янтарную влагу. Мама-сан сало и с горчицей не понравилось:
- Если я до утра не доживу, то из-за сала этого. Надо же додуматься есть такое, ужас!
-Хы… А еще с картошкой рассыпчатой она хороша, с лучком зеленым. А если картошку на ней пожарить – это вообще наркотик!
-Шутишь, да? Как дела у тебя с ремонтом судна? Хорошо делают? Все умеют? И что у тебя руки-то как у угольщика?
-Хорошо ремонтируют, но не все умеют. Вот и помогаю им, показываю…
-Дурак ты. Мало ли что они не умеют. Взялись – пусть делают! А ты требуй, как должно быть! Ты же не слесарь, а большой человек – соджаним по-нашему, понял?
-Времени мало на ремонт, надо все успеть.
-Если не успеют, то с них хозяин шкуру снимет. Так что они тоже хотят успеть в срок контракта. Ты сам больше не помогай им, а требуй и все!!! Понял? А то чуть что – скажут это ты так сделал. Я знаю! И еще, будут давать деньги – не бери, понял?
-Какие деньги?
- Обыкновенные: доллары или воны.
-За что?
-За то, что они не умеют, а ты умеешь. Тока не бери, понял? Слушай меня, я тебе плохого не посоветую!
-Гм…
Я внял совету мама-сан и в конце недели главный инженер подрядчиков попросился поговорить, с глазу на глаз, в моей каюте о работе. За чашкой кофе он нудно плакался, что очень трудно ремонтировать, оборудование немецкое, очень сложное и т.д. Я задал вопрос в лоб:
-Вы не можете, значит, произвести должно качественный ремонт? Я вынужден довести это до сведения генподрядчика.
-Нет, что вы !!! Мы все сделаем! Только нужна ваша помощь, ваши подсказки…
Сально улыбаясь, хеад эндинье положил на стол запечатанную банковской ленточкой пачку денег:
-Это вам. Вы стоите таких денег. Уберите их скорее, а то кто-нибудь войдет и увидит!
-Уберите обратно. Я не стою таких денег. Заберите скорее, увидит кто – скандал будет и самые плохие последствия для вас… Уходите.
Главный, понурив голову, ушел. Вечером мама-сан, проглотив свою дозу виски, спросила:
-Ну, давали деньги?
-Угу...
-Расскажи все слово в слово. Это важно.
Выслушав историю, она смачно крякнула:
-Молодец. Завтра придет хозяин подрядчиков. Пригласит ужинать. Соглашайся. Даст пакет – возьми. Понял?
-А что в пакете будет?
- Хых, какой ты трудный. Деньги там будут, только вдвое больше, чем в первый раз.
- Мне не надо таких денег…
-Тебе не надо, так Чжинь-дю отдашь! Кто же ей поможет, если не ты, а? Или ей тут всю жизнь в гейшах быть?! Какие вы мужики все-таки…
-А ей хватит этого?
-Ну, насколько я знаю, у ней сейчас на счету 20 тысяч. Дом уже достроила. Она планировала накопить до 30 тысяч. Ты вполне реально можешь помочь ей !
-Ладно. Если бы надо было для счастья Чжинь-дю зарубить главного инженера и съесть его сырым с ботинками – я бы сделал это.
- Любишь ее?
-Люблю…
-Несправедливо. Почему одним все!? И деньги, и любовь!? А другим радикулит и одинокая старость?!
Чжинь-дю, сверкнув росой повлажневших глаз, обняла захмелевшую мама-сан:
-Мама-сан, в моем доме для тебя всегда будет угол и чашка рисовой каши с похлебкой. В любое время!!
 Ты не права, ты не одинокая вовсе. Я люблю тебя. Ресторанчик придорожный откроем, помогать мне будешь. Да и замуж, может, выйдешь еще, тебе никто больше 40 лет не даст…
- Гы… Спасибо, птичка моя добрая. Спасибо. А что? У меня ведь тоже деньги на счету есть! Может на паях не только ресторанчик, а и автозаправочку поставим, а?
- С радостью, мама-сан. Ни с кем не хочу иметь общий бизнес, а с тобой буду.
Мы остались одни, и в эту ночь уснули чуть пораньше, часа за два-три до колотушки буддийского монаха…
Доковые работы винто-рулевой группы завершились, и судно поставили к причалу. График работ пока вписывался в запланированные сроки, однако наступал ответственный момент испытания отдельных агрегатов. Где-то за полдень приехал вице-президент исполнителей работ, осмотрел ход работ и пригласил в цех своего предприятия для контроля качества реновации деталей, требовавших станочной обработки. Если корейский специалист понял, что от него именно требуется, то качество работы всегда превосходное – это их кредо самоуважения. Осмотрев железо, я показал токарю пальцами – О*К и тот, посветлев лицом, достойно и уважительно поклонился. Пришлось тоже отвесить поклоном свое уважение и благодарность. Нудное это дело, потому что так можно кланяться весь день, но я сделал вид, что не втыкаюсь в их этику.
Вайс-президент очень довольный произошедшим, пригласил в офис, где завязалась беседа в присутствии президента компании:
-Нам повезло, что вы хорошо знаете операции судоремонта и понимаете технологию обработки деталей.
-Прежде чем стать моряком, я работал токарем на авиационном заводе, судоремонтником, электриком…
-Это сразу видно, ведь мы ремонтируем много судов под разными флагами стран. Наши рабочие очень дисциплинированные и исполнительные, только им надо объяснять точно, что нужно делать. Мы очень надеемся на ваши консультации, и готовы оплатить эту дополнительную нагрузку для вас. Вы классный специалист, мы редко предлагаем хорошо оплачиваемое сотрудничество.
-О*К. Но я бы хотел оговорить условия сотрудничества. Ваши люди должны беспрекословно подчиняться мне. Монтаж узлов и деталей производить только после осмотра мной. Если есть какие-то сомнения, то не производить сборку узлов в мое отсутствие, пусть зовут – я помогу. Согласны?
-Да, конечно. Давайте пообедаем вместе и поговорим наконец не только о работе. Вот ваш гонорар наперед, мы верим вам.
Хм… мама-сан была права – пакет был вдвое толще прежнего. Тонкое это дело – Восток, блин… Отобедав, я откланялся и поехал к Чжинь-дю своей, т.к. смысла возвращаться на судно уже не было, а деньги жгли радостью – Чжинь-дю больше не придется жить в Розовом городе, она вернется домой, который потребовал столько жертв от нее.
Мама-сан сидела на скамеечке и издали, увидев меня, уже поняла, что все срослось в нужном направлении у нас. Она встала и подошла навстречу:
- Не жалко отдавать? Это большие деньги ведь.
-Если бы было больше, то еще с большей радостью отдал бы…
-Наверно, сам Будда хотел, чтоб она встретилась с тобою... рыбак. Только моряк может вот так отдать все, не жалея, чтоб завтра уйти снова за удачей в штормовое море. Ей повезло. Скольким она тут даст надежду на лучшее, и сколько будет разочарований…
-Мы, мама-сан, квартирку присмотрели в спальном районе на Енг-до. Совсем скоро я уйду в море, и Чжинь-дю тогда тоже уедет к себе домой… Хочется побыть вдвоем эти последние дни. Ты приходи в гости, мы оба будем всегда рады тебе, мама-сан… Чего-нибудь вкусненькое раздобуду...
- Только сало не надо! Мне так плохо было два дня после него.
Этим же вечером мы переехали с Чжинь-дю на квартиру. Странно устроен человек в своем стремлении жить. Когда приходит пора уходить в море, будто все земное вспыхивает в тебе. Так природа осенью поздней полыхает напоследок буйством красок последних дней погожих, и проблесками светится на ветру тонкими нитями паутины памяти в пространстве времени.
Ремонт судна, с должным качеством, динамично подходил к логическому своему завершению. Это радовало, поскольку такого объема ремонта за такие сроки, пожалуй, никто и никогда не то что не производил, а и не мог планировать ввиду своей нереальности. Но в морской жизни организации флота есть свой железный баланс: если что-то идет в лад, то непременно вылезет что-то эдакое, что и с горчицей не укушаешь потом, ага. И экипаж невольно ждал чего-то с тревогой, все так же с огоньком работая днем, и коротая вечера в портовой харчевне за бокалом пивка. Практика морских скитаний обострила их сенсоры восприятия, когда за тысячи миль можно почувствовать тревогу за близких людей на берегу и облегченно вздохнуть, когда проблема, перевалив свой пик, разрешилась малой кровью.
Вечера с Чжинь-дю были наполнены до краев тихими радостями. Это как шепот близких людей, без громких возгласов и излишних шумов.
Интересное все-таки воспитание у восточных женщин. Всегда ровный и покладистый характер, не конфликтный, даже если для этого есть причины. Опечалится только глазами, и улыбнется так же светло и любимо, как прежде. И хочется сделать что-нибудь хорошее для нее, доброе:
-Чжиньдю-си, я скоро уйду в море… Я хочу чтоб ты уехала раньше и я смог тебя проводить. До этого мужчины уходили из твоей жизни… А теперь ты сама уйдешь в свою жизнь. У тебя все будет хорошо. Я буду просить об этом своего христианского Бога. Он иногда меня слышит.
-Пусть будет так, как ты хочешь… Но ты знаешь, мы все равно еще встретимся. Я чувствую это. Когда я думаю, что хочу родить от тебя ребенка, у меня становится тепло под сердцем и я уже его люблю всем существом своим…
-….
-Ты такой сейчас растерянный и смешной, как мой братишка: когда чего-то хочет, но знает, что нельзя. Давай поедем на Нампо-до? Ты обещал меня научить играть в русский бильярд!
Утром, подходя к борту судна, издали еще я увидел высокий силуэт капитана на верхней палубе. Что-то тоже тревожило кэпа видать:
-Аньен, капитана!
-Епсие, дед… Ну чо у тебя с машиной, готово все?
-Ну да, на переходе еще чуток подмандю регулировки и буим лохматить. Ну, не тяни душу, говори давай…
-Начальство наше базовское приехало. Перетирают выставленные счета за ремонт. Ночью по темноте плюнут топлива в танки. Приказано машину держать в горячей готовности. Догадываешься что к чему, дед… ссцукки нах…
-Мдя… Данилин, мне надо на берег обратно. Через два часа вернусь… Я это… забыл кое-что, надо забрать.
-Давай дедуня, закрывай берег, пора нах…
Ж.Д вокзал «Бусан-стэйшн» был наполнен гулкими шумами и запахами как все вокзалы мира. Мы медленно шли по перрону, раздвигая плечами сгустки чужой печали и всполохи радостных встреч, оставляя за собой чуть светящийся след надежды…:
-Прощай,Чжинь-дю…
-До встречи…

Побег.
Ночью маленький танкерок контрабандистскими фарватерами пробрался в порт, и в тихушку слив нам топливо, так же скрытно пропал в темноте. На утро руководствующие стороны должны были согласовать позиции счетов и подписать окончательную сумму задолженности за ремонт.
Утро выдалось ясное и безветренное. У нас в России так бывает в период бабьего лета. Порт просыпался после ночной дремотной службы и неторопливо готовился к передаче дел и обязанностей следующей смене.
Условный сигнал по радио прозвучал неожиданно, хотя и ждали:
 «Альфа-танго, альфа-танго. Фокстрот. Фокстрот!!! Альфа-танго, альфа-танго. Фокстрот. Фокстрот!!! Как поняли? Подтвердите прием».
По-пиратски рубанув концы, траулер взбурлил подруливающими винтами, и ювелирно расходясь с ближними корпусами судов долями метра, вышел на чистую воду акватории порта. На причале засуетились и замахали руками портовые служащие, но траулер, выкинув шлейф дыма из труб, ходко заскользил на выход из бухты:
-Дед, давай овса коням, кажысь по нашу душу отошли два полицейских катера с таможенного причала!
-Системы автоматики ограничения мощности и защиты отключены, дави командир!
Траулер, пенно взрезая форштевнем гладь бухты, и оставляя за собой яростный шлейф кильватерного следа, словно эсминец пробивался из вражеского фиорда:
-Медленно, но догоняют дед. Фора наша. Дотянуть бы за 12-мильную зону, нах…
-По температуре выхлопа можно дать еще пару узелков, командир. Дави!
Мондраж чуть знобил пупырышками спину: не подведите гнедые, кобылки мои ретивые, лошадки мои родимые, выносите касатушки! Приказ надо выполнить! Потом будем капризничать…
Траулер уверенно и мощно, лопатя винтами, приближался к узкости выхода из бухты, оставалось только пересечь проход между мощными бетонными волноломами с башенками маяков, напоминавшими мусульманские минареты…
За 12-ти мильную зону выскочили менее чем за час. С верхней палубы не было даже видно намека на берега – только синее марево моря, сходящееся с лазурным небом, сквозь легкие облака которой слепило солнце:
-Ты чо дед, плачешь что-ли?!
-Да неа, солнце яркое, а я только из подвала вылез…
-Пойдем ко мне водки дерябнем. До сих пор, бля, руки трясутся, нах…
-Пойдем, кэп, обмоем побег. Прям не верится, что это мы учудили…
-Да я сам не верю, ссцукки нах….

Эпилог.
Много воды времени утекло по реке жизни. И другие, совсем иные берега понятий морских видит взгляд. Пора сходить на берег. Насовсем.
Только бы хватило времени, чтоб пройти ногами босыми по песку и траве прибрежной вспять реки извилистой. Призадуматься ночами звездными у костра, глядя, как искры мгновений гаснут в темноте, уносимые ветерком. Вспомнить о всех кого любил, всех кто был дорог сердцу моряцкому на земле.

Владивосток. Май. 2005г.