Один день из жизни Бесповоротно Влюблённой

- Вот ваш кофе.
- Спасибо.
Разве это можно назвать кофе? Другого нет. Что ж, мы жители, беcприбрежных провинций привыкли приспосабливаться, привыкли смиряться и выворачиваться наружу так, чтоб ещё и суметь вывернуться в пользу своих сформировавшихся вкусов. Нееет, погодите со своей столичной тонкостью, они у нас есть, но мы просто дружелюбны и умеем уступать. Мы умеем промолчать, не нагрубить, понять и ещё «спасибо» сказать. Со вздохом в мыслях, но с надеждою в глубине своего я. Так что, вот что, не кривите душой и не корчите милые и не очень рожицы, когда будете всё это читать.
Вот это вот звенящее состояние… Состояние во вне офисной пластиковой белостенной суеты. Письмо другу отправлено, осознан вчерашний многочасовой вечерний подвиг вытаскивания из состояния заплинтусности старого-старого отличного, но просто знакомого, письмо подруги прочитано, новый рассказ переварен, новым рассказом поражена. Пуф! Это моё поражение! Вернее, поражение моей души. Она упала, попав под снаряд … Прям в точку! Прям в цель… Лежит теперь где-то на дне меня, истекая собственными остатками, чтобы взорваться, вылезть наружу в незнакомом даже мне виде, в непредсказуемом даже мною виде и что-то, определённо, сотворить. Просто сказать «Добрый вечер» незнакомому прохожему, нечаянно задевшему колючим краем своего мокрого зонтика. Просто опоздать на работу, доставая из сумки остатки забытого печенья, чтобы угостить бродячего пса, зашедшего в аллею, которая на моём пути. Просто улыбнуться наступившему на ногу (Больно, блин! Но разве ж эта боль сравнится с настоящей болью?!) у банкомата.  Просто стакан заполнен наполовину, а не наполовину пуст. Помните? Улыбнуться безоблачной серой плёнке неба, этому бесконечному мокрому целлофану. И пойти домой варить себе кофе, густой и ароматный, напоминающий про утро, когда всё по-другому…

Затянули вены сырыми манжетами. Пристегнулись подошвами к мокрым тротуарам, чтоб не улететь в космос от осознания всего происходящего, а то там сегодня сыро и можно простудиться. Позабросили понятие древнего изобретения с коротким названием – зонт (а они всякие бывают. И даже красивые! Бриллианты в витринах тоже красивые. Но не для нас! Не потому что не по карману.). Разбросали настоящесть своих улыбок по прохожим взглядам. И упёрлись сердцами в этот город. Награждать себя звоном колокольчика, опережающего  шаги в кафешку, такую тёплую и яркую, что кажется: «Вот они, облака, этого города! Вот где их можно найти, рассмотреть, потрогать! Вот где можно посидеть на небесах, свесив ноги и поговорить о дожде, прохладном, летнем, приятном на ощупь…» Угощать себя десертом из открывшихся широко открытым глазам горизонтов, полных мостами через безымянные ещё для тебя каналы, имена которых известны чуть ли не всему любопытству земного шара. Интересно: а многие туристы встречают рассвет, целуя мокрыми от впитавшейся ночной сырости ботинками берег Финского залива, ладошкой осторожно прикасаясь к его ледяной весенней глади воды? Интересно: а сколько коренных жителей знают длину самого длинного моста? Скажу по секрету на ушко – девятьсот шестьдесят забывших про усталость шагов. Точно! Проверено! Не верите? Проверите? Неееет!.. Эта длина неповторима! Её не повторить. Никому. Никогда.
И вы посмеете назвать это серое скучным? О нет, постойте! Здесь не бывает ни скучно, ни грустно. Если только немножко тоскливо. Тоскливо идти и, закинув голову вверх, когда внизу всё изучено, изучать бахрому зданий из тонких воздушных полупрозрачных невесомых балконов, делающих серые обшарпанные временем здания неповторимо невесомыми, понимая, что эта вся красотища глубоко забралась в сердце, впилась своими сырыми подворотнями в душу до состояния неискоренимости. Нет рецепта для лечения этой болезни. Нет. Она неизлечима. Лекарства нет. Уезжай, уезжай на юг к море-солнцу-облакам, уезжай и понимай, что уже с к у ч а е ш ь… В общем, попал ты, кем бы ты ни был. Уедешь в свою провинцию-столицу, соскучившись по рррродному, а потом однажды сядешь у себя в тёплой уютной квартирке на пушистый коврик, благоуханную специями кухню или в ресторане, глядя на дорогущее пламя огня в камине, и вспомнишь серый холодный дождливый Питеррррррррр… Эээх!
Достанешь из кармана скомканную отсыревшую афишку. И никто не догадается, что это всего-навсего расписание впечатлений. Что карта города со свежими мелкими, мельче бисера, каплями дождя, которые никогда не смогут слиться с другими себе подобными, потому что слишком малы, пыль всего-навсего – это траектория полёта. П о л ё т а! Разукрашенного мыльными пузырями и незнакомыми, но откровенными улыбками вослед. Вы думаете, что он никогда не расцетёт? Да он уже цвётёт маленькими покосившимися фонариками. И пахнет удивлением всей этой сырой гармонии серого. Кто-то свиснул у этого города облака. И оставил его жителям удивительную способность видеть их причудливые формы повсюду.
Вот я стою на самой трещине моста – той точке, которая разлетается каждый раз в 1.35 над Большой Невой и разрывает на две половинки город. Ты стоишь по одну сторону этой точки, а я – по другую. Вы когда-нибудь стояли по разные стороны точки?..
Ну и что, что не успели, ну и что, что прогуляли этот самый развод в подворотнях… Зато… Т И Ш И Н А … Не редкая, перебиваемая всхлипами автомобилей по лужам или цоканьем каблуков по мостовой, а цельная, как миндальный орешек. Гладкая. Ровная. Подсохшая на ранне-утреннем ветерке. Даже с лёгким розоватым румянцем. Самым блудливым кошкам такое и не снилось. А туристы тем временем спят в дорогих отелях и дешёвых гостиницах да ещё и деньги платят за то, что всё это не видят. 
…Про эти стены с облупленной штукатуркой, от которых захватывает что-то внутри и не отпускает – зеркала, в которых отражение, отражение мыслей, отражение любимых образов. Про эти мосты – лучшие наряды… душИ. Про их развод – это стихи, ещё не рождённые, которые можно увидеть, если не спать, если пешком, если по кофейням. Про эти каналы – застывшие вены. Про подворотни – про них бы целый фильм! Про вывески номерков зданий. Про тайны занавесов театров. Про двадцать пятые ступеньки кинотеатров! Про вопрос о том, бывает ли здесь, в этом городе, когда-нибудь пыльно? Про незаметное исчезновение за горизонтом трамваев и про их просто исчезновение. Про отражение в лужах музыки уличных музыкантов. Про звуки радостного смеха в давно потускневших дворах. Про то, что так и не попалось в ненасытное поле зрения. Про желание заплакать от понимания того, что всё это сейчас в тебе, с тобой, рядом, вот, держит тебя за руку, что-то говорит тебе на ухо, говорит, говорит, говорит…
Пускай доводы неубедительны и удивительно скупы. Всё внутри. Там – целый клад!..

- «… И этот город останется так же загадочно любим…» - вырвала кусок сердца. Вырвала кусок мира для тех, кто его услышит. Или вырвало кусок твоего?..
- Сколько с меня?.. – расплачиваешься, выплыв из замкнутости круговорота своих мыслей. Переключаешься на ритм шевелящегося и движущегося вокруг и уплываешь обратно в свой мир, который давно отгородился от окружающего внешним видом, стихами, прозой, рисунками и часами пустой болтовни о свежести далёкого Морского Ветра с незнакомыми людьми в случайных поездах в подвернувшихся подножках вагонов, в выскользнувшей из рук давным-давно программы телепередач на завтра. День то ведь незаметно подходит к концу. Но это не конец. Всё только… начинается.