Алиби любви

               
       Случилась лютая непогода. Поливал сильный косой дождь, подгоняемый с тормозов сорвавшимся ветром. Чипсоподобная, осенняя листва хаотично перемещалась в пространстве между грунтом и верхними этажами зданий. Стрелки уличных часов неуверенно показали 14.59 и замерли по неизвестной причине. Мгновением ранее из офиса рекламного агентства вышел свободный человек Фёдор. Свободным он стал буквально несколько минут тому назад – разругавшись в конец со своим работодателем. Первые мгновения вольной жизни вышли комом. Фёдор стоял и ждал, того мига, когда в государстве и в частности в его столице наступит три часа по полудни, а допустим в далёком Петропавловске – Камчатском полночь. Но ожидания были тщетны. На камчатке уже поплыли новые сутки, а здесь невдалеке от Страстной площади – время остановилось. Бывший /старший/ по креативам, впал в философскую меланхолию:
- Ну, с работой не /ханает/ – ещё туда – сюда, понятно, но что бы время остановилось, так это совсем гадко. Ведь, случись какая-либо гадость в эти самые минуты, то очевидцы так и подтвердят. Что было – без одной минуты три, а на самом деле, прошло уже минут десять, как этот /чудо/ прибор замер подобно дракону, возбуждённому головой медузы Гаргоны. Вся эта канитель реально отразилась бы на алиби – убей я сейчас нашего генерального директора. Вернее он уже не наш, а их. Короче - /АЛИБИ/, что-то в этом есть! Стоп, я же теперь безработный, и думать о куске кекса, вовсе не возбраняется. Так, кусок «кекса» – ну, конечно же, не того, который пялится на меня из окна офиса, а того, который с изюмом…
- Глазков, вернись, шеф передумал и готов к пересмотру договора! – проорал из окна, коммерческий директор агентства.   
- Извините, мне уже сделано хорошее предложение, 
-        и вряд - ли  стоит от него отказываться.
- Да, ты ещё полчаса назад никуда не собирался!
- Всё видоизменяется, за исключением инфузории.
- На что намекаешь?
- На относительность сущего  - к вечности, и ветру.
- Не понял?
- Не виноват! - С этими словами Глазков устремился навстречу стихии и новой идее.
В пивной было накурено, но не тесно. Фёдор вместе со своим товарищем Леонидом Сухаревым употребляли вяленую рыбу, сосиски с капустой и на подходе уже были креветки. Всё это обильно запивалось свежим не фильтрованным пивом и короткими одиночными тостами, во время которых в ход шла водка.
- Значит, совсем ушёл? – в сорок четвёртый раз   
-        переспрашивал Лёня.
- С концами! – неизменно отвечал Фёдор.
- Расчёт то дали?
- Пусть подавятся!
- А, как же алименты?
- Это, конечно же, актуально, но у меня 
-        есть /АЛИБИ/.
- Для бывшей?
- Ей давно уже всё равно – мы чужие разведённые
- люди.
- Выпьем?
- Наливай!
- За что?
- Ясен Павел – за Дружбу!
- Поехали…
После тоста разговор продолжался по кругу. Но вдруг Фёдор прервался:

- Есть! – чуть ли не вскричал он
- Что, до мозгов достало?
- В том-то и дело, что ДА!
- Может тебе хватит?
- Нет, за это нужно повторить.
- Давай повторим.
- За рождение нового предприятия, в котором мы уже участвуем!
- Давай!
Выпили, закусили – Глазков поймал на себе, пытающийся сосредоточится взор Сухаря (прозвище Сухарева).
- Задумал, я, произвести ещё одну сверу услуг.
- Какую?
- Понимаешь, человеку в жизни – в любой момент может потребоваться алиби, и, если он в состоянии, то к кому отправится за этим?
- К кому, кому – к этому, к адвокату.
- Правильно мыслишь, но это уже после того, как он что-либо «нашкодил». А, мы предложим услугу, которая заранее приготовит ему вескую отговорку, допустим перед женой или начальником на работе – услуга платная.
- Что-то в этом есть, но на трезвую голову в толк взять не могу.
- Значит, твой «толк» необходимо до заправить.
- Замечательное предложение, давай за него накатим по сотке.
- У нас закончились снаряды.
- Это кошмар, «духи» окружают!
- Будем прорываться!
- Марлен! – Фёдор обратился к официантке.

Твой чудный стан, явился нам,
Как дивной розы фимиам!

- Скажите то же Фёдор Валерьянович. – зарделась Марина.
   
Вернуть скоромные мечты,
Сто грамм помогут нам -
И пусть звучат тостЫ –
За здесь присутствующих дам!

- Автора! – сказала официантка.
- Да один неудачник из средних веков.
- Ему всегда подавали холодные креветки?
- Да, проблемы его задавили – то конь ногу сломал, то соседи ремонт устроили, а то ещё и неурожай случился – куда честному рыцарю податься.
- Я, с таким честным, пошла бы даже, собирать пустую тару – лишь бы с ним одним!
- Вот если у него ещё и зАмок сожгут и бывшая жена выгонит – тогда точно пойдём, но послушай:
Не верь прелестное дитя -
Искусною когда влекут игрой
Тогда, Господь храни тебя -
Не обижайся Ангел мой!
-     Это тот же гений?
- Оно же!
- Да, мы доверчивы, а некоторые хотят на этом построить кое что – повернулась она к Леониду – тот залился румянцем.
Друзья уже давно захаживали в это питейное заведение. Их знали, как по лицам – так и по именам. Юная Марина была безнадёжно влюблена в Глазкова, а Сухарев – наоборот, питал к ней самые нескрываемые, искренние порывы. Жизненным кредо Фёдора было – не замечать женщин, без крайних обстоятельств. Девиз же начертанный на щите Леонида гласил: «Крупному человеку – громадную любовь, но не в плане физических размеров!» Здесь необходимо дать портретные описания наших героев. Начнём с «Сухаря». Роста в нём было два – без малого. Эдакая здоровая, добродушная детина – светловолосая и голубоглазая. Обладал, сей субъект богатырским здоровьем и главное, правильно заточенными руками, выросшими из нужного места. Он был силён в электронике, в механике – да и вообще в физике. Компьютерные забавы, являлись для этого монстра, со взглядом ягнёнка любимым хобби. Талантами, Сухарев – щедро делился с друзьями, и те практически не прибегали к услугам каких бы то ни было ремонтников, настройщиков и хакеров. Единственной его бедой был статус бобыля. Женщин он любил внутри очень страстно, а на  людях крайне робко. В самый последний решающий миг – он краснел, тушевался и переносил интимное свидание на более поздний срок, под предлогом большой занятости. Марина же ему, очень нравилась, но перейти в решающую атаку Леонид всё равно стеснялся. Фёдор, со товарищи регулярно подначивали страдальца, но тот оставался при своих. Зато вращающаяся за стойкой бара, Надя – дородная пышная блондинка на раннем рубеже бальзаковского возраста, при его появлении, явно возбуждалась и метала искромётные затейливые взгляды. На её счёт так же выпадала изрядная доля шуток. Но Сухарю хотелось большого чувства.
  В следующий миг перейдём к Глазкову. Человек он был не плохой, вообще-то скорее положительный, но слишком высокомерный. Снобизм часто подводил его в жизни, но ничего поделать с собой не мог. «Бомжихи и леди – не дают покоя Феде!» - говаривал он часто. Однако с друзьями был свой в доску и готов на любые жертвы везде и всюду – лишь бы это не влекло к потере чести. В последнем браке Фёдор был несчастен, так как женился не по любви.                Однажды у его матушки, которая желала только «добра» своему чаду – случился очередной день рождения. В загородный дом были приглашены многочисленные гости. Та дача славилась своими знаменитыми завсегдатаями. Бывали там актёры, писатели, поэты, художники, режиссёры и всякие разные богемные жители. Все они уважали этот хлебосольный кров и платили хозяевам искренней душевностью и добротой. Так всё было и на этот раз, если бы не один нюанс – прибыла новая подруга, по совместному отдыху на курорте, и привезла с собой младшую дочку. И тут-то Фёдора взяли на живца. Его матушка, попросила поухаживать за молодой особой. Мотивом было то, что юная гостья, из собравшихся известных людей, близко никого не знает – Федя и приударил…  Проснулись они уже женихом и невестой, а заботливые мамочки накрыли их поутру тёплым одеялом – дабы детки не замёрзли. Вновь была свадьба. Новая тёща являлась шишкой по линии торговли, и поэтому гуляли с размахом. Гостей пригласили около двухсот, были и знаменитости, были и просто нужные люди. Через год молодая жена родила первенца – мальчика. Прошёл ещё олимпийский цикл, и семья начала распадаться. Вины Глазкова было в меру. Тем не менее, жена судя по всему нашла ему замену и дожидалась удобного случая. Фёдор, от своих догадок впал в тоску. Он контролировал ход процесса распада, и создания новой ячейки общества, но особого облегчения, как в известном месте – не ощущал. Наконец развод состоялся. Глазков отыграл свою роль просто на /Бис/. Но, расставшись с этой женщиной –  вгрызся в тоску или наоборот – она в него. Иногда прерываемый запой длился уже порядка двух лет – герой тосковал по чаду. Что бы не рушить ему психику – Фёдор, свёл все контакты до минимума. Работал он то в журналистике, то в рекламе, и выпивка особо не мешала этим творческим профессиям – фуршеты, приёмы, презентации и так далее список можно продолжить, однако на алименты хватало…
  В пивную подъехал ещё один товарищ Фёдора – Павел. Этот являл собой неделимый сплав абсолютной логики и дремучего разгильдяйства. Человек мог добиться многого, не прикладывая больших трудов, но в то же время с ещё меньшими затратами, в одночасье терял абсолютно  всё. Он несколько раз поднимался до ранга руководителя фирмы, и каждый раз дело заканчивалось крахом именно из-за «раздолбайства». Раза два был женат, и то же ничего путного не вышло, кроме двоих детей. Он владел школой боевых искусств, и причём школой преуспевающей, но да же и это любимое им дело пошло прахом. Натура у Павлова Павла Павловича, а именно таким именем и отчеством награждались все мужчины в его роду, была заводная и вспыльчивая. Охладевал он к идеям так же внезапно, как и загорался. Единственное, что всегда и везде грело его неспокойную душу – были автомобили. Он любил любое механическое корыто, независимо от года выпуска, места, и рук его собиравших. 
- Палыч, вначале догони нас, а то ничего не поймёшь. – заплетающимся языком сказал Фёдор.
- Не имею никаких препятствий для возражений. – в тон ему отвечал Павлов. Сухарь в это время согласно кивал откуда-то сверху.
- Мариночка, повтори нам всё то же самое, плюс ещё столько же огненной воды.
- А, не много вам Фёдор Валерьянович? – переспросила чем-то расстроенная официантка.
- Нам, пока достаточно, а затем посмотрим.
- А что вас так печалит? – вмешался Сухарь.
- Да особо ни что, но только там, у входа, парни не хотят платить, и говорят всякие гадости.
- Покажи, которые из них? – уже заинтересовался Павел, сразу перевоплощаясь в странствующего охранителя чужого добра.
- Да вон, справа от входа.
Первым пошёл Пал Пал, так как ещё толком не успел и присесть. Следом двинулась махина Сухаря. Тыл прикрывал Глазков. За указанным столом сидели пять кавказских лиц, ориентировочно грузинской национальности, и усиленно пререкались с охранником заведения. «Секьюрити» – дядя Коля, хотя был и не молод, но робостью перед «хамами» не блистал.
- Уважаемые, лучше заплатите, и спокойно покиньте наше заведение, в противном случае, вы наживёте проблемы, связанные как с моральным аспектом вашего воспитания, так и с некоторыми физическими утратами, ваших молодых организмов.
- Слюшай, ти, мюжик – иды отсуда, пока, я не рассердылся, - коверкая русскую речь, отвечал сидящий ближе всех к дяде Коле кавказский гость.
- В мои планы, не входит, что бы кто-либо сердился, но в то же время порядок есть порядок, и за всё необходимо платить. – гнул свою линию страж порядка и благополучия заведения.
- Еслы, нэ входыт, то и иды отсуда ишак – мы ищё будэм долго сыдэть сдэсь, и нэ твой собачий дэло, когда будэм платить, - вступил в перебранку ещё один джигит, пожалуй самый крупный из всей компании.
- Послушайте, господа, вас, что – не вежливо просят? – вступил в полемику Павлуша.
- А, тэбэ, чего надо? – обратился ещё один кавказец.
- Того же, что и этому дяде – справедливости!
- Падайди и палучи!
 С этими словами первый принимавший участие в разборе гость – вскочил, и сделал выпад в сторону Павла – тот уклонился от удара, и уже в свою очередь, прямым правой въехал грубияну под нос. Тот отскочил, но остальные были уже на ногах. В руках у них ничего не было, но навыками рукопашного боя владели очень неплохо. Завязалась кровавая «мясорубка». Четверо против пяти, смотрелись вполне прилично. Дядя Коля изысканным профессиональным приёмом – выкрутил руку одному из нападавших, затем поставил её на излом, и в этот момент ему нанесли сильнейший удар ногой в голову. Он завалился как подкошенный, но своей массой угодил на выкрученную руку противника. Дикий вопль подбавил жАра в схватку. Столики и стулья, в большинстве своём были опрокинуты, официантки, и немногочисленные посетители – женская их часть, пронзительно визжали. Незадействованные мужчины жались к стенам. Дальше дрались трое против четырёх. Сухарь схватился с самым большим из кавказцев – по видимому главарём. Павлов успевал отбивать атаки двоих, в то время как Глазков бился с тем, которому Палыч разбил нос своим первым же ударом. Парень тот был криклив, и не убедителен. Он пытался постоянно подражать какому – то киношному бойцу. Делал картинные стойки, издавал вопли, и пытался провести удары ногами с большой амплитудой. Принципом же Фёдора была – оборона, и при помощи нехитрых блоков, и уходов ему удавалось увёртываться от выпадов более искушённого соперника. В какой-то момент у оппонента Глазкова, за спиной оказалась Марина, она неожиданно изо всех сил закричала: «Ложись, ОМОН!» Кавказец отвлёкся, и
вопросительным взглядом посмотрел на девушку. В этот миг Фёдор изо всех сил попытался не промахнуться по уже разбитому носу. Враг упал. Глазков, на всякий случай пнул его ещё пару раз ногой, и в это время в заведение, на самом деле ворвалась милиция с автоматами на изготовку. Раздалось: «Всем лежать, и не двигаться!» - далее целая серия выражений и ударов, по тем, кто не понял. Глазков рухнул рядом со своими – жертвой и спасительницей. Кавказец едва стал приходить в себя после нокаута. Официантку душил истерический смех – над ними стоял бравый «мент», и щёлкал затвором.
  В «обезьяннике» было тесно, душно, и дурно пахло. Противников развели по разные стороны. Джигитов – в камеру, а наших героев на общий режим – к изгоям общества. Компанию разбавляли – два подвыпивших подростка, несколько проституток, или барышень на них явно похожих, штуки три бомжей, и семейство каких-то азиатских беженцев. Дядю Колю и одного из горцев - увезли на скорой. Ещё несколько человек, в том числе и Марина проходили как свидетели. Сидели уже около часа. Пить хотелось нестерпимо. Сухарь подмигивал разбитым, и уже заплывшим глазом. Павлову отбили одно ухо, и что-то в паху. Глазков отделался лучше всех, если не считать ссадину от приклада, которым его двинул один из милиционеров. Фёдор, по словам блюстителя закона – слишком много выступал. Привели ещё двоих. Прилично одетые мужчины, без следов побоев, но в ярко выраженном состоянии алкогольного опьянения. Один из них умудрился протащить с собой едва початую поллитровку. Бутылку пустили по кругу. В этот момент в комнате для задержанных возникло стихийное братство. Дежурный заметил, но было поздно – жидкость закончилась.
- Кто разрешил? Ах вы суки неблагодарные! – начал он свою тираду юным срывающимся голоском.
- За что ж тебя благодарить. – Отвечал ему вновь не сдержавшийся Глазков.
- А, сейчас узнаешь! – парировал дежурный.
- Ну, мужики пока, и вы девчонки прощайте, сейчас он меня отпустит, или опустит.
- Сержант, отведи ка его в камеру, к задержанным грузинам, пусть они потолкуют с этим умником.
- Да вы чего вконец охренели? – поднялся Пал Пал.
- Тебе то же мало?
- Ну тогда и меня берите! – примкнул Сухарев.
В этот момент в отделении появился новый персонаж – некий майор. Судя по всему у дежурного «старлея», перед вновь прибывшим была плохо скрываемая дрожь в коленках. Выше названный офицер быстро занялся наведением порядка на объекте. Вначале он отпустил азиатов. Затем буквально вытолкали бомжей и пьяниц. Подростки, так же отправились в объятия своих счастливых или наоборот родственников. Проституткам сказали ждать до утра, и шлифовать навыки своей основной специальности. Доставившая всю компанию оперативная группа, оставила довольно-таки сбивчивый рапорт, но как сказал майор – придёт следователь Фасхеев, и во всём разберётся. Следователь, вызванный из тёплой семейной постели, не заставил себя долго ждать, и вскоре капитан допрашивал всех по очереди. Из дела в конечном итоге получилось, то, что драка была, порча имущества была, но пострадавших нет, и взаимных претензий то же нет.
- Я, в органах уже двадцать лет, из них на оперативной работе пятнадцать, и насмотрелся такого, что удивляться уже просто нечему, – подытожил капитан после часовых дебатов.
- А, вы гражданин не удивляйтесь, нет претензий, нет и дела. – вступил как всегда в полемику Глазков.
- Так, не бывает Фёдор Валерьянович.
- Сомневаюсь, гражданин капитан.
- Вас можно привлечь уже за то, что вы нарушали общественный порядок находясь в состоянии алкогольного опьянения, и устроили драку, с причинением тяжких телесных повреждений средней степени.
- Лично – я?
- Да, и, все вы!
- А, если по человечески?
- А, два человека в больнице?
- А, один был с нами, и выполнял свои служебные функции, которые кстати прописаны у него в трудовом договоре.
- А, вы откуда знаете, что у него прописано. Сейчас ему в клинике другое прописывают.
- А, вот и нет. Дядя Коля, вернее Николай Серафимович – уже дома. Я только что созвонилась с ним по мобильнику – могу и вас связать. – вмешалась до сих пор невидимая Марина.
- Дома говорите и здоров?
- Вполне, и претензий так же ни к кому не имеет.
- Ну, что же послушаем противную сторону.
Граждане с Кавказа, так же не рвались к заведению уголовного дела. Они заплатили хозяину заведения, приехавшему как оказалось по вызову Марины, в отделение – достаточную сумму для компенсации ущерба, передали деньги на лечение охраннику, и обещали разобраться с компанией, с которой, по их словам у них возник небольшой спор из за женщины. У их товарища, которого увезли на скорой помощи – всего лишь вывих. На этом милиция сдалась, но убедительно просила разбираться подальше от их отделения. Напоследок капитан Фасхеев назвал официантку Марину «Алибёдушкой», на том и разошлись. На улице, произошло братание, гости с юга попросили прощения, и предложили отметить подписание мирового соглашения. В столице стояла глубокая ночь. Хозяин пивной, со свидетелем поваром Костей укатили на «Внедорожнике». С компанией остались Марина и буфетчица Надежда. Девять человек в такси не помещались, и были взяты две машины. Кавказцы упаковались в первую, остальные во вторую. Хмель уже давно прошёл, и набираться по новой друзьям особо не хотелось, но в то же время и трусливо сбегать на втором автомобиле, так же было не достойно настоящих мужчин. Приехали в ночной ресторан невдалеке от Таганской площади. Джигиты сказали - не волнуйтесь, здесь будет всё в порядке – хозяин наш большой друг, и он нас уважает. Стол действительно был хорош. В основном преобладала кавказская кухня. Подавали довольно сносное сациви из кур, запечёные баклажаны, суп харчо, хинкали, лобио двух сортов, куриные потроха – прямо на сковороде – с зеленью и сыром, и многое другое. Пили в основном коньяк, и что удивительно – на вкус это действительно был хороший коньяк – скорее всего настоящий армянский. Дамы угощались сладким красным вином, и свежими фруктами. Все стали друг другу братьями и сёстрами.
- Слушайтэ, дорогиэ мои, совсэм чучь чучь назад ми едва нэ стали враги, всё дела слючай, – говорил Вахтанг, старший, и самый крупный в компании южан.
- Ну случай, скажем не самый удачный – ведь могли и сесть все – отвечал Паша.
- Всё в рюках Господа, и ничто, не происходи так. Ми сегодня встречали нашего младшиго брата. Его чуть не забрали менты, только за то что он чёрний. Документ в порядке, всё карашо, но рожа кавказская, и это некарашо, - продолжал Вахтанг.
- А, вы, что все братья? – задала вопрос Надежда.
- Все люди братья, потому что произошли от Адама и Евы, у нас сложный родство, короче ми родственники, а на Кавказе, все дальние родственники. И сидим ми там, а человек нам говорит, давай бабки – как будто не верит, нам мало кто верит, но сами виновати – везде, в каждом народе есть плохие люди, а с вами дэвушка (обращение к Марине), ми только пошутили, и вот чем закончилась шутка. Давайте випьем, что бы в каждой шутке был такой хороший конец, как в нашей – ми теперь друзья!
После тоста Вахтанга все выпили. Затем слово взял Глазков:
- Это хорошо, что мы таким образом стали друзьями, другим  способом это не удалось бы. Но что хочу сказать – во всей этой истории есть один человек, который пожалуй больше всех сделал, что бы она завершилась таким образом. Этот экспромт я посвящаю ей:
     Юна богиня Афродита.
     Своей небесной красотой -
     Мужей на бой она сводила,
     Быть может, ведая, что кончен дружбой он!
Собравшиеся  - хором крикнули ура, а Глазков поцеловал руку героине. Вскоре стали расходиться. Обменялись координатами, и расселись по такси. Отсыпаться поехали к Павлову. Сжимая Маринину руку Глазков раз, за разом повторял: /Алибёдушка, ты наша, белокрылая/.

-