Где твоё начало. ч. 1, гл. 5

Глава пятая
Вот где настоящая зима, когда только снег да мороз! Ясные дни, небо чистое и необыкновенно голубое. Непривычно длинные тени домов пересекают дворы и улицы. Холода пришли ещё в октяб-ре, и снег, однажды выпав, уже не таял. А в ноябре, после Октябрьских праздников, его навалило так много! Снегоуборочные машины проделали на исчезнувших тротуарах и улицах узкие проходы, на-громоздив по сторонам отвалы в рост человека. А снег шёл и шёл, но потом внезапно всё замерло и онемело, и ударили сильные морозы, возвестив приход декабря.
Суетятся на расчищенных дорожках, на голых ветвях прозрачных деревьев нахохлившиеся шу-стрые воробьи и прилетевшие на зимовку в город проворные синицы. За снежными валами по ули-цам движутся, оставляя длинные шлейфы выхлопных газов, автобусы, автомашины. На окнах трам-ваев, троллейбусов намерзли непроницаемые ледяные наросты. Не задерживаясь, туда–сюда быстро проходят округлившиеся от множества утепляющих поддевок люди с сумками, пакетами, авоськами, но только не с пустыми руками.
Владимир стоит у окна, сложив в задумчивости руки на груди, и хмуро смотрит на краешек зимней природы. Он остро чувствует, что Нине, сидящей сзади на тахте, совсем нет дела до его пере-живаний; ледяное щемящее равнодушие. Как всё изменилось! Лишь недавно она сказала, что самое важное в проходящем году то, что они встретились. А сейчас? Уйди он — она не скажет ни слова. Быть может, даже этого ждёт.
— Кофе пить будешь? — спросила она безразлично.
— Спасибо, нет!
— Как хочешь!
В молодости каждый носит в себе идеальный образ своей любимой или любимого, стихийно сложенный из приобретенных, начиная с детских сказок о прекрасных принцессах и принцах, роман-тических представлений о любви. Впоследствии, повстречав некую реальную особу, в чем–то схожую с идеальной, мы, как известно, склонны распространить сходство на все остальные черты, и часто делаем это весьма поспешно и нетерпеливо, чрезмерно обрадованные находкой, боясь её потерять. Любовь облагораживает всякого, и человек, каким бы он ни был, хоть на немного преображается, расставаясь на время со своими отрицательными чертами, и становится просто неузнаваемым. К со-жалению, происходят всё эти замечательные метаморфозы лишь на время действия очарования. Лю-бовное ослепление, с одной стороны, вот такие превращения, с другой, порождают взаимные заблуж-дения, и отсюда понятно, сколь легко обмануться относительно своей избранницы или избранника. Так что не будем слишком строго судить тех, кому просто не повезло!
Рано или поздно в отношениях мужчины и женщины проходят горячие порывы чувств и на-ступает момент, когда уже всё сказано, известно, и они начинают повторяться, всё более становясь самими собой и того не скрывая. Как часто именно с этого начинается разочарование!
Состояние безделья после прихода с работы давно вызывало у Владимира внутренний протест и вскоре стало просто невыносимым. Тогда он принес разные книги и, расположившись за журналь-ным столиком под торшером, попытался заниматься по вечерам. Позаботился он и о Нине, подобрав кое–что интересное, по его мнению, для неё.
Нина с любопытством посмотрела чем он так увлекается — наукой, техникой, политикой... По-началу ей это показалось странным и забавным, а потом скучным, несмотря на возможную значи-мость. “Не квартира, а читальный зал", — подумала она с иронией, внезапно переходящей в раздра-жение.
Нина никогда не занималась самообразованием, не училась со времени окончания средней школы, где, помнится, всё ждала с нетерпением, когда, наконец, вырастет и будет избавлена от тяго-стной необходимости учения. Даже сейчас одно напоминание об этой давней обязанности вызывало неприятное чувство. Она села в кресло, закуталась в плед и, демонстративно отвернувшись от него, смотрела без разбора подряд все передачи по телевидению.
— Ну что ты смотришь там всё время? — сдержанно заметил он на третий или даже после-дующий вечер, устав от непрерывного шума и мелькания экрана телевизора. — Телемания вредна для здоровья и, как известно уже всем, свойственна недалеким людям.
— Можешь поискать себе "далёкую" женщину! — через некоторое время ответила Нина, не глядя на него. — Ты же свободный человек.
Услышанное передернуло его; интонацией уж очень похоже было оно на серьезное предложе-ние.
— Ну, что ты! — подошел он к ней и обнял за плечи. — Зачем же так?
Она повела плечами, освобождаясь, и он отошел, не зная, что ещё сказать. Не найдя подходя-щих слов и не чувствуя особой вины, он тоже замкнулся, полагая, что не должен поощрять капризы женщины, уступать ей, если она неправа. " Пройдёт!" — решил он, стараясь сосредоточиться на чте-нии и не предполагая, что таким действием ещё более углубил разлад. Нина чуть не плакала и в до-саде поклялась сегодня не подпускать его к себе близко, как бы он того не хотел.
Так в их отношениях возникла серьезная трещинка, грозившая привести к разрыву, ибо он не хотел уступать, как ему казалось, по принципиальным соображениям, она же — из–за обиды, пусть даже преувеличенной. Они по отношению друг к другу являлись свободными людьми и, при не-сколько притупившихся чувствах, не существовало силы, которая заставила бы их помириться и вер-нуть то, что было.
" Действительно, разве я не свободный человек?" — подумал Владимир в минуту раздражения от своей неспособности переубедить её и впервые почувствовал вполне определенное желание уйти. Хотя бы на время. Общежитие, в котором он уже давно не был, сейчас показалось ему желанным пристанищем.
Однако мысль о бегстве показалась Владимиру предательской. Ведь до сих пор он серьёзно оценивал их отношения, хотя ни разу не говорил ей о любви; он и сам не знал, что удерживает его от употребления весьма значительного слова и неизменно уводит на иные, всего лишь близкие по зна-чению выражения. Может быть, то, что за время сожительства они достаточно хорошо узнали друг друга и видели уже не только чарующие достоинства, но и казавшиеся теперь уже несносными недос-татки? С досадой Владимир отмечал склонность Нины к пустой и бессодержательной жизни. У неё вообще отсутствовали какие–либо серьезные интересы! Работа служащей почтовой конторы её угне-тала, общественные дела и политика казались уделом стареющих мужчин и мужеподобных женщин. Рукоделий она не знала, спорт не признавала, видя в нем только зрелище для чудаков, к искусству относилась чисто потребительски. Такие открытия огорчали Владимира, но он понимал, что в сущ-ности своей натуры она всё же хорошая, добрая, открытая и искренняя, только недостаточно воспи-тана. Последнее поправимо, ибо они молодые люди, у них всё еще впереди. Он будет побуждать ее к совершенствованию, и все у них будет прекрасно.
;
Временами и Владимир раздражал Нину. Это новое чувство, однажды возникшее, всё чаще по-вторялось, и потому, что не находило выхода или разрядки — ведь, соблюдая приличия, они не ссо-рились открыто, — порой становилось непереносимым. Нине и самой иногда становилось очень гру-стно от происходящих перемен, но она не могла, а потом даже и не пыталась скрывать, а тем более, преодолевать это новое чувство, так похожее на печаль по утраченным иллюзиям и очарованию. За-чем?
С некоторых пор они перестали быть откровенными. Нина, вопреки своей открытости, не осме-ливалась признаваться в новом своём отношении к нему, уклончиво ссылаясь на головную боль. Да и что говорить, если она и сама не знала, отчего он вдруг стал ей почти безразличен. Причины такого поворота она не понимала сама, немного стеснялась, сознавая свою вину за непостоянство, однако разобраться не пыталась, ибо не склонна была к сентенциям и насилию над собой, действию вопреки своим чувствам.
— Вообще, я пессимист! — мрачно сказала она тогда. — Не будет у нас с тобой счастья.
— Почему? — обеспокоено возразил он. — Ведь все в наших руках.
Сказанное было верно, может быть, только по отношению к нему самому; имея перед собой цель, он упорно стремился достичь её, даже попирая свои желания. Нина же в своей жизни не при-держивалась определенных принципов, и судьба её в большей степени определялась чувствами и обстоятельствами. Да, люди они были совершенно разные!
Нина подошла к серванту, нервно вытащила из ящика пачку сигарет, спички, и ловким, несо-мненно привычным движением, закурила; до настоящего времени она делала это тайком.
— Ты... куришь? — очень удивился он.
Она саркастичеки усмехнулась — до чего же мужчины бывают ненаблюдательными!
— С шестнадцати лет.
Владимира поразило скорее то, что он никогда не замечал и даже не догадывался о таком ее пристрастии, и что она до сих пор тщательно это скрывала, а сейчас открыто выставляет напоказ, бравируя. Он помрачнел в предчувствии дурного.
— Чего удивляешься? — спросила она холодно, подвигая к себе пепельницу, которая, оказы-вается, служила не только декоративным целям. — Все современные люди курят. Это модно!
— Как раз наоборот! Все современные люди — если они действительно таковы — не курят! — возразил он горячо и нервно, почти взрываясь перед её недомыслием. — Даже мужчины! Потому что современному человеку не нужны наркотики, в какой бы красивой упаковке они не преподносились! Преподносились людьми тупыми, ничтожными, через красивые картинки экрана, рекламу!...
По её нетерпеливому жесту он уловил никчемность и неуместность своих рассуждений, похо-жих на нравоучение. Тогда он остановился и более спокойно задал ей вопрос:
— Знаешь, каким классическим русским словом называется женщина, которая курит? Кур–ва! — не сразу решившись на такое резкое слово, сказал он. — Да! К сожалению, именно так!
— Не оскорбляй меня, пожалуйста! — попросила она, наслаждаясь курением.
— Я просто называю вещи своими именами! — продолжил он, так и не решив, оставаться ли ему спокойным и внешне безразличным, или всё же произнести горячую речь, способную преобра-зить её. Но она никак не реагировала на сказанное им.
— Извини, что не могу не возмущаться! — постарался он выразиться более спокойно. — Пото-му что в моем представлении женщина — утонченное и нежное создание, просто немыслимое в атмо-сфере табачища!
К этому времени Нина уже выкурила сигарету и с интересом смотрела на Владимира, нервно ходившего туда–сюда у раскрытой форточки, якобы держась подальше от дыма, которого почти и не было вовсе. Он выглядел смешным, как всегда странным, необычным и... Сейчас он нравился ей.
— Ну, не сердись! — улыбнулась она ему своей доброй улыбкой.
;
Нина выросла в доме, где мать и отец постоянно враждовали между собой и изменяли друг другу, и не была воспитана для семьи. Она не понимала необходимости подчинять свои желания другому, без чего невозможна жизнь мужчины и женщины, непреодолимы неизбежные между двумя личностями противоречия. А преходящие связи с мужчинами, что у Нины уже бывало, связи с пре-допределенным концом, отнюдь не способствовали формированию чувства верности, преданности или хотя бы обязанности, неумеренно разжигая плотскую любовь в ущерб духовной.
Нина вполне сознавала, что любовь её к Владимиру проходит. Она испытывала уже знакомое чувство неуверенности, досады, неуравновешенности и протеста, вызываемое намерением Владимира утрясти их проблемы воспитательным воздействием на неё. Признаться, она ждала того случая, кото-рый сам положит конец этой в общем–то затянувшейся истории.
В сложившейся ситуации Нина решила, что лучшим выходом является её возврат к своему прежнему положению. Уж здесь–то её никто ни в чём не обвинит! Срок примирения, предписанный судом при первом рассмотрении дела о разводе с Андреем, ещё не прошел, а состоявшийся накануне телефонный разговор с законным мужем, затеянный по поводу раздела имущества, показал, что и он не против восстановления их прежних отношений. Он так легко и без каких–либо претензий согла-сился, что у Нины появилось любопытство с оттенком ревности – не пережил ли и он преходящую любовь за это время? Разговор тем и закончился, что они договорились о примирении. Поступок не-хороший по отношению к Владимиру, но вполне оправданный стремлением сохранить семью. А ско-рее тем, что жить стало как–то легче и проще. Яснее.
— Мы с Андреем решили сойтись, — сказала она Владимиру и, хотя и не собиралась оправды-ваться, добавила, что делает нелегкий для себя выбор.
Ещё входя в квартиру, по её поведению Владимир почувствовал что–то неладное. И, хотя давно уже был готов к неожиданностям и неприятностям, побледнел, услыхав сказанное. В сущности, ниче-го неожиданного в её решении не было, к этому всё шло, и сейчас он не мог себя назвать иначе, чем ослом, за то, что дождался, когда его выгонят.
Несмотря на столь здравую оценку, слова Нины оказались чувствительным психологическим ударом. Он сел на табуретку — разговор происходил на кухне — и задумался, мрачно уставившись в противоположную стенку.
— Кушать будешь? — спросила Нина как ни в чем не бывало, безразличная к его переживани-ям.
Он отрицательно покачал головой. Выглядел он несколько пришибленным, но Нина была всё же за него спокойна — человек он рассудительный и явно не пропадёт.
— Почему ты молчишь? — обратилась она вновь к нему, но он не отвечал, думая о чем–то сво-ем.
— Скажи что–нибудь! — попросила она, приблизившись к нему, и вдруг добавила: — Мне бу-дет трудно без тебя!
Он уже не улавливал тонкостей движения её души, способной на сострадание, и, приняв её слова как сладенькую успокоительную ложь, лишь криво усмехнулся. Поразмыслив и овладев собой, он поднялся и молча пошел собирать принесенные сюда свои немногочисленные вещи, книги.
— Тебе помочь? — спросила она, через некоторое время проследовав за ним.
Слова и тон подчеркивали бесповоротность её решения, и он молча укладывал слегка дрожа-щими руками не вошедшие в портфель книги в пакет.
— Как хочешь! — пожала она плечами.
Нина чувствовала облегчение от того, что разрешается, наконец, столь запутанный вопрос, и что обошлось без сцен. Правда, на миг ей представилось всё, что между ними было до этого, и пока-залось, что совершается непоправимая ошибка; но получилось так гладко, что не стоило вмешивать-ся.
Владимир собрался, надел свое серое пальто и шапку–ушанку, взял вещи и направился к двери. Она сопровождала его, ожидая что же он скажет, и опасаясь, что какое–то проникновенное слово может повернуть все вспять.
— Прощай! — глухо произнес он, задержавшись на мгновение у раскрытой двери, лишь слегка повернувшись, так, чтоб не встретиться с ней взглядом.
И ушёл, сбежал по лестнице, не оглядываясь.
Владимир вернулся в общежитие, в свою комнату — неуютное, казавшееся чужим жильё. Его товарищи сидели за шахматной доской; они оставили игру и уставились на пришедшего.
— Вот тебе раз! — воскликнул Юрий и расплылся в улыбке. — А мы думали — все, женили тебя.
Владимир промямлил что–то неопределенное; хотелось отделаться шуткой, но экспромт не по-лучился.
— Ходи давай! — спохватился Слава, показывая на шахматные часы, где вот–вот должен был упасть флажок.
Они заспорили и оставили Владимира, который стал раскладывать принесенные вещи. Внешне он был спокоен, удовлетворен своим поведением, но чувствовал, что входит в состояние душевного потрясения. Малейшее воспоминание о том, как они с Ниной были вместе и это ушло безвозвратно, обжигало душу, и мысль шарахалась прочь от такой памяти. " Дурак я! — рассуждал он про себя, раздеваясь и ложась в постель. — Ничего особенного, тысячи людей сходятся и расходятся, да ещё и разводятся при этом. Давно надо было самому уйти! И забыть".
Не так его жизнь пошла, как он намечал, размышлял далее Владимир. Перестал как следует тренироваться, самообразованием занимается через пень–колоду... Опустился! Деградировал! И из–за чего? Он почувствовал сильнейшее раздражение и зло на самого себя. За то, что делает всё не так, как когда–то намечал. Что увлекся посторонним. Даже хорошо, что всё так кончилось с Ниной. Да и ино-го, если разобраться, у них и быть не могло. Сам он не мог уйти от неё из–за своих наивных пред-ставлений о чувстве долга и тому подобной чепухе, которые не имеют и, может быть, не должны иметь места в отношениях женщин и мужчин, где всё определяется чувствами, а не сознанием или другими соображениями. Ведь прояви она или он преданность, не разойдись, как сегодня произошло, мучили бы потом друг друга всю оставшуюся жизнь. Так что он может лишь благодарить Нину за то, что вновь перед ним открывается столбовая дорога к основной цели — безграничному познанию, умственному и физическому совершенствованию. Без помех и излишних увлечений! Всё очень хоро-шо, если подходить без лишней гиперболизации чувств, и, в конечном счёте, даже замечательно. Он свободен! И больше не будет зря терять время, добьется феноменальных результатов. Во всём, чем будет заниматься. Он четко представляет чем и как ему заняться. Может начать сейчас, без всякого промедления.
Владимир сел на постель, готовый подняться.
— Партию не желаешь сыграть? — спросил Юрий; Слава некоторое время как ушёл, и он ос-тался без партнера.
— Да нет! — отказался Владимир и снова лёг, отвернувшись к стенке.
Он снова стал думать о своём будущем. Но что бы Владимир ни придумывал, стараясь увлечь-ся грандиозными перспективами для себя, при всех этих представлениях неизменно присутствовала она, Нина. Получалось так, что как будто его планы строились в расчёте на неё, на возможность про-извести впечатление и возвратить прежнее её отношение к нему. Странно, но было именно так! Хотя он знал, что область его устремлений менее всего интересует её, понимал, что никакой успех не заме-нит утраченного, не даст любви, ибо никакого отношения к последней не имеет. Огромным трудом можно завоевать уважение, добиться подчинения, но не любви. Эта мысль показалась ему ужасной, так как вмиг делала никчемными все его предполагаемые усилия. Что же тогда остается, кроме пус-тоты, в окружающем мире? Неужели он любит её? И боится себе в этом признаться? Какая глупость! Нет, это невозможно!
Юрий ушёл относить шахматы и где–то задержался. Владимир поворочался и, почувствовав головокружение от запутанных и противоречивых мыслей, решил пройтись по общежитию. Он одел-ся, вышел в коридор и, так и не решив, куда же отправиться дальше, остановился у окна. Он вспом-нил как тогда Нина сама появилась здесь, как всё у них начиналось. Сейчас она уже никогда не при-дёт к нему — такой печальный вывод следовал из её холодного безразличия в последние дни. Чтоб удостовериться в этом, он взглянул сквозь подмерзшее стекло на тускло освещённую улицу и вдруг увидел, как ему показалось, кого–то очень похожего на Нину. От напряжения до боли застучало в висках. Он поспешно протёр, процарапал льдистое стекло, чтоб лучше разглядеть, и с горечью убе-дился, что, конечно же, то была совсем другая девушка, ростом и одеждой лишь отдаленно схожая с Ниной.
Он пошёл обратно в комнату. "Забыть!" — продиктовало сознание спасительное средство, но душа его предательски мучилась. "Она недостойна любви!" — подсказывал ум, но сердце болело.
"Как же я так неосмотрительно... влюбился? — спросил он себя, впервые оценив своё чувство как любовь — слепую, невменяемую, нелепую страсть. — Зачем мне это чувство, превосходящее во-лю и здравый смысл?" Странно, что, находясь рядом с ней, ничего подобного он не испытывал, ушел с облегчением даже, если вспомнить.
— Так что стряслось? — спросил участливо Юрий; он уже вернулся и разворачивал постель.
— Да ерунда! — отмахнулся от расспросов Владимир. — Чушь собачья!
;
Звенящая ночная тишина. Прошло невероятное нервное напряжение и наступило какое–то не-земное спокойствие; всё замедлилось, исказилось и расплылось в размеренном течении времени. Слышится реквием, и невесомое тело его, отделившись от души–созерцательницы, совершает движе-ние в пластическом танце. Руки то устремляются вверх, то ниспадают в отчаянии, и тянутся к ней...
“Хочу любить! Хочу быть любимым!...”
Возвращается ясность сознания.
— Чушь собачья! Забыть! — упрямо твердит он шепотом, беспокойно ворочаясь.
Забыть? Но сердце дорожит даже памятью, хотя и вызывающей боль. Он старается забыть, как только душевная боль становится невыносимой, потом вновь возвращает, боясь утратить её. Порой ему казалось, что всё же произойдет невероятное и она вернется к нему, пусть только настанет день. Казалось вопреки тому, что он твердо знал — она не придёт, и он никогда не пойдёт к ней. Не пойдёт потому, что за сказанными ею когда–то очень красивыми словами, страстью стояла лишь прикры-ваемая ими потребность в преходящей любви как стимуляторе бессодержательной жизни. Хорошо, что он не успел окончательно связать свою жизнь с этим пустым и неверным человеком! Ему должно быть стыдно даже за то, что такую возможность допускал. Надо её возненавидеть, чтоб легче было избавиться от никчемного и неожиданного чувства.
Так говорило сознание, прерывая кошмарный сон, призывая на помощь презрение, а сердце выдерживало бури. "Уехать! — возникла мысль. — Уехать туда, откуда приехал. Или ещё дальше! "
Но уехать нельзя, он должен отработать положенный молодому специалисту срок. И тут же он уличил себя в том, что находит эту причину подходящей. Потому что уезжать не хотелось, чтоб не разрывать то единственное общее, что ещё оставалось между ними, что оставляло малейшую возмож-ность хоть когда–то увидеть её наперекор продиктованному сознанием запрету, стремлению пресечь всякое к ней влечение.
"Сделать так, чтоб никогда больше её не видеть, даже случайно!" — твердо решил он, оконча-тельно придя в себя от ночного кошмара, и, ворочаясь, стал придумывать маршруты городского транспорта, своих прогулок с таким расчетом, чтоб навсегда исключить возможность даже нечаянной встречи с ней, даже через много лет. Правда, получилось почти что наоборот — он как будто специ-ально выискивал путь, чтоб всё же хоть когда-то увидеть её, что вызывало презрение к самому себе. Позорно не владеть собой не только в поступках, но и в мыслях!
Прозвенел будильник. Как всегда в этот ранний час, с трудом поднялся, оделся и ушёл на рабо-ту Слава. Приближалось утро. Лежать без сна не имело смысла, хотя и вставать пока было незачем. Разве что подняться и пойти в вестибюль читать? Не пропадать же времени зря!
Владимир поднялся, тихонько оделся, взял книгу с тумбочки, выбрав наощупь. Осторожно вы-шел из комнаты и в пустом вестибюле включил свет, сел на охлажденный стул и попробовал читать. Но чрезвычайная усталость, холод и неуют заставили вскоре вернуться в постель. Казалось, сейчас он уснёт крепко и надолго, так, что надо позаботиться о том, чтоб не проспать на работу. Но только го-лова коснулась подушки, сон моментально улетучился, и тягостные, мучительные мысли вновь за-владели им.