Отпущение

Автобус белый с синей полоской снаружи и с затхлым воздухом внутри. Его редко проветривали, а пассажиры выпускали газы шампанского, пивные отрыжки и надежды в общее помещение, напоминающее трубу.

В пятницу тринадцатого он отправился в поездку, чтобы заработать денег на бензин, ремонт и просто потому, что принадлежал водителю, озабоченному пропажей своей кошки.

Дорога знакома, легка и весела, как и те, кого он вез. Утроба, состоящая из сидений с изношенной обивкой, сломанных рычажков, забитых мусором пепельниц, залепленного жевачкой линолеума и облысевшей ковровой дорожки приняла народ и расслабилась, наблюдая.

На переднем сидении находился мужчина средних лет с  сединой в еще пышных волосах. Глазом породистого жеребца он косился на соседку, сидевшую напротив. Она называла его Альфредом и говорила о  чувствах.

Женщина без возраста выгибала спину, наклонялась к Альфреду, растопыривала пальцы и очень громко рассуждала о страсти, Боге и любви, которую она неудачно испытала в шестнадцать лет.

«Анжелика, вы в поиске, и возможно, уже встретили кого-то из своих», - учил ее Альфред, не сводя глаза с кулона, болтающегося между оголенных грудей.

За Анжеликой притулилась дама с тонкими губами, очень грустная. Сегодня у нее день рождения, и она убежала из дома.

Напротив ее была мать с ребенком, немолодая женщина, смотревшая с последней надеждой на шестилетнего сына. Читала ему книжки и совсем не обращала внимания на пейзаж.

А за окном мелькали луга, подернутые первой зеленью, краснели фермы и пестрели разноцветные лошади. Сегодня, в теплый майский день, их было особенно много. Пони и беговые застыли, как на фотографиях, даря проезжающим радость от редкого кадра.

Молодежь на задних сидениях замкнулась, разделив пространство на два мира. Сзади говорили все разом, ближе к водителю философствовал Альфред.

Он излагал теорию «отпущения». Если вы влюбились, и вас мучает желание постоянно находиться рядом с любимым, надо победить его, переключившись на нечто другое. К этому нечто относится «сияние» мира, которое нужно уметь обнаружить.

«Поверьте», - говорил попутчик, случайно касаясь руки соседки. «Посмотрите на этих мирно пасущихся лошадей, бескрайние поля, розовое небо, почувствуйте благодать от совершенства мира».

Анжелика глядела в карие глаза мужчины и испытывала благодать от прикосновения его влажной кожи. Правый бок затек от неудобной позы, поясница болела от долгого полусогнутого положения. Боковым зрением Анжелика чувствовала неспокойный взгляд немолодой женщины-матери. Казалось, она прислушивается к их разговору.


«Нельзя ревновать, выслеживать любимого, не надо мучить себя, переключитесь на космос», - уже вовсю играя пальцами Анжелики продолжал Альфред. Она слушала его и соглашалась, что ее влюбленность – это всего лишь обмен энергиями, и что скоро начнется вампирство, она будет истощена и по-прежнему несчастна. Сейчас она чувствует гармонию от этой поездки, веселого пейзажа, от откровенного разговора и замкнутого пространства бегущего автобуса.

В кафе «Подкова» пили кофе. Водитель жаловался на свою черную кошку, удравшую два дня назад из дома. Он очень волнуется, что сегодня вернется в пустой дом. А на улице опасно: весеннее солнце сводит с ума кастрированных котов даже ночью.

Северный вечер влиял и на пассажиров. Молодые притихли, закатный свет располосовал небо. Было душно и хорошо. Альфред не выпускал руку Анжелики, немолодая женщина с ребенком чутко прислушивалась к разговору.

Он говорил о том, что наши мечты – это отражение реальных событий, которые призошли в другом измерении, но обязательно с нами. Если мы мечтаем о Сказке, своей, собственной, чудесной, это значит, что все это мы уже испытали когда-то. Мы мучаемся от воспоминания или припоминания. Иногда во сне к нам приходят лица, образы, фигуры, которых мы знали. Или мы видим один и тот же сон, с постоянным сценарием. На утро мы страдаем, потому что не можем вспомнить слова, имена, названия. И нам так больно, потому что мы знаем, что все это было, и текст, который являлся во сне, очень значительный.

Анжелика вырвала руку и задумалась. Она вспомнила другие слова. Впервые в жизни ей сделали признание. Настоящее, как в книжках. Ей сказали, что она необходима, и она единственная. Тогда, в метро, на эскалаторе, когда он говорил это, Анжелика не придала значения ничему. Даже тому, что обнимала его, прикасалась щекой к его щеке, чувствовала робкие губы на шее и видела  лицо, исказившееся судорогой желания.

Она откинулась на сидение и сделала вид, что задремала. Уже подъехали к городу, молодые вышли, автобус тронулся. Вдруг начались звонки. Вышедшие ребята сообщали о ребенке.

Немолодая женщина с страдальческим лицом сидела рядом с Альфредом и беседовала о космосе. Вдруг кто-то крикнул: "А где мальчик?".

Мать бросилась к своему сидению и увидела, что оно пусто. Ее лицо, покрытое морщинками, передернулось: «Он вышел!»

Через несколько минут парни остановили автобус со смехом: «А вы ничего не забыли?».

Мальчик вошел в автобус, зло глядя на мать. Она бросилась к нему, прося прощение.

Анжелика приехала домой. Шла по тихим улочками, улыбалась и благодарила Бога. «Благодать, сияние, любовь, покой», - шептала  заветные слова. «Разве может быть так хорошо?» - подумала и вдруг испугалась метнувшегося силуэта.

Дорогу пересекла огромная черная собака, скрывшаяся  за дома. Анжелика подумала, что это пони или какой-то сказочный жеребец привиделся ей в сумерках.

Дом был открыт. Пес Анжелики не встретил хозяйку радостным лаем. Он убежал!