После войны

   Сегодня 18 сентября 2008 года я узнал о том, что в очередной, ....надцатый раз в думе всерьез обсуждали вопрос о возвращении Дзержинского на площадь. Через 17 лет после того, как его оттуда убрали. Но ясно, что убрать с площади, это не значит убрать из головы. Он там живет. Живет и торжествует в этих головах, не дает покоя, щекочет им мозг острой бородкой, стучит изнутри по черепу своим маузером.
   В рассказе "После войны" есть эпизод, связанный с Лубянской площадью, с темой старых символов в мозгах и символов новых, которые нужны для того, чтобы идти вперед. Герой этого рассказа даёт свое предложение о том, какой монумент надо было бы поставить на этой площади.
   Поскольку реально воплотить этот проект, навряд ли, возможно,  в литературе это вполне допустимо.
   Этот рассказ я посвятил Великому Вадиму Сидуру. Почему - понятно из рассказа. Иллюстрацию к рассказу сделал  замечательный художник Валерий Чумаков.
     
                Памяти В.Сидура

   О существовании музея Сидура Катя  узнала случайно из короткой телепередачи в «Новостях». Она увидела ее не с начала и с первых же кадров, бросив все, прилипла к экрану. Камера переходила с одной работы на другую, задерживалась на них, подавала в разных ракурсах и продолжала двигаться дальше к следующей. Каждая композиция была необычайно уравновешена в гениально решенной  автором  скупой и покойной статике, но в то же время  яростная  экспрессия и живая сила била из этих работ. Фигуры кричали о боли и страдании, взывали о помощи и милосердии, мужской голос за кадром очень точно назвал их формулами боли

   - Да, да – повторила Катя вслух  – именно формулы страданий и боли. Интересно, что за передача такая? О ком? –  Ее настолько захватило и потрясло увиденное, что Катя решила обязательно выяснить, чья же это  выставка. Попотев над толстенным телефонным справочником, она все же нашла  нужный номер телеканала и позвонила.

   - Добрый день, девушка. Не могли бы вы мне подсказать, что за сюжет показывали в ваших новостях несколько минут назад?

   - Какой сюжет, о чем?

   - Там рассказывали о выставке, но я смотрела не с начала и не поняла о ком репортаж и где выставка. Подскажите.

   - Выставка, выставка, выставочка  – началось бормотание на другом конце проволоки – выставка, кто же ее снимал? А вот - Гарин ее снимал – и теперь, уже адресуясь к Кате, девушка сообщила -  Вам надо позвонить автору сюжета  Олегу Сергеевичу Гарину, у него все и узнаете  – девушка скороговоркой выдала номер телефона и в трубке раздались частые гудки. 

   Катя тут же набрала названный номер, приятный, с легкой хрипотцой баритон, не дожидаясь никаких просьб, сообщил:

   - Гарин на трубе, с кем имею честь?

   - Здравствуйте Олег Сергеевич, меня зовут Екатерина Борисовна. Ваш телефон мне дала секретарь, а звоню я вот по  какому вопросу. Я видела ваш репортаж с выставки в сегодняшних новостях, но не с самого начала, поэтому не смогла понять, что за выставка и кто автор работ. Помогите мне.

   - Вас это действительно заинтересовало? – в удивленном баритоне появились радостные, торжествующие нотки – Я вел репортаж из музея Сидура. Есть такой гениальный художник Вадим Сидур, есть, несмотря на то, что он  умер. А вы никогда о нем ничего не слышали и не видели ни одной работы? – голос стал укоризненно  ироническим.

   - К сожалению нет – расстроенно вздохнула  Катя – Но именно поэтому меня и интересует этот художник. Спасибо вам, теперь я смогу пойти в его музей – и, поборов в себе стеснение и стыд, оттого, что она - москвичка, а не знает ни Сидура, ни где его музей,  спросила -  А где  находится музей?

   - В Перово, недалеко от метро. Если хотите, я могу составить вам компанию, буду вашим гидом – Гарин таинственно замолчал в ожидании ответа.

   - Нет, нет, спасибо. Я не хотела бы связывать ни себя, ни вас, тем более, пока не знаю, когда  соберусь туда. Спасибо, вы и так мне очень помогли.

   - Я не настаиваю, возможно у вас появятся какие-то вопросы после посещения музея, тогда позвоните мне и я с удовольствием вам помогу. Поверьте, мне действительно приятно, что мой репортаж так расшевелил вас. Запишите мой сотовый  – и он медленно продиктовал  вереницу цифр.

   Катя записала номер на обложке справочника и попрощалась. Отыскав телефон музея, она позвонила, узнала, что  музей работает и начала собираться.На сегодняшнюю субботу приходился рабочий день, но начальник без разговоров дал Кате  отгул за постоянные переработки и она, по своему собственному любимому выражению, оказалась свободна, как остров Куба. Катя работала экономистом в фирме, торговавшей обувью, хотя в шкафу лежал ее диплом об окончании института стали и сплавов. Но нет, не получилось и одного дня поработать по специальности, просто эта специальность и все полученные за пять с половиной лет знания оказались никому не нужны, пришлось срочно переучиваться на бухгалтерских курсах. Солидный диплом по сравнению с полученной на курсах бумажкой оказался слабоват, так как именно невзрачная бумаженция и дала ей работу, неинтересную, однообразную, но зато стабильную и хорошо оплачиваемую. Работа, конечно, здорово изматывала и  Катя уже долгое время не могла наладить в своей жизни все так, чтобы хватало  сил и времени на что-то другое.

   - Да, на другое – вздохнула Катя, пристально рассматривая свое отражение в зеркале. – Да, Катенька, годики-то идут, уже двадцать восемь натикало, где оно другое? Большое и светлое. Где? Хоть и хороша ты, Катюша, да одна. А, впрочем, если так уж разобраться,  то до сих пор и не встретился такой,  чтобы голова закружилась, чтобы забыть все и всех кроме него одного. А встретится ли? –  Катя внимательно смотрела в свои серые c голубизной  глаза, как бы  ожидая ответа от зеркального отражения. Она перевела взгляд на губы, улыбнулась, подмигнула себе еще неподкрашенным глазом и громко выкрикнула:

  -  Встретится! Обязательно встретится!   

  Катя быстро закончила макияж, зачесала гладко волосы, собрав их сзади заколкой, залезла в джинсы и накинула голубую рубаху на выпуск.  Уже в коридоре  повертелась еще немного перед зеркалом, строго и придирчиво рассматривая себя со всех сторон и, одновременно соображая, как  лучше сейчас добраться до музея, чтобы не попасть в толкучку  автомобилей.  Она только недавно получила права и пока еще робела от плотных потоков машин, ей все время казалось, что машины по бокам и сзади находятся слишком близко и вот-вот заденут ее девятку. Катя снова взяла справочник и стала изучать карту Москвы, прокладывая себе маршрут в далекое Перово.

                * * *

    В  музее было пустынно, спокойный верхний свет равномерно освещал залы, в которых царила тишина, лишь изредка нарушаемая звуками, доносящимися сквозь окна с улицы.  Катя медленно шла от одной работы к другой,  останавливаясь около каждой и рассматривая со всех сторон. Необычная, неожиданная и в то же время очень простая и ясная, безо всякой зауми,  пластика,  точно доносящая боль и переживания автора ошеломляла.   Никогда раньше ей не доводилось испытывать такого душевного потрясения, как сейчас. Катя поймала себя на том, что хочет  войти в эти композиции, встать, сесть, лечь  рядом с  измученными жизнью, ранами  и смертью фигурами, погрузиться в их страшный и покойный мир. 

   Медленно передвигаясь по залу, она подошла к стеклянной витрине, внутри которой стояла небольшая работа и этикетка к ней «После войны». Катя  только взглянула на  композицию и отшатнулась, в голову бросилась кровь. Она закрыла глаза и до боли сжала виски. Ей явственно виделось живое искалеченное мужское тело, изорванное, уничтоженное войной, культи вместо рук и ног, напряженный, вздыбленный мышцами  торс, в котором сконцентрировалась вся оставшаяся сила и, глядящие прямо на нее глаза, наполненные страданием и призывной страстью.  Катя, будто повинуясь манящему призыву, качнулась в сторону витрины и, ударившись в толстое стекло лбом, открыла глаза.  Образ живого изувеченного мужчины исчез. Катя увидела  в терракотовом этюде слившиеся в яростном, любовном порыве две плоти. Внизу то, что осталось от обрубленного войной мужчины, а сверху  молодое женское тело. Они были неразделимы и составляли    единое целое, созданное  безумной жаждой любви.

   Катя отошла от витрины усталая, как-то в один миг силы ее оставили, она почувствовала себя опустошенной.

   - Скажите пожалуйста – обратилась Катя к интеллигентного вида смотрительнице, сидевшей на входе и вязавшей что-то на спицах – у вас есть каталог?

   - Есть, милая, вот. Пожалуйста.

   - А есть там фотография вон той маленькой работы «После войны»? - и Катя указала рукой на витрину.

   - Нет, дорогая, этой нет. А что понравилось? Сидур сам был инвалид, он не по рассказам знал, что такое боль и страдание. Потому у него, милая,  так все правдиво и сильно.

   - Ладно, я каталог у вас куплю, а здесь можно фотографировать?

   -  Ну не так, чтобы очень, но аккуратненько поснимать можно.

   Кате захотелось хоть как-то помочь музею, и она кроме каталога купила книжицу стихов Сидура в белом, мягком переплете и кучу различных буклетов, открыток, брошюр, разложенных на столике.

   - Спасибо тебе, милая, заглядывай еще. Знакомым, друзьям скажи, пусть  приходят, музей-то у нас замечательный  - смотрительница ласково, с доброй улыбкой  посмотрела на Катю поверх очков.

   Катя  вернулась к  машине и села, откинувшись на спинку сидения. Пребывая в неподвижности, сомкнула ресницы и вдруг увидела себя, слившуюся воедино с изуродованным  войной мужчиной. Ей казалось, что она наяву ощущает его горячее  дыхание, жаркие, сухие губы, чувствует, как тяжело  поднимается и опускается его грудь, как наливаются железом у него плечи и спина, когда он пытается обнять ее несуществующими руками, как входит в нее и  как от напряжения дрожит все его тело.

   Катя открыла глаза, все исчезло, осталась лишь какая-то легкая пелена, от которой все окружающее казалось слегка расплывчатым.

   - О, господи, Катюша, ну ты даешь. Все, успокойся, возьми себя в руки - пронеслось у нее в голове и пелена окончательно пропала.

   На удивление быстро Катя добралась до Хорошевки и оттуда свернула к Ленинградке. До дома оставалось совсем немного и Катя поехала медленнее, ей захотелось продлить удовольствие от вождения машины. Она подъехала к пересечению Алабяна с Ленинградким проспектом, когда там загорелся красный свет и тут же откуда-то сбоку в просвет между машинами вырулила инвалидная коляска. В ней сидел молодой, лет двадцати пяти, парень без ног. Брючины его камуфляжной формы были подоткнуты на сиденье, пятнистая куртка расстегнута и под ней рябила тельняшка, плотно облегающая крепкую грудь. На голове у него красовался голубой берет с кокардой, залихватски сдвинутый набекрень.   Парень медленно вращал крепкими руками колеса и лавировал  между машинами, ничего не говоря и лишь взором обращаясь к сидящим в них. Когда инвалид приблизился к Катиной девятке, загорелся зеленый свет и сзади начали сигналить. Катя  бросила быстрый взгляд в зеркало, сзади нее стоял  высокий джип с бритоголовой жирной мордой за рулем. Мордоворот неистово жал на сигнал, мигал фарами, но Катя, не реагируя на его истерику,  лишь медленно двинулась навстречу инвалиду. Поравнявшись с ним, она протянула ему пятьдесят рублей и улыбнулась. Парень кивком головы поблагодарил Катю и тоже улыбнулся, стрельнув в нее взглядом голубых глаз, припрятанных в постоянном прищуре. Зверский рев сзади стал непрерывным и Катя нажала на газ, выруливая на проспект,  сбоку с ней поравнялся джип и мордастый хозяин, разевая пасть и выплевывая из себя ругань, покрутил пальцем у виска. После этого он вырвался вперед и, встав точно перед Катиной машиной,  неожиданно притормозил, отпустил и медленно поехал, заинтересованно поглядывая в зеркало заднего вида и еще раз притормозил. Катя  с трудом успевала реагировать на его жестокие фокусы. Наконец, этот тип, решив, что урок преподан,  ударил по газам и скрылся.

   От происшедшего Катя по настоящему испугалась и, приходя в себя, подумала:

   - Да, такой подонок убьет, п;ходя, не поморщится, а сколько таких теперь расплодилось, хм… еще бы, все условия для них созданы. Это их время. Черт побери! Ну что за жизнь такая!? Живем как на войне.

   Так и не оправившись от внутреннего напряжения, Катя потихоньку добралась до дома.

                * * *

   Пообедав, Катя устроилась на софе и начала внимательно просматривать все то, что привезла из музея. Книжечка стихов ее захватила. Читая его  размышления о жизни, о болезни, о любви, о смерти, она вспоминала увиденное в музее и думала о том, что Сидур написал стихотворные иллюстрации к своим  скульптурам. Катя подошла к столику и увидела записанный на справочнике телефон  Олега Гарина. Она набрала его номер и уже знакомый баритон отозвался раз и навсегда отработанной фразой:

   - Гарин на трубе, с кем имею честь?

   - Это Екатерина Борисовна. Я звонила вам сегодня утром насчет музея Сидура. Помните?

   - Да, да, конечно – встрепенулся Олег – Ну вам удалось посетить музей?

   -  Да, я просто потрясена. Скажите пожалуйста, а нет ли у вас хорошей фотографии одной работы, она называется «После войны»?

   - Есть. У меня есть все фотографии того, что выставлено в  музее, а также установленных на кладбищах и улицах памятников. Вы хотели бы  иметь эту фотографию? Работа безусловно очень сильная.  Можно я задам вам вопрос? Вы знаете, не каждый день в наше время встречаешь человека, которого интересовало бы настоящее, не пустое искусство, который проявлял бы вот такую, как у вас заинтересованность и желание познать. Мне интересно с вами познакомиться поближе. А теперь и сам вопрос – что вы по этому поводу думаете?

   Катя внимательно слушала, ей нравился мужественный тембр Гарина и было приятно, что он не ерничает, говорит нормально, безо всякого, модного нынче стёба,  не выпендривается.

   - Я думаю, что нам просто надо договориться: когда и где мы встретимся.

   Гарин отреагировал мгновенно:

   - Я предлагаю не откладывать в долгий ящик, времени еще мало, впереди целый вечер, давайте его сделаем нашим общим. Это на вопрос «когда», а по поводу «где», нужно подумать. Если вы хотите продолжить знакомство с Сидуром, тогда встречаться надо  у меня,  потому что материалов целая гора. Но может быть у вас есть какие-то другие пожелания.

   - Есть. Погода хорошая, я предлагаю встретиться где-нибудь на улице и там  уже что-то придумать. Только у меня к вам просьба – захватите фотографию, а может быть и еще что-нибудь сидуровское.

   - Согласен. Где вы живете? Давайте я вас подхвачу где-нибудь посередине.

                * * *
         
   Катя вышла на Маяковской, у кинотеатра сразу же увидела зеленый «гольф» и направилась к нему.  Олег стоял рядом с машиной - высокий, широкоплечий  с крупной, коротко  стриженой головой,  на лице выделялся высокий, крутой лоб и большие глаза.

   - А он ничего – отметила Катя, приближаясь к нему.

   - Еще раз  здравствуйте, Катерина Борисовна, надеюсь,  не ошибся. Я  Олег 
Гарин.

   Кате стало неловко от такого несоответствия в обращении, да и не хотелось ей, чтобы Олег обращался к ней так официально, к тому же он был явно старше.

   - Олег, зовите меня просто по имени, так будет более справедливо, да и привычней для меня. У вас есть какой-то план?

   - Есть гениальный план – Гарин сделал паузу и продолжил - поближе познакомиться. Я предлагаю прокатиться по Москве пока мало машин. Знаете, Катя, обожаю ездить по Москве в выходные, никто и ничто не мешает, все видно, все доступно. Постараюсь сделать поездку интересной для вас, а потом, накатавшись, посмотрим. Как, принимаете? Тогда поехали – и он, не дожидаясь ответа, открыл дверь машины.

   Катя согласилась, еще раз отметив про себя  приятный тембр голоса Олега, гладкость речи и деликатную настойчивость.

   Они вывернули на Тверскую  и спокойно, без автомобильной толчеи двинулись вниз. В первые молчаливые минуты Катя подумала, что вечерком надо будет обязательно заглянуть к родителям, уже неделю не виделись. Олег прервал молчание:

   - Катя, давайте здесь остановимся ненадолго – и он притормозил машину на Лубянской площади у старой станции метро. – Вот смотрите, эта площадь для Москвы уникальна, потому что ее масштабы, планировка зданий по периметру, вливающиеся и отходящие улицы создают классический  образ настоящей площади. Другой такой в Москве нет и памятник, который стоял, был здесь очень нужен. Он являлся  центром композиции, стержнем, который удерживал  разбегающуюся улицами площадь. Надеюсь вы понимаете, что я не имею в виду памятник Дзержинскому, я говорю о некоем отвлеченном памятнике, который должен здесь стоять по законам архитектуры, а не по законам идеологии.

   Катя внимательно и с интересом слушала, но все-таки недоумевала: почему   он об этом говорит, да к тому же с такой страстью. Олег, кажется, угадал ее мысли и продолжил:

   - То, о чем я говорю, самым непосредственным образом связано с Сидуром. – Катя удивленно посмотрела на Олега, но тот, не останавливаясь, продолжил: - Я считаю, что здесь в центре площади на высоком постаменте должна быть установлена фигура Сидура «Взывающий». Вы помните, Катя,  эту замечательную работу? – Катя покорно кивнула головой, она видела скульптуру и в музее и на обложке каталога. Олег также увлеченно продолжил:

   - Объясню почему. Во-первых, смысл этого сидуровского шедевра в обращении к  народу, к миру,  к прошлому, настоящему, будущему. «Взывающий» – очень точное название, в нем предупреждение Сидура человечеству и, в первую очередь, тем, от которых зависит его судьба. Он должен стоять лицом к Кремлю, именно к власти он и должен взывать, напоминая ей об  ответственности за содеянное и за происходящее. То, что фигура стоит на  роковой Лубянской площади, с которой связано столько преступлений против народа,  очень важно и символично. Во-вторых, безотносительно содержания, фигура по композиции идеальным образом подходит для этого. Вытянутая по вертикали, устремленная ввысь, она превосходно вписывается в ансамбль площади и становится ее знаковым центром. В-третьих, Катя, нет пророка в своем отечестве, во истину правильно сказано. Сидур - гениальный монументалист, а ведь в Москве на улицах города его работ раз, два  и обчелся. А на Западе работы Сидура стоят в городах, на улицах и площадях. Тот же «Взывающий» установлен в Дюссельдорфе. Ну и, в-четвертых, состояние нашего монументального искусства сейчас сами знаете какое - в большей части бездарные памятники бездарных авторов. Разве что на кладбищах, да в мастерских  можно встретить что-то талантливое и интересное, но этих скульпторов на улицы не выпускают, там все схвачено. Катя, я не слишком вас нагрузил своими размышлениями?

   - Нет, нет, что вы. Мне наоборот очень интересно – Катя посмотрела на Олега и отметила, что у него очень добрый и теплый взгляд. А глаза такие же серые как у нее, только есть в них немного зелени вокруг радужки.
 
   - Ах вам интересно. Ну, тогда смотрите. Вот здесь я на компьютере смакетировал площадь с сидуровской фигурой – Гарин достал из папки и протянул Кате лист бумаги с несколькими видами памятника на площади. Графика точно и пропорционально воспроизводила Лубянскую площадь и смотрелась как реальная фотография.

   - Да, зд;рово. Олег, а как вы думаете, вашу идею можно воплотить в жизнь? Реально это? 

   - Нет, Катя, думаю сейчас нереально. Все надо делать вовремя, скажем, в 91-м, ну может быть еще в 92-м, по горячим следам, да на волне энтузиазма и жажды перемен. Теперь нет. Поставить здесь такой памятник – значит по настоящему покаяться, действительно отринуться от старого и сказать – мы смотрим в будущее, мы идем вперед. Делать это сейчас никто уже не хочет и не может. Когда начался распад всей системы и в странах соцлагеря, в прибалтике начали сносить памятники, я сначала это не принимал, а потом понял, что иначе нельзя - надо полностью очиститься и устанавливать  новые ориентиры для новой жизни. В России же коммунисты и комсомольцы, оказавшиеся у власти от верха до низа, такого не допустили. Они ловко спустили пар и теперь мы имеем страну, которая не знает и не понимает, что сейчас на дворе. Смотрите - на Красной площади и орлы, и звезды. Там же  мавзолей и новодельные церкви. Тут  тебе тьма тьмущая лениных, серп;в-молот;в, а здесь памятник царю заново собираются устанавливать. Теперь вот гимн старый перештопали и вернули. У народа, особенно простого, которого, как ни крути, больше, крыша съезжает, он ничего не понимает. Пожалуй, самый показательный пример  нелепости нашего бытия – это  здание на серпуховке, оно торцем стоит к Садовому кольцу. На торце выложена огромная бездарная, в стиле соцреализма мозаика - три безликие фигуры и здоровенная надпись «МЫ СТРОИМ КОММУНИЗМ». Так вот эту стенку периодически прикрывают всякой тряпочной рекламой, из-под которой нет-нет да и выглядывает символ развитого социализма. Согласитесь, Катя, пример необычайно показательный. Действительно, зачем что-то  трогать? Зачем что-то менять? А вдруг завтра… и тогда достаточно скинуть тряпку и все окажется снова на своих местах. Да, Катенька, это Россия - та самая, которую до сих пор ни умом не понять, ни аршином общим не измерить. С другой стороны, кто знает, может быть и придет такое время.

   - Но, Олег, все-таки, что-то в плане возрождения происходит. Вот вы сами упомянули церкви, много же, по настоящему много делается. Ведь правда?

   - Да делается, Катюша, и хорошо, что хоть что-то происходит. Но по большому счету это и есть спуск пара, не говоря уже о том, что новодел вообще  противоречит всем законам и правилам мировой культуры. Восстановлением, но не духовным возрождением старого, нас тащат в прошлое и не дают ориентиров будущего. В 91-м в России произошло событие, которое перевернуло мир. Катюша, мы ведь с вами говорим о монументальном искусстве. Вот вы можете мне назвать как и чем это грандиозное историческое событие отмечено в Москве или где-нибудь еще в России? Никак, ничем и нигде. Потому что тот скромный, незаметный знак над туннелем, о котором в общем-то никто толком и не знает даже в Москве, может восприниматься только как насмешка и победа  аппаратчиков над всем народом. Ну все, хватит, а то получается какая-то лекция. Давайте поедем куда-нибудь еще.

   Олег тронул машину и они поехали в сторону набережной. Катя сидела молча, никогда раньше ей не приходилось задумываться столь глубоко над тем, о чем говорил Олег. Больше ее заботили вопросы чисто бытовые, но сейчас из  этих простых и ясных рассуждений она поняла, что все здесь очень тесно связано и взаимозависимо.

   - Олег, а вы предлагали свою идею кому-нибудь из властей? Обращались в   прессу? Все-таки проект очень интересный и он должен был бы вызвать какую-то реакцию.

   - Предлагал, Катюша, и «Взывающего» и другой  свой проект мемориала на Садовом кольце в месте гибели ребят в 91 году, но безрезультатно. Я так и не получил ответа. Откровенно говоря, я  ничего и не ожидал, потому что все уже встало на свои места, это сейчас никому не нужно, а  что-то решать опасно для чиновничьей карьеры. Кроме того в монументалке, поверьте мне, таланта недостаточно, здесь нужны связи, потому что это очень дорогие проекты, на которых все хотят зарабатывать. Чужих туда никогда не пустят.  Но вы, наверное, и сами все понимаете, наблюдая, что делают в Москве в последний десяток лет.

   - Олег, как вам удается работать на телевидении  при таких-то взглядах и отношении к нашей действительности?

   - Если честно, Катюша, то с трудом. Но я пытаюсь каким-то эзоповым языком делать свои репортажи, выбирая темы, которые не заставляли бы меня проституировать. Вот этот репортаж из музея. Я знаю точно, что добился желаемого результата. Ведь одна-то живая душа откликнулась и через Сидура узнала что-то новое, важное для себя. Ведь правда, Катенька – Олег, улыбаясь, повернулся к Кате и забилась у нее на шее жилка от его широкой, доброй улыбки, от нежного обращения  и от предчувствия чего-то важного в ее жизни.

   Олег повернул налево на набережную и они поехали в направлении Краснохолмского моста.
 
   - Смотрите, Катя, на ту сторону. Как вам вон те постройки?

   - Честно говоря, не нравятся. Какое-то нагромождение и опять башенки на крышах. Я вообще не понимаю эту повальную дурацкую моду на пирамидки-башенки. Откуда они свалились на нашу голову? А что это, кстати? Выглядят как какие-то дорогие, многоэтажные бараки?  –Катя за ответом повернулась к Олегу.

  Олег рассмеялся:

  - Здорово вы их, Катюша, и, главное, точно выдали жесткую, профессиональную  оценку искусствоведа. Это какой-то бизнес-центр, говорят к нему имеет отношение один известный советский драматург, который раньше всем пытался доказать, что Ленин был святым. Теперь он про Ленина забыл и  стал бизнесменом.  А башенки… Вы знаете, Катюша,  объяснение всему этому архитектурному бреду  на удивление простое. В архитектуре все, в первую очередь, зависит от вкуса и культуры заказчика. Если нет культуры, то появляются бараки, хрущевки, башенки на крышах, безвкусица и нелепица в общем. Посмотрите на постройки прошлых веков, на особняки, на усадьбы - это же образец вкуса. Конечно же, архитектор, конечно же, строители, но первый здесь все-таки заказчик, потому что все строится по его прихоти, он одобряет или отвергает проект. Вот и весь ответ, а выводы, Катюша, делайте сами.

   -  Олег, вы так профессионально говорите об архитектуре, об искусстве, кто вы по образованию, по профессии?

   - В 75 году я окончил строгановку, как раз монументалку, работал, точнее зарабатывал, делал всякую ерунду, типа  той мозаики на серпуховке. Плевался,  но делал, а потом решил - все больше не могу и ушел из этого фальшивого мира, да к тому же сейчас монументалист – слабо востребованная профессия.  Теперь я  в общем-то свободный художник, вот на телевидении делаю всякие передачи, обзоры по выставкам, какие-то небольшие частные заказы. Не скрываю, хочется чего-то большего, кому же этого не хочется, но пока довольствуюсь тем, что есть. А расскажите о себе, Катенька.
Опять приятная, теплая волна захватила Катю, давно ее так никто не называл, пожалуй, только  родители.  Ей нравилось сочетание ласкового уменьшительного имени с обращением на «вы», было во всем этом что-то необычное, чего никогда  раньше с ней не случалось. Еще она прикинула, что,  судя по всему,  Олегу должно быть где-то около 43-х – 45-лет.

   - А у меня все просто, окончила институт стали, думала, буду  работать  по специальности, да не получилось, вот теперь работаю экономистом в одной торговой фирме. Вот и все. Скучно и грустно.

   - Да вы не отчаивайтесь, Катюша, сейчас у многих так, время такое. Куда вы хотели бы еще поехать? А может уже остановимся и где-нибудь посидим? Я вам покажу все, что привез. Кстати, поведайте, чем вас так заинтересовала именно та работа Сидура.
У Кати мгновенно перед глазами возникла поразившая ее композиция. Она вспомнила свои ощущения и опять ей стало как-то тревожно и трепетно:
 
   - Эта работа  меня просто потрясла.  Я, пожалуй, впервые так ясно увидела  весь ужас войны и всю силу человеческой любви. Сидур не устрашился показать жестокую правду, страшную человеческую трагедию и сделал это честно, без всякого ханжества. Откровенно говоря, у меня маловато знаний в области изобразительного искусства, но мне почему-то кажется, что никто и никогда так образно и мощно не раскрывал эту тему.
Олег внимательно смотрел на Катю и размеренно, в такт каждой фразе, кивал, подчеркивая правильность сказанного. 

   - Катенька, вы очень правильно все сказали. Ужас войны и сила любви. В свое время, впервые увидев эту работу, я  действительно пытался подыскать к ней аналог в мировом искусстве и не смог. Работа, без сомнения,  очень сильная, жаль, что выполнена только в виде такого небольшого этюда. Ну так куда мы едем? Я предлагаю куда-нибудь в парк, погода хорошая, поедем в Сокольники, там хорошо.
 
                * * *

   Время пролетело незаметно и около одиннадцати часов они добрались до ее дома. Катю переполняли  впечатления от всего дня и чувствовала она себя усталой, ей надо было отдохнуть. Олег проводил Катю до лифта и пока из шахты доносилось шуршание работающего механизма, нежно взял ее под локоть:

   - Катенька, я привык работать по ночам и сейчас наступает мое время, но, поверьте, у меня совершенно нет желания сегодня садиться за стол. Мне  хочется  остаться с вами, наверное, в меня попала какая-то инфекция. Вы меня заразили, кажется, я заболел и серьезно - он слегка сжал Катину руку.

   Две волны сверху и снизу встретились в Катином сердце и оно сильнее забилось от услышанных слов. Ей захотелось обнять этого нового в ее жизни человека, прижаться к нему, отдать ему всю свою ласку и взять его тепло. Катя выдержала небольшую паузу, чтобы успокоиться и положила руку Олегу на плечо:

   - А мы до сих пор на «вы»,  странно, но мне это нравится. Спасибо вам за добрые слова и за прекрасный день. Мне надо прийти в себя, да к тому же дома у меня просто самое настоящее утро после куликовской битвы. Я ничего не успела убрать. Мне, без дураков, просто  неудобно, еще подумаете, что я неряха. У меня завтра выходной,  давайте встретимся там же. Только, чур, мы поедем на моей машине, мне все-таки надо набираться опыта.

   Катя вошла в квартиру и подумала, что точнее действительно не опишешь беспорядок в квартире и надо бы прибраться. Через час все стояло на своих местах, висело в шкафах, стояло на полках и Катя, усталая, присела в кресло. Еще раз пробежал перед ней весь день, с самого интригующего начала и до прощания. Только сейчас она вспомнила о том, что собиралась заехать к родителям и решила, что выберется к ним до встречи с Олегом. Катя вспомнила свои утренние рассуждения в ванной и с улыбкой, вслух произнесла:

   - А вот и он. Я не могу обмануться, я чувствую, иначе сердце бы мое не выскакивало так из груди,  оно-то лучше, чем голова все понимает. Это он…

   По дороге домой Олег думал об этой, во всех отношениях необычной встрече. Катя ему понравилась. По сути, в своей жизни он еще не встречал  женщину, с которой ему с самого начала было бы так легко и с которой   хотелось делиться сокровенным, которой можно бы довериться. Он жил в коммуналке в Подколокольном переулке, комната ему досталась после развода и размена квартиры на Солянке. Из всех вариантов обмена подошел только один, в котором удовлетворялось его желание иметь жилье в этом районе  и хоть комнатуха оказалась  небольшой, всего-то 15 метров, да и соседей три семьи,  Олег ликовал. Тем более, что все запросы и претензии бывшей жены на  квартиру для нее при таком размене также исполнялись. Олег вспомнил Катину реплику о беспорядке в квартире и иронически усмехнулся:

   -  Хм, куликовская битва, ну тогда у меня ледовое побоище просто какое-то. Надо будет навести порядок и повыкидывать всякого накопившегося хлама, а то ведь испугается Катюша.  Как точно она все сказала по поводу  сидуровской  работы и рассмотрела ведь ее совсем маленькую, и поняла всю ее силу и глубину. Молодец, умница, Катя, Катенька, Катюша.

                * * *

   На следующий день Катя выехала из дома намного раньше, чтобы успеть навестить родителей. Она, не торопясь, ехала по Ленинградке и, проезжая мимо улицы Алабяна, посмотрела направо,  тот парень – инвалид  сновал на перекрестке между машин. Кате захотелось оказаться там и дать ему, как и вчера, денег, но направо поворот запрещен и Катя проехала мимо, подумав о том, что все равно это обязательно сделает не сегодня, так завтра.

   Подъехав на площадь, Катя увидела машину Олега, притормозила справа и посигналила.

   - Привет, Олег.

   - Привет, Катюша. Может быть все-таки на мне поедем, а?

   - Нет, нет. Мы же договорились сегодня за рулем я. Мне надо привыкать, набираться опыта. Закрывайте свою и поехали.

   Олег сел в Катину машину, бросил на заднее сидение толстую папку и скомандовал:

   - Шеф, вперед.

   Катя засмеялась:

   - А куда мы поедем? Какие наши планы? Куда рулить-то?

   - Давайте, Катюша, как вчера покатаемся немного по Москве,  а уже потом где-нибудь тормознем, расслабимся, в общем придумаем что-нибудь интересное. А сейчас, вперед по кольцу в сторону Кутузовского.

   - Слушаюсь, командир – Катя вырулила со стоянки, повернула к «Пекину» и выехала на кольцо. Солнце заливало Москву и только что политый асфальт сверкал будто расплавленный и отражал солнечные лучи. Ехать стало трудно, Катя передвинулась правее и поехала осторожно, напряженно всматриваясь вперед.

   - Слепит солнце, да? Вы опустите козырек, Катя, в машине все предусмотрено и на этот случай тоже – и Олег, не дожидаясь Катиной реакции, опустил ее и свой козырек. – Катюша, когда мы выедем из туннеля под Кутузовским, давайте остановимся ненадолго, я вам кое-что покажу и расскажу. 

   Въехав в туннель после ослепляющего солнца, Катя на мгновение потеряла все ориентиры, как бы внезапно ослепла и крепче сжала руль, чтобы машина не юркнула в сторону. Но зрение быстро восстановилось, впереди маячил выезд и Катя уверенно повела машину, выехала из туннеля, а увидев подходящее место, припарковала машину.

   - Мне кажется я знаю почему мы здесь остановились. Наверное, вы хотите мне рассказать о своем проекте мемориала, о котором упомянули вчера. Так?

   - Вы угадали, Катюша. Вот вам  мне об этом хочется поведать, а другим как-то уже не очень. Перегорело. Давайте выйдем из машины. Смотрите, вот на этом месте в конце туннеля  21 августа погибли трое ребят. Я был тогда здесь и видел все собственными глазами. То событие стало пиком августовских дней, кульминацией всех событий, дальше все резко пошло на убыль. Одни коммунисты, убоявшись крови,  решили сдаться другим коммунистам. Так вот, посмотрите, Катюша,  внимательно. Что здесь говорит об этом пике? Ничего, вот только там наверху установлена небольшая мемориальная доска. Установлена неизвестно для кого, потому что над туннелем народ особенно-то и не ходит. Вот, что я придумал по этому поводу. – И Олег достал из папки несколько листов с рисунками.
 В начале туннеля, вмонтированная в реальные фотографии городского окружения, возвышалась высокая мемориальная арка. Геометрия и формы ее были плавны и изящны, выглядела она  просто, лаконично и одновременно выразительно.

   - Вот это вид со стороны Смоленской, а это из туннеля. Смотрите, Катюша, арка установлена именно там, где пролилась кровь, она абсолютно не мешает транспорту и главное - арка торжественна и величественна, как и подобает мемориальному памятнику. Нравится? 

   Катя держала в руках листки и думала о том, что Олег несомненно очень необычный, талантливый  и яркий человек. Но горько, что вот  сделал он   действительно хороший, интересный проект, а кроме внутренних переживаний  ничегошеньки  не имеет.

   - Нравится, а если честно, то очень нравится. Олег, а все-таки,  вот еще раз я у вас спрошу. Вы пытались его продвинуть?

   -  Пытался, но не получил никакого ответа. Молчание – лучший способ похоронить любую идею, любой проект.  К тому же, Катюша, я ведь не ошибся, сказав, что одни коммунисты сдались другим. Это определяет все. Поехали, Катенька, прямо по кольцу, познакомлю вас с одним чудным местом.
 
   Садовое кольцо уже завернуло немного влево и солнце не так било по глазам. Катя вела машину и продолжала думать об Олеге и о его арке.

   - Олег, а как вы думаете, Сидуру понравился бы ваш проект?

   - Катюша, вы чудо, такой классный вопрос. Я уверен, что да. Во-первых, это ДА вышло бы из его сердца гражданина своей страны. Второе  ДА вышло бы из его головы художника. Сидур оценил бы именно такое решение, и потому что мемориальная арка – вполне в традициях мировой культуры, и потому что она хорошо привязана к месту, и потому что в Москве ничего подобного нет, и потому что конструкция очень лаконична и символична. А Сидур именно это ценил в монументальном искусстве. Просто и ясно о большом и великом. Принимаете ответ, Катенька?

   Они продолжали двигаться. На светофоре на Земляном валу машина неожиданно заглохла и Катя в растерянности  посмотрела на Олега, тот тоже в  недоумении пожал плечами. Катя пыталась завести двигатель и где-то с пятого раза получилось.

   - А что у вас с бензином, он есть вообще-то? Тогда быть может что-то с зажиганием. В неработающем движке по большому счету есть всего лишь две причины – питание и зажигание. Как бы там ни было, ей надо передохнуть и нам тоже, тем более, что мы почти доехали до того места, которое я хотел вам показать. Вот здесь останавливаемся – и Олег протянул руку в сторону старинного особняка, возвышающегося над Садовым кольцом.

   Они вошли в калитку, прошли мимо бронзовых грифонов, стоящих у входа в здание и углубились в парк. По пути Олег рассказывал, комментируя свои слова указующими движениями рук.

   - Мы с вами в одной из  интереснейших московских достопримечательностей 19 века - городской усадьбе Усачевых. Помните, что я вам вчера говорил о культуре заказчика? Здесь она налицо, как и культура исполнителя - великого Жилярди. Посмотрите сколько вкуса во всем, начиная с места расположения на  высоком берегу Яузы. К сожалению наши безголовые архитекторы и власти   строительством в окрестностях уничтожили прекрасные виды Москвы, открывающиеся отсюда.  Посмотрите вот знаменитый пандус, по которому кареты с гостями могли подъехать прямо ко входу, вот каменный грот, вот остатки парковых скульптур, которых не пощадило время, людское бескультурье и хамство. А  какая дивная ротонда стоит  на самой крутизне склона.

  Они вошли в ротонду и Катя, оглядывая открывшуюся панораму, не скрывая своего восторга, восхищенными глазами глядя на Олега, произнесла:

   - Олег, вы меня окончательно покорили. Я вам очень благодарна, мне даже подумать сейчас страшно, что могла бы прожить целую жизнь здесь, в Москве, и никогда не узнать ни Сидура, ни этого замечательного места, не услышать ваших интересных суждений и рассказов. А к сожалению многие ведь так и живут, ничего не зная.

   Постояв в ротонде, они пошли бродить по заросшему парку, дошли до  могучего, в несколько охватов дерева с огромным, невероятных размеров,  дуплом.
 
   - Катюша, помните фильм «Покровские ворота», финальная сцена снималась как раз здесь. Там герои всей толпой устроились в этом дереве. Помните? 

   Погуляв еще немного по парку, они вышли к машине.

   - Интересно, что будет сейчас – и Катя повернула ключ зажигания. Машина завелась, но на следующем светофоре опять заглохла.
 
   - По-моему, что-то с карбюратором, ведь глохнет все время на холостых. Двигатель нас замучает, здесь нужен мастер. Давайте, Катюша,  доедем по кольцу до моей машины и пересядем в нее.

   - Нет, Олег, у меня другое предложение. Давайте действительно доедем до вашей машины, а дальше поедем цугом в сторону моего дома, мне не хотелось бы оставлять машину. К тому же мой отец в автомобилях дока, лучше любого мастера разберется. Подъехать ко мне домой и повозиться с машиной для него не проблема.

   На том и порешили и с частыми остановками, чуть ли не на каждом светофоре, доехали до Маяковки.

   - Олег, вы все время следуйте за мной. Если светофор нас где-нибудь разорвет, я подожду. Поедем до Пресни, дальше по Хорошевке, потом свернем к Ленинградке и через Алабяна с разворотом до Войковской. Все, поехали. – И Катя первой тронулась от тротуара.

   Машина вела себя отвратительно. На остановках приходилось постоянно  держать ногу на педали газа и поддавливать ее, но  все же не всегда удавалось удержать двигатель на оборотах и тогда он глох. В такие моменты Катя каждый раз смотрела в зеркало и видела, как Олег, улыбаясь, подбадривает ее, приветственно машет рукой.

   Они уже пересекли мост на Алабяна, впереди оставалось  два светофора, а дальше уже тот самый перекресток с инвалидом. Катя миновала один светофор,  второй пересекла с уже мигающим зеленым и, бросив взгляд в зеркало, увидела, что Олег не успел проскочить. Она продолжила движение и достала из сумочки деньги для инвалида. Каким-то боковым зрением Катя увидела стоящую справа большую машину, которая повернула и двинулась за ней. Глянув в зеркало, Катя узнала того бешеного придурка на джипе. Слева от него двигался длинный панелевоз, перекрывая путь для обгона,  и джип пристроился ей в хвост. Подъехав к перекрестку, Катя остановилась на красный сигнал и в боковом зеркале увидела, что Олег уже подъехал и стоит через одну машину сзади джипа. В этот момент у Кати опять заглох мотор. Загорелся зеленый, но двигатель не заводился. Сзади раздался грозный, неумолкаемый рев, Катя посмотрела в зеркало и увидела перекошенное от злобы лицо мордастого хозяина. Снова зажегся красный, а Катя так и не смогла завести движок. Она крутила стартер, но без результата. Рев сзади продолжался все время, но вдруг прекратился и неожиданно Катя увидела прямо перед собой омерзительную, тучную фигуру мордастого бандита. Он стоял в майке и нелепых бермудах, в правой руке у него была зажата  бейсбольная бита. Катя не слышала ни одного слова из потока брани, которую выплевывал этот урод, только успела увидеть его замах. Стеклянные брызги и  разбитое лобовое стекло обрушились на нее…

   Олег видел, что за Катей стоит джип и хотел подъехать поближе, но какой-то «жигуль» выскочил справа и занял место за джипом. Зажегся зеленый, но машины продолжали стоять. Олег решил помочь Кате и стал посматривать куда бы ему пристроиться, чтобы не оставлять машину на перекрестке. Он уже начал выворачивать руль, но  вдруг  заметил, как из джипа вышел здоровый бугай с бейсбольной битой в правой руке. Олег сразу все понял и, выскочив из машины, побежал к Кате. У него на глазах это орущее, матерящееся чудовище размахнулось и бита грохнула по стеклу. Олег с криком бросился на подонка, но тот сделал новый замах и бита обрушилась на голову Олега. Яркая вспышка, звон  и темнота, Олег упал на капот Катиной девятки и  медленно стал сползать на асфальт…

   Виктор Ершов, инвалид чеченской войны, сержант  ВДВ, с самого утра пребывал на перекрестке. Машин сегодня набиралось немного - все-таки воскресенье, и он сразу заметил заглохшую девятку. У него здесь уже выработалась цепкая память на машины и лица, а эта девушка ему запомнилась по вчерашнему дню, когда дала пятьдесят рублей. Девушка ему понравилась,  симпатичное, доброе лицо  и характер, наверное, хороший. Эх, нет ног, а то закрутил бы с ней роман. А ног нет, остались в госпитале. Врач сказал, что  ничего другого сделать не мог,  скажи, мол, спасибо, что только ноги, от того фугаса вообще могло разнести на  мелкие кусочки.   Вон другие-то ребята, которые тогда были с ним, все оказались в земле, а он выжил и живет теперь. Правда, без ног.

   Виктор увидел, что с Катиной машиной что-то случилось. Видел что сзади нее стоит отморозок на джипе, который все время здесь ездит по наглому, только пугает всех и, кстати, хоть и на дорогом джипе, а  за все время ни разу  не дал ни копейки. Виктор почувствовал что-то неладное и заторопился туда, маневрируя между машинами и быстрее перебирая своими сильными руками колеса. Он увидел как бешеный пес обрушил биту на стекло Катиной машины, как какой-то мужчина  подбежал к нему, а этот козел  страшным ударом сбил его битой. Виктор выскочил на своей коляске  прямо вслед возвращающемуся к джипу ублюдку и, разогнавшись еще больше, влетел прямо в него. Удар был сильный и неожиданный, огромная туша с битой в руке распласталась на асфальте лицом вниз.  Виктор, не давая опомниться отморозку,  ловко спрыгнул с коляски на лежащую гору мяса и, взяв в мощные тиски жирную шею подонка, начал сдавливать ее своими  крепкими руками, в которые ушла вся сила его ампутированных ног. Испуганный и любопытный народ смотрел из машин, но никто не вышел ни раньше, ни сейчас, все только наблюдали. Виктор не разжимал рук и только когда это животное захрипело, бывший сержант ВДВ отпустил свой крепкий затвор. Сидя сверху на обмякшей махине, Виктор приподнял его голову и приложил к асфальту несколько раз:

   - Это тебе за нее.

   - Это за него.

   - А это за тех, кто погиб и пострадал на войне, чтобы такая падла, как ты   могла жить. Запомнишь, гад, на всю жизнь и другим таким же  ублюдкам, передашь, если только выживешь.
 
   Он соскользнул с безжизненно лежащей туши, ловко на одних руках подскочил к своей коляске и взгромоздился на нее. Виктор подъехал к девятке и увидел, что окровавленный мужчина лежит на асфальте рядом с колесом в какой-то неестественной, случайной позе и не заметно признаков сознания или жизни. Девушка находилась в машине,  голова ее под рухнувшим лобовым стеклом  лежала на руле. Виктор сквозь открытое боковое окно протянул руку в салон и скинул в бок стекло. В волосах девушки,  как украшения играли на солнце стеклянные осколки и брызги. Виктор дотронулся до плеча девушки. Та не сразу, медленно подняла голову.

   - Все будет хорошо – сказал Виктор – вот увидишь. Еще встретимся -       он улыбнулся, стрельнул голубым своим взглядом  и, развернувшись, быстро поехал прочь с перекрестка. Остальной народ в машинах и пешеходы, прекрасно понимая, что в таком непростом деле нужны будут свидетели, шустро рванул с перекрестка и растекся по улицам, не дожидаясь милиции.

   Катя все еще не могла оправиться от происшедшего, но сразу же подумала про Олега. Она ничего не видела из происшедших событий и не знала, что Олег лежит рядом с ее девяткой. Только, когда подъехали автомобили  скорой  помощи  и ее вывели из машины, она увидела его, лежащего уже на носилках. Рядом с ним хлопотали врачи, забинтовывая ему голову, вставляя какие-то трубки. Катя мгновенно забыла про боль в затылке, про впивающиеся в лицо и тело осколки и бросилась к Олегу:

   - Олег, милый мой, дорогой мой человек. Что с тобой? Живи, живи, не умирай, все будет хорошо, не уходи, не уходи.  Любимый, дорогой ты мой, я тебя всю жизнь ждала, я буду с тобой, я тебе помогу. Слышишь, Олежек, я уже перешла на «ты». Олеженька, милый.

   Катя продолжала причитать, смахивая слезы рукой и стеклянные занозы еще сильнее впивались  в лицо, но она этого не замечала. Фельдшер и врач с трудом оторвали ее от Олега, носилки перенесли в машину. Катя села рядом.  Олега  сразу же поместили в  реанимационное отделение, а Кате все раны обработали, вытащили кучу стекла из головы, лица, шеи, рук и отпустили домой.  Катя позвонила отцу, они  встретились и перегнали обе машины на стоянку около Катиного дома.

                * * *

   Олега перевезли в нейрохирургическую клинику  и там ему сделали сложнейшую операцию. Каждый день Катя ездила в больницу и по несколько раз туда звонила. Она уже привыкла к стандартному ответу «Состояние тяжелое», но вот после трех недель появился просвет и Кате сказали, что состояние больного улучшилось и, если все будет так идти, то его скоро переведут в общую палату. В этот день Катя почувствовала, как у нее, буквально, выросли крылья. Она не ходила, а летала, ей было легко и весело после стольких дней напряжения и тягостного ожидания.

   В субботу,  ровно  через  месяц  после  того,  как  они познакомились, Олега      
перевели в общую палату. Катя вошла в палату робко, озираясь по сторонам  на койки  с  лежащими  больными,  и  вдруг у окна увидела возвышавшуюся на подушке перебинтованную голову и до боли знакомые, любимые, большие серые глаза, с зеленым ободком вокруг радужки. Катя улыбнулась и присела рядом на стул:

   - Олег, дорогой, давай на «ты». Хорошо? Как ты себя чувствуешь? Дай я послушаю как бьется твое сердце – Олег кивнул и Катя прильнула к его груди, обняв крепкий торс обеими руками.  Она прижималась к нему и не хотелось ей отрываться от дорогого для нее, любимого  человека.

   - Знаешь, Катенька, что я подумал? – еще слабым, зажатым голосом произнес Олег – Мы сейчас с тобой как те двое у Сидура, помнишь «После войны».

   Катя прижалась еще сильнее и Олег почувствовал как потекли ее горячие слезы, прожигая его насквозь, до самого сердца.