Онфим Бодряшкин свежий мемуар на дикую злобу дня

 Вот уж отнюдь не вожделение снискать себе графоманские лавры и гонорары сподобило меня взяться за перо. Не жажда лавров, но мучительное душе моей видение той бездны, в которую грозит упасть наше общество, если немедля не примется крепить собственный фундамент - беззаветную любовь народа к своему начальству. С раннего отрочества я, Онфим Бодряшкин, подспудно осозновал персональную миссию в исторических судьбах родного Отечества. И все эти застольные и перекройкины годы провёл в творческом поиске некой совершенной формы, в которую следовало бы обернуть это своё осознание, дабы принести бедствующему народу русскому практическую пользу. Форма, наконец, обретена: отныне я положил себе на труд ежедневно писать мемуар, так при этом животрепируя факты, чтобы в искомом итоге споспешествовать бурному расцвету преданной любви народа к своему начальтву и, поелику окажется возможным, ответного чувства глубокого удовлетворения. Позволю себе только заметить, что природная моя потребность в регулярности и порядке заставляет вести эти записи в строгой форме. Каждый мемуар я буду начинать небольшим эссе, как бы задавая очередную тему, а заканчивать - фактурой, то есть фактической злобой дня.


 Мемуар №1. "Начальство и народ - едины!"

 Окидывая аналитичным взором прошедший перекройкин год, я вновь и вновь возвращаюсь к тому по меньшей мере счастливому для местного народа дню, когда в нашем застольком граде воцарилась Женеральная Директория. Когда я прознал, чьи светлейшие умы и честнейшие сердца из среды местных женералов и директоралов составили эту Директорию, я не мог удержать нахлынувших чувств и, помню, обвешавшись плакатами и бия себя в грудь, примчался на центральную площадь и возопил: "Всё! Дождались! Наше дело правое! Мы победим!". Тут же, конечно, нашлись скалозубы, принялись альтернативно кричать: "Наше дело левое! Мы победим!" и ну в меня пальцами тыкать: опять, мол, Бодряшкин поспешает новому начальству публично лизнуть, чтоб к должности приставили... Позвольте! Что касается первого, я - аполитичен принципиально! Я нахожу, что деление общества на правых, левых, центристов и ещё чёрт-те знает кого - надумано политиками. А вот разделение общества на народ и начальство - естественно и законно, и, между прочим, подтверждается успешностью всей истории человечества. Что же касается "публично лизнуть"... Буду, как всегда, честен и прям: душекопатель по природе и душевед по диплому, я не раз замечал за собою: в неуловимый момент воцарения новой администрации - любого уровня и состава членов - во мне всегда утверждается непоколебимая уверенность: именно такой администрации нам и не хватало все предшествующие годы! Но, осмелюсь напомнить, эта особенность моей натуры отнюдь не зоологическая редкость. Напротив, кричать "Ура!" свежему начальству - поистине национальная черта наша, а посему я ничуть не стыжусь быть счастливым её обладателем.
 Итак, воодушевился я, помнится, необыкновенно. И было от чего!
 Наиальтернативнейше избранная Женеральная Директория кинула в массы новаторский лозунг: "Начальство и народ - едины!" и, мудро им руководствуясь, деятельно взялось подогревать и прикипать к себе остывшие сердца, так называемых, простых людей. При этом Директория, не выпуская из виду светлое своё будущее, без которого, само собой, невозможно счастье народа, решила поставить задуманное мероприятие "О поголовной прививке вакцины любви" на прочную научную основу, для чего открыла при себе Институт животрепещущих проблем, в аббревиатуре - ЖИВОТРЁП. Мне, как кандидатуре душеведческих наук и автору капитальной монографии "Эрос в быту начальства", предложили в ЖИВОТРЁПе должность ведущего прививатора.
 Состоя в этой должности и поныне, я поимел возможность многократно убедиться, сколь неблагодарный народ наш отпал сердцем от первой заповеди счастливого бытия - "Возлюби своё начальство!". Вот, к примеру, факты по злобе только одного минувшего дня, когда мне, по графику, довелось остаться в ЖИВОТРЁПе дежурным прививатором.

 Бледная Спирахета, или "Я - никто!"

Очередную фигуру, возникшую на крутом пороге моего кабинета, я почему-то сразу мысленно определил Бледной Спирахетой, хотя, если по совести, мне не приходилось наблюдать последнюю ни в натуре, ни на картинках в медицинских учебниках. [В квадратных скобках замечу: частенько в первый момент знакомства с незнакомой персоной я, имея целью регулярный прирост своей душеведческой квалификации, стремлюсь задать интуитивную оценку, не искажённую изустной и анкетной брехливостью этой персоны. И, Бог свидетель, сколь часто моя предваряющая беседу оценка оказывалась верной на все сто!] Явно передо мной оказался страдалец-интеллигент, а не гордый носитель мужских брюк, и я изготовился к соплям и воплям. Они не заставили себя ждать: плюхнулся Спирахета в кресло напротив меня, очки нервно сдёрнул, носом шмыгнул, всхлипнул и ну завывать:
 - Найти себя... Не могу найти себя... Помогите найти себя... Я - никто, и не потребен никому: ни начальству, ни народу, ни жене родной...
 Ничего себе, думаю, нашёл "родную"! Знать, не видел ещё, как эти "родные" при разводе нажитое тобой имущество делят. А Спирахете говорю внушительно:
 - Эт-та как же вас, батенька, изволите понимать: "ни начальству", "ни народу"? Так противопоставлять начальство и народ - это, знаете, чревато! Они у нас - близнецы-братья и всё чуть ли ни пополам делят! Пропаганды вражьей начитались?
 - Какой там: давно уж читать бросил. А заодно - и писать, и смотреть, и слушать. Ещё год-два - и таких, как я, простых ИТР, впору будет в ЛИКБЕЗ направлять. Приткнуться мне некуда, не к кому - вот беда! Совковое наше общество состоит исключительно из начальства и народа, причем под "народом" подразумеваются одни только рабочие и крестьяне, а всякие там "простые инженеры" - ни начальство, ни народ, а так... - никто. И обращениеце к нам соответственное: как к "Никому". Помните ИТРовскую строку из пролетарской песни: "Вышли мы все из народа..."? Из народа мы вышли, а к начальству не дошли. Вот и болтаемся между ними, как...
 Ну, я будто в воду глядел, когда нарёк его Спирахетой Бледной. Изверившийся ИТР! Поди докажи ему, что законы развития даже совкового общества буквально ломятся демократическим содержанием, хотя бы в том смысле, что местное начальство каждый раз падает на наши головы с наших же мест, а не с Эвереста какого или, тем паче, с Луны, из чего с очевидностью следует: любой и каждый ИТРовец, недовольный своим статусом "Никто", имеет демократическую альтернативу - либо, взявшись толкаться локтями, пробиться в начальство, либо, взявшись за ум, вернуться к станку или плугу. Так беритесь же, господа-товарищи породы "Никто"! Начальство вам поможет! Но вечно хныкать-то зачем?
 Конечно, я надавал Спирахете кучу бесценных советов, а перво-наперво - жаться к начальству делом и телом. Я бодрил его перспективой: ныне начальники, мол, с мнением простых ИТРов ой как считаться взялись, и с тобой, Имярек, будь уверен, тоже найдётся кому посчитаться! Я советовал: возлюби начальника ближнего своего - и воздастся тебе должностью или деньгами! Но Спирахета на первый раз не поддался взбодрению: у начальников, скулит, на сто лет вперёд всё схвачено...
 Так вот! У нас инженер - простой, а случай - сложный. Пришлось Спирахету на повторный приём записать...

 Визитка: девяносто-шестьдесят-девяносто

Я не француз, но к девушкам испытываю трепет. Но в ещё большей степени при каждой встрече с русской красой моими чувствами овладевает безграничное недоумение: это за какие благие дела наши Создатель милостив настолько, что на дико оскудевшей отечественной грядке продолжают в изобилии взрастать столь ослепительные розы?!
 В этой деве, что явилась в мой кабинет, было всё для благотворной и щедрой любви к начальствующему лицу: животрепещущая визитка - девяносто-шестьдесят-девяносто, зовущий взор прекрасных глаз, румяные щёчки с пикантными ямками, чувственные губки, шейка... - ну всё! Лицо её, однако, и, особливо, уклончивый поначалу взгляд, выражали некое сомнение, из чего я сделал заключение: девица стоит перед выбором своей жизненной стези, и посему заботливой мамашей отправлена к авторитетному специалисту за бесценным советом.
 Кто читал мою диссертацию, знает: самую сильную любовь к начальству испытывают народные представители именно женского пола. Тем паче это справедливо для сексапильных дамочек, тех, которым становится дурно от одного только слова "работа". Ладно, работники - в заскорузлом понимании этого термина - такие дамочки никудышные. Однако, замечу, не так богато живём, чтобы уступая расхожим и архиустаревшим представлениям о нравственности, отринуть от общественно полезного труда целые толпы потенциально дееспособных дам. Нравственность должна быть экономной! Давайте же, наконец, начнём поголовно осуществлять хотя бы первую половину принципа "От каждого - по способностям, каждому - по труду", если уж вторую половину заговорили-таки вусмерть. Я, как истый защитник вдовиц и девиц, утверждаю: наши прекрасные дамы могут решающим образом улучшить производственно-экономические показатели тех предприятий, на которых им доверили бы словом и телом трудиться в парфюм-макияже лица своего.
 Вижу, мнётся девица, не знает с чего начать. Тогда я ей:
 - Искала, видать что, местечко непыльное. Набрела на контору "Рога и копыта". Начальник, кот-толстопуз, осмотрел, ощупал и предложил: "Плачу полторы ставки секретаря, премию семьдесят процентов, плюс "за вредность", плюс "на лечение", плюс "из своих", плюс продукты, шмотки и телефонное право, плюс "мотор", путёвки, малосемейку для начала... Работать: за ставку с премиями - в дневное время, за "плюсы" - в ночное. И чтобы "плюсовую" работу исполнять без капризов и независимо от того - когда, где, как и сколько её потребуется". Так было дело?
 - Та-а-ак, - отвечает фифочка с невообразимой скромностью и тупит глаза. - Вот и посоветуйте, Онфим Лупсидорович: давать-не давать котику... согласие на сотрудничество?
 - Конечно, давать! - говорю убёжденно. - Ты имеешь к этой профессии ярко выраженную природную склонность. Природную! Родители, считай, уже благословили!
 - Но... - мнётся, - не скрою: моя натура не противится добывать средства к существованию своими, как вы сказали, склонностями. Но это осуждается частью общества, особенно тётеньками во дворах. Боже, неужто в гостиничные путанны идти?! У них, конечно, всё гораздо определённее, чем у секретарш. А главное, профессионалки счастливо избегают глазастого, ушастого, языкастого окружения - штатных, так сказать, спутников любой полноценной секретарши. Но как мне быть со школьной мечтою - душой и телом послужить народному хозяйству? Ах, я в отчаянье!
 Вот, думаю, ещё одна кандидатка в жертвы того бездонного океана антинаучных предрассудков, в пучины которого погружено местное общество. Но не будь я Онфим Бодряшкин, если сдам девчонку гостиничным клиентам в пользование и дворовым тёткам - на осмеяние! Ей, я понял, просто не достаёт теоретических знаний - базы, не овладев которой, очень трудно обрести стабильность чувства собственного достоинства и душевного комфорта при профессиональном исполнении секретарских обязанностей в полном объёме. Но это же элементарно! Начнут у нас когда-нибудь читать диссертации?! Или их будут только писать? Ведь, ещё в счастливые времена своей застольной молодости, будучи прогрессивным аспирантом, я разработал пакет алгоритмов, позволяющих рассчитать цену романтических трудов секретарши в основных технико-экономических показателях предприятия: произведённом товаре, реализации, поставкам по договорам, прибыли, рентабельности, производительности труда, экономии материальных и энергетических ресурсов и так далее. Да-да! Ещё 20 лет тому назад я, раскопав проблему до глубины Фрейда, доказал местному учёному совету, а заодно и всему здравомыслящему немусульманскому миру, что романтическое содержание работы секретарш можно и должно оценивать опосредованно - через благотворное воздействие на начальство. И мои алгоритмы выдержали широкую проверку на местных предприятиях: везде при внедрении в производство чувственная отдача секретарш оказалась крайне прибыльной. А потому, и расчитанные в пользу секретарш отчисления в виде процентов от роста прибыли были тоже весьма чувствительными и глубоко удовлетворительными. Последнее и есть воплощение в жизнь второй части некоммунистического, но справедливого принципа: "Каждому - по труду".
 Принялся я своей подзащитной доходчиво объяснять:
 - Если кот-толстопуз с порога тебя атаковал, значит вконец изголодался по любви и ласке. Спрашивается: а может ли начальник эффективно руководить своим народом, если в рабочее время его лапы, сердце и другие важные члены вовсе не о производстве страдают? Об заклад бьюсь: производственные дела у толстопуза из рук вон плохи. А это ли не мечта твоего, душенька, благовоспитанного детства, это ли не гражданский долг твой в очередную годину испытаний для Отчизны - послужить народному хозяйству всеми доступными тебе средствами? Трудись самозабвенно, до мозолей, - и, не краснея, у кассы получай!
 Я не еврей, но правоту свою доказывать умею. И пяти минут не прошло, как фифочка раз и, уверен, до исчерпания своей невесомой сущности прониклась моею теорией. Главное, я смог донести до нё простую и утешительную мысль, что, полюбив беззаветно своего начальника, вознаграждения она будет получать не за "это", а за посредством "этого" достигнутое улучшение производственно-экономических показателей, коих ради, собственно, работаем и все мы - несекретарши.
 Вижу, уклончивый взгляд пропадать стал, и лицо девушки озаряется вдохновением комсомолки первых пятилеток... Тогда вынул из сейфа свою диссертацию, ворох распечаток с расчетами экономической эффективности, пачку своих авторских свидетельств, тисненые благодарности от начальства, свои грамоты, медаль...
 - Не подведу народное хозяйство! - воскликнула наконец дева, в горячем порыве возложа ладошку на прекрасный бюст свой. Потом она радостно взвизгнула - своим мыслям - с лёту чмокнула меня в область лица и выпорхнула вон.
 Эх! Зачем мне по штату секретаршу не положили!..


 "Пентагон"

 - Док! Спаси и воскреси! Помири с рабочим классом!
 Я не космополит, но ничто общечеловеческое мне не чуждо. И ворвавшийся средним танком новый посетитель польстил моему самолюбию, обратясь ко мне, будто к доктору. Впрочем, почему "будто"? Я и есть штатный врачеватель, только не бренного тела, но человеческих душ!Я искоренитель бациллы недоверия собственногласно избранному начальству, поразившей народ наш в самый безотрадный период новейшей истории. Я, наконец, когда дежурю по ЖИВОТРЁПу, всегда облачаюсь в белый халат, зная, сколь определяюще влияет форма организации труда на его конечные результаты. А пациенту так отвечаю:
 - Можно и с рабочим классом смирить. Он и сам по себе достаточно смирный. Но всё по порядку. Вы откуда, собственно, будете?
 - Я из Пентагона!
 Вот-те на, думаю! Сидит, вроде, в английском твидовом костюме, в пакистанской рубашке "Меркурий", при галстуке модно-клетчатом, в итальянских туфлях первоклассной кожи, и физиономия красная, и под глазами мешки, и говорит без акцента... в общем, ни дать ни взять - типичный перекройкин директорал средней руки. Ан, оказался из Пентагона!
 - Обороной, значит, руководствуете, - говорю женералу из вражье-братской страны, с нарочитой иронией говорю и прищуром - это чтобы слегка разозлить и вызвать на дальнейшую откровенность.
 - Обороной, да, - вздохнул пентагоновец, - на иные дела и сил не достаёт. Вчера, вот, разведка доложила: в ответ на повышение розничных цен, пролетарии всех цехов грозят объединиться, на Пентагон двинуть и половину моих замов взашей выгнать из ворот.
 - Ага! - вырвалось у меня непроизвольно. - И у вас социалистическая революция зреет?! Товарищ Ленин предупреждал!
 - Какая - не знаю, но зреет. Раньше благодать была: партия, комсомол умами-устами пролетариев безраздельно владели, вели на веревочке мирное стадо - в светло-далёкое будущее... А когда партийно-комсомольского буфера не стало - начальник один на один с работягой тягается.
 - Постой-постой, какой такой комсомол в Америке? Для него, ведь, там социального заказа нет! Да верно ль вы из Пентагона?
 - Я не из ихнего, я из нашего Пентагона - так в трудовых коллективах оборонных заводов называют административные здания, где начальство сидит.
 Я, признаться, чертыхнулся - не выдержал. Опять перекройкин новояз меня подвел! Бежит новояз-вражина, что тебе гончий пес, русскую тройку лаем своим загоняет - ну никак за тем, "кто есть ху", не уследишь!
 - Я и говорю пролетариям своим, - закипает наш пентагоновец, - цены на водку с закусью разве ж я повышаю? А на проезд - тоже я? Рынок! Док, а они на меня волками зыркают, хоть в цех не ходи. Где хвалёная мудрость народная? Раньше, при махровом тоталитаризме, было: "Доверяй, но проверяй". А теперь, при надёже-демократии, осталось только: "Проверяй"!!! Так же нельзя, братцы! Работать-то как?! Повязан я этой орал-демократией - шагу ступить боюсь! Какой, к чёрту, рынок - до пенсии дожить бы! Для нынешних директоралов арифметика простая: орал-демократия плюс законы большевистского рынка равно тюрьме! Всяк грозит повязать и упрятать, если не дашь, чего вымогает. А вымогают все и вся! Всеядность чудовищная! Борзые щенки отдыхают! Вчера ещё орали: коммунисты во всём виноваты! Сегодня вопят: правые нас довели! Если, Док, заводы поднимутся, разбирать не станут - "правый" ты или "виноватый". Привейте им любовь, пока не поздно!
 - Это профессиональная моя обязанность! - с подчёркнутой вежливостью ответствовал я, дабы остудить раж Пентагона. - До встречи у заводской проходной!..

 Мемуар №2. Начальство в профиль и анфас

 Перекройкин потряс вызвал к жизни острую нужду в свежем обмыслении отношений между начальством и его народом. Многие, наверное, ещё помнят, чем в 1917 году обернулось для общества порча этих отношений... Помнят и, надеюсь, готовы вслед за мною задуматься над вопросом: каким образом в нынешний решающий 39-тый этап перекройки покрепче сцементировать наше общество любовью народа к своему начальству и, я надеюсь, ответным чувством глубокого удовлетворения? Ну, серьёзно, каким образом?
 Я не грузин, но зайду издалека.
 Раньше, то есть в бедно-счастливые застольные годы, Имярек, бывало, взгромоздится на трибуну, хрястнет по ней кулачищем и взревёт белугой: "Я начальник!!!" или, напротив, возникнет тихонько откуда-то сбоку и шепнёт доверительно в ухо: "Я начальник" - всего одна фраза, но местному народу об этом Имяреке становилось ясно всё: и происхождение его, и пол, и возраст, и национальность, и склонности-вкусы разные, и ценность его для государства и полезность для общества, и степень правдивости и правоты, и роль его в исторических судьбах того самого местного народа, и сколько пользует автомобилей, дач и особ противоположного пола, и в каких рубежах предпочитает отпуск проводить... То есть, раньше сакраментально-магическая формула "Я начальник" описывала кандидатуру - в глазах народа - целиком и полностью. И это законно, ибо начальственный фенотипический признак в естестве человека куда доминантнее национального, возрастного, полового, этического и всякого иного, и даже вместе их взятых! Всё так, но! Я, как интертрепатор наук, задался вопросом: а столь уж однолика начальственная масса?
Сознаюсь, я не первый, кто поднял этот вопрос в отечественном начальствоведении, но я первый, кто животрепировал его до зоологических основ! Используя проверенную веками линнеевскую методологию и богатую начальниками историю родного Отечества, я установил: семейство Начальников (по латыни - Familia Nachalnicidae) состоит из единственного ойкуменического рода Начальник (Genus Nachalnicus), который, в свою очередь, состоит из двух видов: Начальник профильный или, проще, Начальник в профиль (Nachalnicus profilus Bodriashkin) и Начальник анфасный или Начальник в анфас (Nachalnicus anfasus Bodriashkin). Чтобы далее не засорять свой мемуар столь ненавистными отеческому читателю учёными премудростями, я видовые различия этих начальников объясню на примере из жизни. Начальник в профиль - тот, кого подчинённый ему народ видит только проходящим мимо, всегда - мимо; он, как застывший профиль на чеканной монете, смотрит безучастно всегда куда-то в сторону. Начальник же в анфас иногда сворачивает к своему народу, подходит, жмёт руки, хлопает по плечу, бодрит - устно или деньгами, а главное старается по-братски и даже панибратски улыбаться и заглядывать в глаза народа, не мигая при этом слишком часто. Я не итальянец, но бурно воскликну: сколь же велико различье между этими видами! Начальник в профиль решительно нелюб своему народу. Нелюб даже, если возглавляемый им фронт отнюдь не в прорыве. И здесь я на стороне чинопочитаемого народа. В своё время народ глубоко воспринял брошенную в него норму: "Начальство надо знать в лицо!" Но беда в том, что у Начальника в профиль всегда видна только одна половинка лица, а главное, главное - при данной экспозиции народу никак невозможно обнаружить на лице своего начальника искомое сострадательное выражение, совершенно необходимое для создания здоровой атмосферы в трудовом коллективе. Как же, спрашивается, народу знать и, тем паче, любить такого начальника? Поэтому-то я кидаю в начальственную массу животрепещущий лозунг: "Перекуём профиля на анфасы!" Осуществись такая волевая мутация успешно, и тогда, я уверен, воскреснет в народе вера в почтенное семейство Начальников, а вслед за верой придёт и любовь - этот гарант, как минимум, процветания нашего общества и гарант, как максимум, веками ожидаемого оплодотворения его.
 Но приступим к злобе текущего дня.

 Давайте поищем "человеческий фактор"

 Итак, по просьбе женерального пентагоновского директорала, я прибыл на его безымянный оборонный завод.
 Чтобы выбрать - в свете моих теоретических воззрений - правильное направление моим же рекомендациям по возрождению в трудовом коллективе проблемного завода беззаветной любви к своей директории, мне необходимо было, во-первых, выяснить к какому виду начальников относится сам Пентагон - профильному либо анфасному, а во-вторых, ознакомиться с безуспешно опробованными уже здесь способами овладевания душами трудящихся. Это чтобы не повторяться и сэкономить бюджетные деньги ЖИВОТРЁПа. Начал с "во-вторых", потому что Пентагон встретил меня у проходной причитаниями такого рода:
 - Разболтался на моём заводе человеческий фактор. Бродит сам по себе где-то в цехах да по коридорам меж отделами, прячется в курилках, в сортирах и за запертыми дверьми, никак не желает к общественно полезному труду прибиться. А без него, без фактора, не стать нам процветающей фирмой - любой Карнеги об этом знает. И тем более не стаь в наши перекройкины времена, когда у народа с сознательностью туго стало, а для матстимулирования - карман у предприятия пуст. Последняя надежда - бессеребрениковая душа русского человека.
 - А каких духовных пастырей уже привлекали? - спрашиваю.
 - Каких только пастырей не навидался мой заводской народ, - вздохнул Пентагон, - и все полопались, как мыльные пузыри. До последнего держал я партком, но и он в конце-концов отмежевался: "Мы даём идеологическое обеспечение, а не душеведческое. Про душу местного народа у нас ни в программе, ни в уставе - ни полслова. Зачем же нам лишнего на себя брать? Мы только на выборах помочь можем." Был, помнится, и комсомол, но и его стало заносить чёрт-те куда: "Чтобы достичь западного уровня жизни и всем сникерсы с поп-корном жрать, надо и с душами работать по-западному. Организуем, давайте, ночной клуб и видеосалон, там темнота - непреходящий друг молодёжи, там эротика, поп - располагающая, в общем, обстановка для обработки юных душ на высокоразвитый евростандарт. А в цехе у станка - увольте: светло, суетливо, грязно и, что удивительно, железо, металл тяжёлый гремит, визжит, блестит, а попа никакого нет! Не выгорает здесь наше душеведство". Есть ещё, вроде, профком - сидит на прижитом от завода имуществе, но он лишь разводит руками: "Не наше дело. Мы помещения в аренду сдаём, алкашей да несунов выгораживаем, путёвки делим, а в оставшееся время защищаем пролетариев от... от..."
 - Да-а-а, - теперь уже вздохнул я, - этакую "старую гвардию" ныне к станочнику не пошлёшь: у того глаза, что тебе угли горят, и железяки острые в руках...
 - По вашей рекомендации, - опомнился Пентагон, - мы тут экперимент затеяли: вводим в штат отдела кадров единицу психолога-душеведа, конкурс объявили. Сегодня уже четыре претендента объявились. Идёмте позиции слушать.
 Зашли в отдел кадров. Слушаем.
 Первый соискатель - солидный мужчина в сильно пенсионных летах и при орденах от плеч до пуза:
 - Всё зло - в разверзшейся пропасти между начальством и народом. Что делать, спрашиваете вы меня? Начальнику первому следует перекинуть свою "пять" через эту бездну - и жать, жать, жать страждущему народу своему протянутые руки, как раньше русский царь на Пасху жал, а теперь американский президент в телевизоре жмёт, не жалея времени и сил. В бытность мою директоралом завода, я, как заводной, обходил - по скользящему графику - все цеха, и жал, жал эти заскорузлые, промасленные руки станочников, хлопал по плечам и обнимался с передовиками, с ветеранами и даже с отдельными ИТР, и пусть потом до шестнадцати раз на день мыл руки и замарывал три полотенца, зато на моём заводе никогда не было нынешней бузы. Души подчинённых тают от панибратства с начальством...
 "Вот истинный начальник в анфас, - возрадовался я. - Его способ примитивен, но эффективен. И универсален при любом известном способе производства, начиная с рабовладельческого".
 Второй соискатель - полиглот-прозападник или, как хотите, проглот-подзападник, тип учёного напёрсточника, современник всему на свете:
 - Вау! Трудящийся пипл наш, как за благословенным бугром, дешёвую душонку свою давно уж золотому тельцу заложил - ничего святого! Только он, по темноте своей да вековой лени, пути-подходы к искомому тельцу не найдёт никак. Я бы указал трудящимся все лазейки в дырявом законодательстве нашем; я бы стал тыкать их носом в альтернативные и дополнительные, рассеянные в изобилии у них под ногами, источники доходов, как курица клювом тычет, обучая цыплят искать пропитание; я чуток просветил бы их в их же правах и совсем чуток - в обязанностях; и - фишка! - я бы подвесил перед их унылыми носами по-голливудски яркую морковку - пусть в виде давно забытой, но заново подкрашенной хайсистемки матстимулирования - и тогда их души возгорятся от жажды скорого соприкосновения не с чёрным или цветным, а с презренным металлом, и резво потянут они джип перекройки!
 "Потянут и джип, - думаю, - не вечно ж с возами возиться. По-современному матстимулированная душа трудящегося народа таких дел наворочать может! И цветной металл для страны сэкономим - на орденах!"
 Третий соискатель - дамочка ну очень соблазнительной окружности, местная Шахерезада, с чьих сладких уст любой не прочь послушать сказки всей тысячи и одной внебрачной ночи:
 Провалы социалистического душеведения объясняются просто: индивид воспринимался государством излишне социально, по дедушке Ленину, а не по естеству своему - не по прапрадедушке Фрейду. Выделите мне только кабинет в пентагоне, где я могла бы погружаться в глубинные пласты рефлексий и тайных желаний каждого трудящегося мужчины - а в этом деле необходим индивидуальный подход! - и тогда я верну их заблудшие души в лоно производство.
 "Неплохо, чёрт побери! - опять думаю. - Вовлечь в общественно полезный труд глубинные пласты нехилой натуры и тайные желания каждого трудящегося мужчины! Если и десять процентов их желаний сможем вовлечь - затоварим страну, как в эпохальном тринадцатом году. Женщинам останется только деньги считать да по магазинам шляться".
 Четвёртый соискатель - величавый член Союза писателей, маститый охотник до приработка:
 - О, душа, душа народная! Не гнушайтесь ею! Как истосковалась она за годы перекройки по проникновенному и вместе - простому, бодрящему - слову! Я наложу вербальный бальзам на кровоточащие души людские. Могу исповедовать за ширмочкой в заводской раздевалке, могу ораторствовать на площадях и во время массовых демонстраций показушного энтузиазма народа. А могу обойтись и без верб: просто взойду к станку, к усталому, чумазому токарю, отирающему промасленным рукавом солёный пот с почерневшего чела своего, возложу длань на его изнурённое плечо и загляну прямо в глаза - молча! Дайте мне за каждую воскрешённую душу по стольнику - и она ваша...
 - Придётся, видно, брать всех четверых, - высказал я своё мнение Пентагону после заслушивания соискателей. - Один будет трудящимся руки жать, другой - одним только взором вдохновлять, третий - матстимулировать прожектами наличных купюр, четвёртая - стимулировать наличным бюстом... Накладно, конечно, ораву такую кормить, но, во-первых, нам не привыкать, а во-вторых, где взять практикующих душеведов широкого профиля? Ну, а теперь - к трудовому элементу, в цех!

 Народ, пошто третируешь своё начальство?!

 Уж не знаю, как там в Гайд-парке, в Англиях не бывал, а у нас оратору с народом поосторожнее обращаться надо. Нашего пролетария, к примеру, ни в коем случае даже в шутку нельзя спросить: почему, мол, ты, сукин сын, так много цельнодневных прогулов имеешь? Или: почему ты, неряха, детали на асфальтированный пол со всего размаха бросаешь - опять половину переколол? Почему ты, блошиный мастер вшивый, имея аж шестой разряд, столько брака гонишь? Пошто, разгильдяй, станок свой, инструмент свой и оснастку не щадишь-курочишь? Пошто, вор, тащишь всё, на что глаз падёт?.. Сотни и сотни вопросов скопились у общества к нашему пролетарию. Скопились, но не задаются - не принято так-то, традиции нет. Видно, общество зарапортовалось вконец и находит уже неудобным с этакими неприятностями подступать к гегемону. И то: он, ведь, как заведено, единственный кормилец - колхозаны не в счёт - и штатный герой, которому, естественно, "Слава!" А посему и я не буду "возбуждать вопросы" к гегемону. Да и чему сия риторика в цеху, не за тем пожаловал.
 Но вот вскочил я лихо на железную тумбочку с инструментом, вот придал своему телу по-ленински профессиональную позу оратора, вот вдохнул поглубже, прокашлялся, и, с бодрящей улыбкой и перемогая вселенский гул и грохот, воззвал: "Нар-р-род!" И был услышан. Станочники, с превеликой готовностью побросав своих кормильцев, потянулись к тумбочке, сиречь ко мне. Давненько, знать, на этом заводе не видели сторонних ораторов живьём...
 Зачин в сеансе публичного душеведения должен быть, в идеале, таким, чтобы у публики оказались затронуты самые животрепещущие струны души. Этих струн в душе русского народа к текущему перекройкину году осталось всего три: обозначим их, условно, здоровьем, зарплатой и жильём. Это, конечно, абсолютный минимум среди всех великих народов, но какова зато перспектива! Такая, казалось бы, душевная сирость, смею утверждать, только на пользу нашему обществу, изнурённому вековым радением за вселенское счатье, ибо чем меньше струн, тем легче игроку, то есть начальству. Я даже, помнится, во исполнение одного неприятного заказа "сверху", чисто теоретически размышлял: а нельзя ли, в принципе, ещё какую струну в душе народной оборвать? Пришёл к выводу: нельзя! Всё что можно - оборвано. Действительно, ну не будь у народа минимума здоровья - не ВОЗовского минимума, а скромного отеческого, - разве сможет он утром и днём на работе вкалывать, вечером огород копать, ночью "промышлять"? А не будь у народа минимума дохода - не американского минимума, а нашего милостыневидного, - разве не попередох бы он с голоду иль не "побрёл розно", как говаривали в старину? А потеряй народ последнюю надежду на обещанный льготно-кредитный минимум жилья - пусть даже канареечный минимум - разве не перестал бы он размножаться или опять же - разве не разбрёлся бы по белу свету бесследно? Нет, дорогие отцы-командиры, здесь Бодряшкин бессилен вам помочь:
трёхструнка - это минимум в казалось бы сложном душевном инструменте нашего народа, абсолютный минимум, при котором у него еще сохраняется способность производить по спущенным начальством нотам хоть какую-то товарную музыку.
 А потому я смело начал с вопроса:
 - Народ! Как твоё драгоценное здоровье?!
 - Подлечиться бы, да лекарства через охрану не пронесёшь... - начала было ответствовать какая-то подозрительная личность с фиолетовым носом. Но эту личность сразу перебил основательный дядя с хорошо поставленным, зычным голосом:
 - Какае, к чёрту, здоровье! Летом в цеху душно, пыль, жарища, вентилляция не пашет, пот глаза застилает под защитными очками - деталей не видно. Осенью сквозняки, крыша течёт, льёт прямо на головы, на электрошкафы у станков, а в них напряжение - триста восемьдесят! Зимой холодрыга, в телогрейках работаем, в душе нет горячей воды через день. Весной опять протекает и сквозняки!
 - Мыло хозяйственное вместо туалетного выдают! - взвизгнул кто-то. - Да и то неровно режут и нечестно делят! А потому скромным работникам его не хватает, из дома носим. И полотенца! И стиральный порошок! В грязном теле - какой дух?
 - Я, вот, шлифовщик, - захрипел один преждевременно облысевший тип, - Детали, покрытые хромом или кадмием, шлифую. По шесть-семь часов на день дышу тяжёлым металлом, а от рака лёгких начну загибаться - продажные медики в один голос: "Непрофессиональная болезнь. Курить в детстве не надо было". И завод - в сторонке. Напарника моего уже схоронили - едва до пятидесяти дотянул, не курил даже в армии. Это как?!
 - А техника безопасности?! - взвился ещё один, с перебинтованным глазом. - У нас что ни год - смертельный случай, а то и два. А травматизм - хоть госпиталь открывай! Я давно предлагаю: из оторванных и раздавленных членов готовить постоянное блюдо в заводской столовой и потчевать им начальство, коль оно нашей крови алчет!
 - Дохнем потихоньку - и никому дела нет!
 - Уходить надо!
 - Куда?! Везде одно и то же!
 - Пойдём на Пентагон! - проревел вдруг тот основательный дядя и принялся набатно стучать молотком по дверке железного электрошкафа.
 - На Пентагон!!! - взревел, мгновенно возбудившись, народ и кинулся железо разбирать.
 Вот удивительное дело! В доселе пока ещё обширных рубежах родного Отечества, в любом, даже самом здоровом, трудовом коллективе всегда отыщется козёл-возмутитель спокойствия, который, вопреки здравому смыслу и зачастую бескорыстно, а из одной только лихости и вольнолюбия русского характера или, напротив, из одной еврейской фронды всему и вся на свете, норовит увести безропотное овечье стадо из, в принципе, условно сытого и тёплого загона, где его содержит местное начальство. Этот козёл опасно играет на, увы, необыкновенной лёгкости, с какой наш народ переходит с одной позиции на противоположную. Впрочем, будучи готов и к такому обороту, я не растерялся, а по кино-ленинскому стереотипу выбросив руку в животрепещущие массы, закричал что было мочи:
 - Правильно, товарищи! Указать начальству на ошибки - святой долг наш! Рука об руку с ним живём, общее великое дело творим - и спрос с нас общий! Донесём начальству глас народа! Раньше секретарь парткома доносил, а теперь некому. Вот начальники, с непривычки, и заблуждаются без правдивой информации снизу! Поможем родному начальству!
 Этот козёл, слушая меня, перестал по шкафу грохать, а как я закончил, сам вскочил на соседнюю тумбу и, размахивая молотком, принялся толкать самую настоящую речь:
 - Если б начальники с прихлебателями хотели с нами знаться, давно снизошли бы со своих пентагонов в цеха - хлопотать себе вотум народного доверия, просить у нас индульгенцию за прежние грехи. Так ведь нейдут начальники в народ! Боятся они в цех идти: сказать им народу нечего, а сделать ничего не хотят иль не умеют. Раньше начальников наших сверху - министерства, ЦэКа стращал, с боков - райком партии и народный контроль плющил, снизу - партком-профком-местком, ветераны и комсомол, герои-ударшики, матери-одиночки и всякий иной грамотей отжимал, а сейчас они - сами себе господа-предприниматели: что в лукавые головы взбредёт, то и предпринимают!..
 Козёл шпарит без остановки, а я про себя думаю. Слишком уж гладко для простого работяги выражается, слишком... "Индульгенция", "снизошли", "лукавые"... По всему видать: не раз репетировал на кухне перед сонной супружницей соей, а потом эти домашние заготовки в заводских раздевалках и душевых обкатывал. Это, пожалуй, не тот козёл, что овец из загона уводит - и с концами. Явно это ренегат-инженер из тех, кто на диплом свой плюнул и за длинным рублём в станочники с ЧПУ подался, а недавно огляделся: "Ба! Да отсюда, из копчёных масс, я прямиком в чистенькие председатели профкома влечу! В главные, то есть, прихлебатели. Только подсуетиться вовремя, чтобы радетелем народных интересов подставиться и делегироваться трудящимися на переговоры с начальством. А там, в председателях, глядишь, халяв и подарков нацапаю, квартирёшку выделят или купят, на путёвки сяду, на аренду и по мелочам... Ну и отработаю, конечно!" Теперь я признал в козле сторонника своего, прививатора заводского масштаба. Только я служу - за идею, а он прислуживает - за барахло. И метода у нас разная: я честно и напрямик излагаю, а ему напрямик никак нельзя. Он сначала, чтобы в профком-распределитель вскочить, должен на чём свет стоит начальство местное "крыть", а потом, чтобы удержаться у пирога, обязан с пеной у рта доказывать народу, что, дескать, начальство, благодаря его, народного избранника, принципиальной позиции, затеяло исправляться и вот-вот совсем исправится, только не надо его третировать и беспокоить по мелочам.
 - ...Нет чтобы провести реконструкцию, организовать на заводе конверсию, - продолжал витийствовать будущий профлидер и левая рука директорала, - они пооткрывали при себе кучу банков, малых предприятий, оффшоров и кормятся с них - в ус не дуют! Оборонку в бордель превратили! Гордость отеческую, оборонку, нашими костьми-жилами выстланную, потом-кровью политую, на позорную смерть обрекли!..
 - Да это ж, братцы, истинный самородный талант! Вот ведь никто, нигде, никогда не учил его, а умеет, сукин сын, одним мановением вздымать народный девятый вал, яростно бросать его на скалы и, разбив, вести остаточную рябь в укромную бухту - плескаться под кормой адмиральского фрегата.
 Пора, однако, инициативу брать в свои руки.
 - Не обороняться нам надо, - закричал я в животрепещущие массы, - а наступать по всем фронтам перекройки, особливо на западном! Всадим буржуину в артерию нашу нефтяную иглу! Задушим его природным газом, завалим ломом и дровами! А кто здесь поводырь? Ваше начальство - поводырь! Вы только прикиньте, сколь тяжкое внешнеэкономическое бремя взвалило оно на себя! Добровольно взвалило, прозорливо, не дожидаясь понуканий из Кремля и не требуя прибавки к зарплате. Это ль не похвальный пример для вас, как на своём рабочем месте проявлять инициативу "по-западному"? Да-да! Ваше начальство, как репинские бурлаки-альтруисты на Волге, молча тянут от чужих брегов утлую баржу, доверху гружёную протоколами о намерениях и нательными вещами, тянут - вашей помощи не просят. Думаете, не волнительно начальнику от вас, кровинушек, от жены, от секретарши своей за этот треклятый рубеж тащиться? Он же, бедняга, трепещет, как осина, ибо дуб дубом: языка страны пребывания не ведает, в маркетинге и менеджменте не сечёт, от электроники ихней, как чёрт от ладана, шарахается. Да что электроника: ложки-вилки держать не умеет! А в висках стучит - не смолкает: "Вдруг ляпну что-нибудь не то - и все намерения останутся без протоколов?! Вдруг путана попутает?! Вдруг рашн водки на презенты не хватит?!" А каково начальнику мыслью маяться, что дома супружница злится, что не взял с собою на этот раз? Это же всё пережить надо!
 - Они-то всё переживут, - взвизгнула какая-то мелкая бабёнка в чёрном халате, - а вот мы попередохнем!
 - Поймите, - говорю...
 - Не хотим понимать!!! - кричат в пятьсот глоток. - Хотим жить красиво в их квартирах и особняках, нами заработанных! Хотим на присвоенных ими наших машинах кататься на итальянский курорт и в охотничий домик - по коньячок и шашлычок, и чтоб с тёлками! А звёзд, кроме коньячных, больше никаких не хотим - ни с пятью концами, ни с шестью, ни с семью! Долой!!!
 Да, прав Пентагон был - бунтом пахнет. Но катаклизм с перераспределением имущества в планы того козла не должен входить. И точно: его, как ветром, с тумбочки сдуло.
 - Верно, товарищи! - соглашаюсь я, потрясая "ленинской рукой". - Долой плохих начальников! А поимённо - кого и за что? Здесь сразу определится надо, чтобы невинный не пострадал. Я знаю: ты, народ, справедлив, и хорошего начальника третировать не станешь!
 В толпе произошло смятение, головами вертеть стали.
 - Вы своё начальство знаете, хоть? - спрашиваю я сурово. - Кто что делает, за что отвечает, на каком этаже пентагона обретается?
 В ответ гул недоумения. А я наседаю:
 - А ну, поднимите руку, кто женерального директорала при встрече в лицо узнать сможет - наверняка?
 Две-три руки поднялись.
 - А не точно: "то ли он, то ли не он"?
 Ещё две-три несмелые руки. Обстановка явно охлаждалась.
 - Ну а сколько у женерального заместителей, знаете?
 Стали отворачиваться, железки бросать. Кое-кто, правда, пытался гадать: "Четыре! Пять!" Но больше, чем на "шесть" у наивного народа фантазии не хватило. А когда выяснилось, что главного инженера вообще ни один из присутствующих в лицо не знал, а большинство даже и не догадывалось о существовании такового, пристыженные люди стали разбредаться по цехам, станки включать...
 - Как вы могли! - клеймил я оставшихся. - Америка чёрт-те где за океаном, а всяк из вас её президента в лицо знает. А вот родных начальников-кровинушек, однокорытников своих, спознать не удосужились. Хотя бы любопытства ради...
 Ну, потом рассказал народу пяток анекдотов из сексуальной жизни незадачливых начальников и закруглился. Потому что не было смысла продолжать. Начальство в огромном заводе оказалось сплошь профильным, что в общем-то редкость даже в наши плюранизменные времена. На этот раз мой богатейший арсенал прививок народу вакцины любви к начальству оказался, увы и ах, почти невостребованным - и всё из-за вульгарного незнакомства реципиента с потенциальным и, главное, живым объектом любви. А к портрету на стенке или, там, к прижизненному памятнику на заводском дворе ныне народную тропу не протопчешь - никакой ЖИВОТРЁП не поможет. Если уж в тишайшей Японии в вестибюлях приличных компаний народ резиновые морды начальникам бьёт, то у нас... - впрочем, как профессионал, не могу увлекаться. Вот если б мне встретился здесь хоть один начальник в анфас, умеющий по команде скалить зубы!..

 Мемуар №3. Сельская деревня