Sosтояние

Вы видите это повисшее в воздухе розоватое, иногда плюющее искрами, иногда пошатывающееся и дёргающееся то вверх-вниз, то влево-вправо? Этот цвет мне не по душе, но оно такое, независимо от того, что я хочу. Оно плюёт в уши изнутри стуками железнодорожными и даже иногда запахами и знаками. Оно постепенно превращается во что-то с кожей цвета фисташек и такой же гладкой. Потом оно похоже на упругое и, кажется, хрустящее, а ещё мокрое после дождя тело тюльпана, без каких либо признаков раскрыть свой бутон, он прочно закрыт и от этого кажется чем-то самым прекрасным во всей Галактике. Или нескольких Галактиках сразу. Это похоже на много-много-много таких тюльпанов. Ровных, стройных, одного роста как на подбор. Оно разматывает катушку тёмно-зелёных ниток номер сорок, рвёт на куски разной длины и развешивает их зачем-то на натянутый ровно горизонтально ворсистый лохматый шпагат. А потом оно бросается в море подсолнухов, ещё не созревших, но жёлтых-жёлтых! Прячется там, прижимается к толстому стеблю, обхватывает его своими руками с тонкой фисташковой кожей и просит не забирать всё это. Прижимается к стеблю, сползает на землю. И так засыпает в этой истерике незаметно. А потом мчится плескаться вместе с холодным, даже ледяным, но свежим и колким в ушах от этой свежести и звонкости. Потом бултыхается, разбрасывая брызги. Пьёт вино самое белое и греется у костра. Нюхает его. И летит, увлеченное, за подплясывающими пламени хлопьями, быстро-быстро гаснущими и превращающимися в цвета северных городов пепел. Тает и во что-то превращается… Во что, я уже не могу сказать. Потом с ним сталкиваешься на площади, мокрой ещё от слетевших с деревьев цветков в испаринах утренних. А потом оно, обезумевшее прячется под крышки канализационных люков и говорит про то, что хочет быть таким же плоским, чтобы вообще никогда не подавать виду. Никаких видов. Напяливает маски, подбирая их на улицах, примеряет и мусорит ими, бросая прям там, где стоит – не нравится. Бьётся головой о какую-то странную и чуждую городу музыку и признаётся ей в любви, признаётся и просит всегда быть рядом, просится всегда быть вместе, просится разбиться о неё до неузнаваемости. Танцует. А потом засыпает, что-то марает в моём блокноте перед этим и уже в полудрёмном бреду невнятно впечатывает в кожу бумажную синее название, и думаешь: вот проснусь и тут-то я и догадаюсь, тут-то ты никуда не спрячешься… А оно завернётся тем временем в газетку или вышагнет за дверцу форточки и повиснет там, целуясь со звёздами, или убежит в какой-нибудь город по ночным объёмным ресницам и кому-то в себе признается…