Странница Божия

               

   До начала вечерни ещё часа полтора. Возвращаться после послушания  в келью на втором этаже угловой башенки, куда поместил нас отец Митрофан, не хочется.   Солнце мягко золотит древние стены, играет на куполах храмов. По дорожкам, окаймлённым цветниками, прогуливаются туристы и паломники. Серо-розовые хлопья облаков недвижно зависли над бором. Огромные сосны, наверное, ещё помнят Толстого в его неизменных лаптях. Гоголь мечтал остаться здесь навсегда, а Достоевский задумал своего старца Зосиму.
  Вспоминаю свои первые приезды в Оптину Пустынь. Многое изменилось. Вон там стояли дома мирян, гуляли куры. Проезжал на мотоцикле мужик и при этом воровато поглядывал на монахов. А вот здесь, несколько лет назад, мы сидели на лавочке с игуменом о.Мелхиседеком. Батюшка улыбался в окладистую каштановую бороду и рассказывал, как в миру в студенческие годы сдавал сессию в институте, учился на стоматолога, и как вёз на груди антиминс в только что открывшуюся Оптину. 
   Стало больше могилок на кладбище. Старые надгробные памятники перенесли. Силюсь прочитать затёртые надписи. Серо-коричневая ящерка проворно снуёт по граниту, потом выжидающе замирает, её точёная головка с чёрными глазками-бусинками настороженно следит за мной.  Рядом играет девчушка лет семи - при  монастыре воспитывается много сирот и брошенных детей.  Сшитое заботливыми шамординскими сёстрами длинное чёрное платьице делает её похожей на маленькую инокиню. Расстелила на посыпанной мелким гравием дорожке тряпицу, сгребла на неё ручонками пыльные серые камешки, завязала в узелок.
 - Во что играешь?
 Пытливый взгляд из-под выбившейся русой чёлки, доверчивая детская улыбка. Слегка картавит.
 - В странницу Божию.
 Девочка теряет ко мне интерес, серьёзнеет. Сдувает с глаз непослушную чёлку, вскидывает на плечо палочку с подвешенным узелком. Уходит. Вскоре её тёмная худенькая фигурка теряется в пёстрой толпе прихожан.
  Маленькая щепочка, брошенная матерью в житейском море. Странница Божия.