Девственница
Конец января и половина февраля прошли у нее под знаком любви. Они не прошли — пролетели стремительно и незаметно. Одно, что запечатлела память, — это белозубая улыбка дорогого лица, жар его губ и напористая сила мужских рук, от которой она таяла и млела, от которой спасения не было.
Когда, уже на третьем свидании, он властно обхватил ее стан и привлек к себе в полумраке подъезда, Света впервые в жизни почувствовала невероятно приятную слабость, ту слабость, когда она теряла власть над собой. Он делал тогда с ней все что хотел, и захоти он большего, возжелай он ее до последней черты, Света бы противостоять не смогла. И эта она, которая всегда держалась с парнями строго, к которой никто так близко не подступался!
Что это, спрашивала у себя девушка на следующий день, — любовь, страсть, одуренье? И не находила ответа. А только до боли помнили ее душа и тело следы его поцелуев на шее, устах, волосах, мочках ушей; помнили ласковые и вместе с тем нахально-бесстыдные ладони Сергея, властвовавшие над ней целые полчаса…
После этого они встречались через два, через три дня, и всякий раз их свидания кончались пылкими объятиями в ее подъезде. Впрочем, говорились там и слова, но слова были лишь дополнением к тому происходящему между ними важному и неукротимому действу. Он был смел с ней, очень смел… Но странно, ни одно его действие не оскорбляло целомудренной девичьей души, а напротив, было приятно и невольно хотелось его повторения… Чего никогда не было при общении с прежними ее кавалерами: после поцелуев некоторых из них хотелось вытереть платком губы или прополоскать рот. Не то — Сергей. Это мужественное волевое лицо с небольшим шрамом над левой бровью! Она так любила отыскивать в темноте и целовать этот шрам. А мягкость его светлых волос, которую света ощущала на своей щеке, когда Сергей припадал губами у ее шее…
В этом волшебном сне прошло три недели. И совсем не удивилась Света, когда Сергей сказал, что придет к ней сегодня ночью. Он сказал как бы безапелляционно, зная, что отказа быть не могло. Она ничего не ответила, а лишь стыдливо и кротко посмотрела ему в глаза. Она не знала, что говорить. И тут он залез в свою сумку и достал полиэтиленовый непрозрачный пакет. Протянул Свете.
— Это лестница, Светик. — И, выудив из пакета веревочный скруток с тонкими планками, показал петлю, которую надо будет зацепить за батареи отопления. — В половине второго я у тебя. Сможешь открыть окно?
— Смогу.
…Лестница уже много раз раскладывалась, проверялась и опять сворачивалась в скруток возбужденной Светой. Временами ее охватывало сомнение, выдержит ли эта с виду непрочная веревка Сергея. А иногда находило беспокойство: что, если он просто пошутил, что, если он не придет! Кому может придти в голову лезть в пятнадцать градусов мороза по веревочной лестнице? И зачем, когда можно бесшумно отворить дверь? Мама и так бы не услышала, потому что последние две недели принимает снотворное. Какая-то нелепость, глупость…
И тут же представлялось ей, как перевалит минутная стрелка за половину второго, приблизится к трем, перейдет и эту отметку, а она, несчастная, будет сидеть и ждать. Потом заплачет, будет метаться по комнате как оголтелая. И так всю ночь, потому что уже не сможет уснуть. А завтра Сергей не позвонит, не позвонит и послезавтра… Страх накрывал ее душу черным крылом: не позвонит! Казалось, ничего более ужасного не может случиться на белом свете. Что она будет делать тогда?! Он и адреса своего не оставил, он звонит, когда ему вздумается, он приходит, когда пожелает. А она стала его рабой. Она без него не может…
Светин взгляд рассеянно скользил по вещам, казавшихся сейчас чужими. Вот письменный стол, где она уже лет двенадцать готовит домашние задания; вот уютное кресло, в котором она любит слушать магнитолу; вот книжная полка, с которой она часто достает что-нибудь почитать; картина над кроватью со смешными зверушками… Но все это не имеет сейчас для нее никакой ценности, все это -– тлен, если не придет ее любимый.
Девушка несмело подняла глаза на настенные часы: двадцать пять минут второго. О, Боже! Еще пять минут, и ее сердце не выдержит. Оно и теперь колотится так, что вот-вот грудную клетку разломит…
И тут Света вспомнила, что не заперла дверь на задвижку, как просил Сергей. Она метнулась к ней, замкнула, затем отомкнула, высунула голову в коридор, прислушалась. Тихо. Вход в зал, где спит Неля Александровна, находился в другом конце коридора. Но дверь в зал (так показалось девушке) на это раз приоткрыта. Да, приоткрыта на несколько сантиметров. Надо подкрасться и закрыть! Нет, нет, нет… нет больше времени.
Света снова заперла свою дверь на задвижку. До половины второго оставалось около двух минут. «Он не придет!» — почему-то уверенно стукнуло в голове. «Как не придет! — едва не вскрикнула Света, словно обращаясь к кому-то реальному. — Как же не придет!!» Но тишина была ей ответом. Лишь мерно тикали часы.
Девушка подбежала к окну. Переулок утопал в ночном полумраке. Ни звука, ни движения внизу. Она в оцепенении приникла к стеклу щекой и простояла так Бог весть сколько времени. Она не хотела поворачивать головы к часам, боясь сойти с ума от отчаянья. Но вдруг переулок озарился светом фар: какой-то автомобиль приближался справа. Так, легковушка протарахтела мимо ее окна. Однако не притормозила, не остановилась… И опять навалилась гнетущая тишина. Хотелось плакать.
Удерживая рыдания, она подбежала к тахте, упала на нее ниц. Но нервная сила тотчас же вынудила ее сесть. Сесть и прислушиваться. А над головой тикали неумолимые часы. Сколько же показывал этот изверг? Света отвалилась на локти и посмотрела вверх: тридцать семь минут второго!
Легонько звякнуло стекло окна. От этого внезапного звука сердце выбросило в артерии огромную порцию крови, и руки на мгновение онемели. Затем онемели и ноги. К счастью, это длилось всего секунду, и вскоре Света была у окна. Она вставала на цыпочки, косила глаза вниз, но, разумеется, никого там не увидела. Надо было высунуться на улицу, а для того отворить створки. С этим девушка управилась быстро, так как еще два часа назад несколько раз прорепетировала — для чего пришлось аккуратно поддеть ножом утеплительные полосы бумаги, оторвать их от клея.
Холодом обдало ее лицо, руки и грудь под домашним халатиком. Света высунулась чуть ли не по пояс: под окном стоял человек в темной шапке и, насколько было видно, в какой-то темной форме. Он поднял к ней лицо и молча взмахнул рукой. Это Сергей.
Вскоре лестница была опущена вниз, и он стал проворно подниматься. Однако, когда ночной верхолаз достиг подоконника, Света почувствовала страх. Она не поняла его причину, но машинально бросилась от окна к двери, лихорадочно проверила задвижку. Приникла ухом к дверному щиту. Но все заглушали удары собственного сердца. Девушка опять метнулась к окну. В этот миг Сергей бесшумно спрыгнул на пол. Затем они вместе, очень аккуратно и осторожно, закрыли створки, опустили нижние засовы, оставив незадвинутыми верхние.
Сергей был в темной камуфляжной форме армейца, в вязаной черной шапке. Все это он сбросил на кресло. На нем оказался синий шерстяной свитер, синие спортивные штаны.
Он подошел к ней, мягко обнял и чмокнул в щеку.
— У тебя в шкафу много одежды? — шепнул он в самое ухо, цепко осмотрев комнату.
— А что? — удивилась девушка.
— Если вдруг будет стук в дверь, то я туда спрячусь. — Он подошел к шкафу, тихонько отворил дверь и заглянул внутрь. — Нормально. Давай, Светик, сюда мою одежду повесим.
Света взяла его штаны и куртку, понесла к шкафу. Повесила. Сергей тем временем возился за ее спиной.
Она закрыла створку, повернулась и обомлела: он стоял перед ней в одной майке, стоял почти вплотную. Света растерянно замерла и посмотрела ему в глаза. И тут, только сейчас, до нее во всей полноте дошло, что это не шутки, что сейчас, возможно через пару минут, случится то, о чем тайно мечтает каждая девушка. Но отчего же ей так страшно? Отчего стало так не по себе, если все через это проходят? Нет, уж лучше оно случится сейчас, в двадцать лет, а не позже, — с любимым, очень ей любимым человеком…
И он, точно опережая Светины боязливые мысли, обхватил ее за талию и не привлек — бросил на себя так, что она встала на цыпочки. Приник к ее губам своими. Он прижимал ее с такой силой, что Светина грудь расплылась по его мускулистой груди, девичий живот ощущал на себе кубики его брюшного пресса…
— Я люблю тебя. — Чтобы произнести это, он на мгновение оторвался от ее уст. — Милая… — И приник, жарко приник снова.
Этот жар через шею, грудь, живот пополз вниз по Светиному телу. И тут она ощутила, что руки Сергея, которые вначале были на ее талии, уже гладят бедра, причем орудуют не по халату, а под ним, по самому телу. Ай! — его ладони очутились на ее ягодицах и уже даже не гладят, а мнут, углубляются в их мякоть. От этих настойчивых грубых движений было бы, наверно, больно, если б не стало так приятно. От их Светина плоть словно превращалась в кисель, глаза затянуло поволокой. Она даже не видела лица возлюбленного, который непрестанно ее целовал…
Вдруг, когда жар в низу тела достиг необычайной силы, Сергей с неожиданной легкостью — а Света была отнюдь не худосочная и почти одного с ним роста — оторвал ее от пола и вскинул на плечо. Его рука обручем сошлась на ее бедрах, как бы спутав. «Господи, неужели это все?» — встрепенулось что-то в девичьей душе, и Света отчаянно дернулась в руках Сергея, подняв корпус под самый потолок. И сразу же, словно осознав тщету сопротивления, бессильно опустилась на его спину. Она теперь походила на космонавта, который уже оторвался от земли, и всякое сопротивление полету может привести только до катастрофы. Покорная закону всемогущей природы, лежала Света животом на плече Сергея. Он нес, решительно нес ее к тахте… Нельзя было ни вскрикнуть, ни слова вымолвить. Все должно было происходить молча и как можно тише.
На тахту он ее не опустил, не положил, а сбросил в какой-то неукротимой ярости. Стремительно навалился, подмял, обжег поцелуями лицо, шею, грудь… Света почти не заметила, как ласковые и вместе с тем настойчивые, умелые руки стащили с нее остатки одежды, успевая при этом приподнимать нужные части тела от тахты, успевая ласкать и нежить… Волосы его груди щекотали ее соски, а ладони неутомимо трудились над бедрами и ягодицами. Там было нестерпимо, ужасно жарко! А затем этот жар пронзила ошеломляющая короткая боль, и с этого мгновения они стали уже одним животом, одной грудью и одними губами… Сладкая истома обволокла Светино тело, теплые волны ритмичных толчков качали ее в океане нежности. Временами она погружалась в полусон, временами слезы застили ей глаза.
Лишь отрывками запомнила Света ту ночь. Помнит, как лежали они обнявшись, как плакала, а он ее утешал ласковыми словами. Помнит, как хотелось спать, как забирала в свои сети усталость. А Сергей не отпускал, принимался вновь целовать, гладить, тискать, ворочать и опрокидывать ее разомлевшее тело. Помнит, как опять было жарко, сладостно, больно…
Он ушел только без пятнадцати шесть.
Свидетельство о публикации №205052100003
Марианна Янгильдинская 18.05.2006 12:10 Заявить о нарушении