Судьба

Глеб Околышев, потомственный пролетарий в четвертом поколении, до перестройки сменил много мест работы, освоил немало специальностей. В промежутках между двумя своими отсидками "по молодости лет", был и подручным сварщика, и нарезчиком левой резьбы, откусывателем шляпок гвоздей и сцеживателем молока, оператором валеночных голенищ и монтажником установочных каркасов для загона свиней на мясокомбинате. Последнее название сыграло решающую роль, когда в привычной обстановке кабака, он хвастался своими трудовыми подвигами перед осоловевшим и плохо соображавшим своим друганом, Васькой Шепелем, бывшим подельником по второй ходке.
- Монтажник? - заплетающимся языком по слогам промычал Васька, - Так дуй к нам в ЗСНА, у нас берут монтажников, - закончил с трудом он свою непривычно цельную фразу и уронил обессилевшую голову в тарелку с макаронами, отчего рабочий лик его украсил родной классовый цвет - цвет томатной пасты, которой сдабривала макароны на итальянский манер продвинутая повариха Груня.
- И пойду, а что? Имею право, у нас демо... демо... кр..ати...я, - с трудом выговорил Глеб родное слово, осоловело глядя на друга.
Демократию Глеб любил, она спасла его от третьего срока, когда взявши на гоп-стоп какого-то фраера и уже попав в СИЗО, он, усваивая уроки бывалых и авторитетных зеков, привнес в дело политическую окраску, и на суде яростно доказывал, что фраер - бывший коммуняка, и напал он на него из чисто принципиальных и политических соображений.
- Они народ мучили, - нес он на суде, - Не для того мы на баррикадах за демократию боролись, чтобы такие вот - Глеб грязным заскорузлым пальцем тыкал в сторону потерпевшего пожилого человека - безнаказанно ходили "на районе". "На районе" у него получилось особенно звучно и убедительно, эта терминология недавно вошла в уголовный лексикон и пользовалась популярностью среди районного "пролетариата".
Его тогда пронесло, дали условно полторашку, на том и дело закрыли. А два поломанных ребра и моральные унижения пожилого человека, получившего отныне статус потерпевшего, мало кого волновали, ибо крутым и богатым этот человек не был, а был самым рядовым интеллигентом, бывшим советским инженером в заводском КБ, и на него по большому счету всем было глубоко наплевать.

Начальнику монтажного участка, вечно заваленному спешной и авральной работой, было некогда разбираться в тонкостях человеческой души, и Глеб был сходу принят в дружный и сплоченный рабочий коллектив. Он быстро освоил все премудрости прокладки кабеля, кое-что начал смыслить в монтировании щитов. Держался он дерзко и уверенно. Хамское поведение издревле в пролетарской среде почиталось за норму, даже за доблесть, и братвой приветствовалось.
Попыхивая сигареткой перед началом рабочего дня Глеб хвастал, перед такими же как и он сам, бойкими ребятишками своими похождениями в кабаках, стоя напротив окна помещения охраны, отчего охранник, не в силах более выносить его обильно сдобренную матом и "феней" речь, с силой захлопывал окно, дабы поберечь свои нервы и свой слух.
- Пень, бля - большим пальцем указывал он на охранника и продолжал вдохновенно нести свою блатную ахинею, всем своим гордым и независимым видом показывая свое превосходство над человеком в форме в частности и над всем начальством вообщем. Это заводило братву, это нравилось, и авторитет блатной его прирастал.

Но как-то раз, проветривая перед сдачей смены помещение, охранник не услышал ни привычного уже мата, ни едких и злых блатных шуточек. За окном было непривычно тихо, рабочие переговаривались вполголоса, было видно, что они обсуждали серьезное событие. Не нужно было особенно напрягать слух, чтобы понять, что речь идет о Глебе и о вчерашнем событии.

Вкратце дело было так. Глеб с друганом, как всегда, вечером, пили в своем родном кабаке. Когда друзья уже дошли до своей обычной кондиции, то есть были уже в изрядном подпитии, к ним подсела небольшая компания из трех человек. Соседи мирно пили пиво и беседовали, пока в их разговор не стал вмешиваться словоохотливый Глеб. Вначале новая компания только посмеивалась, глядя на осоловевших своих соседей, потом им это надоело, и самый представительный человек из новой компании заметил:
- Шли бы вы ребята по-хорошему пока...
Глеб начал по обыкновению хамить, задетый за живое:
- Указывать дома будешь, своей жене, - твердо глядя в глаза обидчику, довольно членораздельно произнес Глеб, о чем ему пришлось тут же здорово пожалеть. Крепко сложенный молодой человек, похожий на спортсмена тяжелоатлета, без лишних слов выволок тщедушного Глеба за дверь кабака и легко бросил его на газон, прилегающий к пивной. Полет Глеба был успешным, но приземлился он неудачно, снайперски попав задним местом на металлический колышек ограждения. Взвыв нечеловеческим голосом, Глеб вскочил с колышком в заднице, выдирая попутно, связанные проволокой между собой, остальные колья ограждения. Так он бегал, завывая от боли и унижения, под сочувственными взглядами окружающих, прохожих и всех посетителей кабака, давних корешей Глеба, пока его, вместе с "реквизированным" им ограждением не умчала в больницу "Скорая помощь".

Прошло немного времени, Глеба вылечили, сделав ему три операции, но стал он каким-то тихим, от былого его дерзкого хамства не осталось и следа. Походка его изменилась, стал он передвигаться, широко расставляя ноги, враскорячку. "На районе" над ним ухахатывались, но встречали с деланным видом молчаливого сочувствия, он это видел и страдал невыносимо. Отныне за Глебом навсегда утвердилась кличка - "Штырь".

20.05.2005.