Визит вежливости

- Миша, ты помнишь Ниночку?,- спросила Бурляева жена.
- Какую Ниночку?
- Ну, Ниночку Турновскую, такая хорошенькая была, за Вовку-интеллигента вышла…
- Вы все такие хорошенькие были… а! Помню, помню. У нее еще история какая-то со свадьбой была? И чего ты вдруг вспомнила?
Марина замялась:
- Да, надо бы в гости съездить, приглашает… звонила, просила приехать. У нее какие-то неприятности, не сказала по телефону.
- Ну да, когда приятности, не приглашает.
- Ну, Миш, ты неправ. Она же бесхитростная, корысти тут нет, ну, тоска заела, хочет увидеться просто.
Бурляев подпер щеку и стал задумчиво разглядывать жену. Марина спиной почувствовала взгляд и повернулась от плиты:
- Ты чего уставился? Давно не виделись?
- Да все не привыкну никак. У тебя обостренное чувство долга. Сто лет не общались. И по первому зову. А они по-прежнему в деревне живут?
- По-прежнему!
- Вот. Значит, выходной полностью убить надо. Вокзал. Электричка. На машине же не поедешь, выпивать придется.
- Можно подумать, что тебя это очень огорчает!
- Конечно. Ты же знаешь, что ненавижу самогон.
- Возьми с собой коньяк.
- Ехать в Зубровку, чтобы выпить коньяку! Я и дома могу это сделать.
Марина отвернулась к сковороде:
- Как хочешь. Я же не заставляю. Зануда. Можно подумать – с ножом к горлу. Одна съезжу.
Бурляев тяжело вздохнул:
- Одна!.. у тебя даже попа от обиды отвисла.
- Руки прочь! Сейчас поварешкой получишь! Извинись сначала, зануда!

***

Бурляев слукавил.
Ему не надо было вспоминать Ниночку. В компании Марининых однокурсниц она выделялась. Не красотка, но именно хорошенькая. Курносенькая, смешливая. Бурляеву Ниночка казалась глуповатой… точнее, примитивной. Он никогда не знал, о чем с ней говорить. С такой хорошо пофлиртовать недельку, переспать раз пять-шесть, но что делать потом, представлялось решительно неясным.
Возможно, именно это и привлекало к ней Бурляева. Мужская хваленая логика ничем не логичней женской.
Однако, матримониальных планов в отношении Ниночки у него не было. Вообще, вращаясь в Марининой компании, Бурляев невольно примерял всех подружек на роль постоянной спутницы жизни, и Ниночка в этой примерочной очереди была последней.
Бурляев с Мариной долго жили в гражданском браке. В грехе, как говорила мать. Потом зарегистрировались, и даже обвенчались. И Бурляев ни разу не пожалел о своем выборе, даже после стольких лет совместной жизни. Была в Марине какая-то чертовщинка, не дававшая к ней привыкнуть, как к старой мебели.
А Ниночка запомнилась дурацкой историей со своим замужеством. Где она познакомилась с Володей Барминым, -- неизвестно. Он жил и работал в деревне Зуброво. Деревня эта была, конечно, не настоящей деревней. Близость мегалополиса изменила привычный крестьянский уклад, многие жители работали в городе. К тому же Зубровка оказалась лакомым кусочком для городских нуворишей, настроивших в ней коттеджей. На Руси ведь как – завелись деньги, так либо пить начинают, либо строиться. К слову, в процессе этого запойного строительства кого из застройщиком ликвидировали в разборках, кого посадили, кто сам разорился. Так что новостройки многажды переходили из рук в руки, но даже сейчас было еще много незавершенки.
И Володя Бармин тоже был не настоящим деревенским жителем. Он заведовал деревенским Домом культуры, по-простому – клубом, потому имел кличку Вовка-интеллигент. Но, несмотря на эту аристократическую должность, рассматривался Ниночкиными родителями как парвеню, а его брак с дочерью как мезальянс, соответственно.
Вовка-интеллигент, конечно, чувствовал такое отношение, хотя родители, стараясь не обидеть его, общались с ним подчеркнуто уважительно. А, может, именно поэтому. И старался вести себя и выглядеть как истый горожанин, чем еще больше подчеркивал свою, так сказать, провинциальность – городские ребята мало придавали значения одежде, наоборот, был принят слегка хипповатый стиль.
Трудно понять, почему Ниночка приняла предложение Володи. Вроде бы,  безумной любви с Ниночкиной стороны не было. Во всяком случае, Бурляев не наблюдал никаких внешних проявлений. Остаться старой девой Ниночке не грозило, поклонников хватало. Незапланированная беременность как причина тоже отпадала – у них и по сегодня детей нет.
Кто поймет женскую, тем более девичью, душу?
Понять Володю было легче. Если надо причину, то это причина. Сельский интеллигент вцепился в Ниночку мертвой хваткой. Расшугал всех поклонников, благо силушкой Бог не обидел. Создал вокруг Ниночки вакуум. На коллективных пирушках после третьей рюмки начинал вызывать на поединок потенциальных соперников: "А ну, выходи один на один!" Вероятно, именно этот напор, расшугивание претендентов руки и сердца и склонили Ниночку. Как говорила Маринка, "такому зануде проще сразу дать, чем объяснять, почему этого не хочется".
Когда Ниночка дала согласие на брак, Вовке невмоготу было терпеть положенный законом срок на обдумывание. Да и опасался, наверное, и не без оснований, что возьмет невеста, и обдумает, и передумает… Не давая никому опомниться, договорился в своем сельсовете, дал Ниночке три дня на свадебное платье и упылил в свою Зубровку готовить свадебное пиршество.
И настал день свадьбы. Бурляев с Маринкой, свидетельницей невесты, с утра приехали к Ниночке. Заплаканная мать, с полным ртом булавок и заколок, достраивала свадебный наряд. Отец, пользуясь безнаказанностью, уже основательно хряпнул, и, пожимая Бурляеву руку, сострил: "Вы нас извиняйте, мы с поминок, так что немного навеселе". Истерично-возбужденная Ниночка, не меняя манекенной позы, прошипела: "Папочка, шел бы ты… в другую комнату… со своим юмором висельным!"
К назначенному времени подъехала машина из Зубровки с первой партией Вовкиных односельчан, пожелавших принять участие в процедуре выкупа невесты. Они радостно сообщили, что жених едет со следующей машиной. Все были примерно на градусе невестиного папы, поэтому приезд второй веселой машины без жениха вызвал у трезвой части компании беспокойство. Когда приехала третья ( и последняя ) машина, и также без Володи, с Ниночкой началась настоящая истерика. Макияж пошел насмарку. Папа еще повеселел, окрыленный смутной надеждой. Ехидная Марина прошептала на ухо Бурляеву: "Если бы жених в дверь, еще ладно, а уж если в окно – мое почтение!". Экипажи всех трех машин друг на друга возлагали вину за забытие жениха.
Как потом выяснилось, у Вовки-интеллигента от всех треволнений схватило живот, и он удалился в домик с деревенскими удобствами, располагавшийся, как и положено, в дальнем конце двора, почти на огородах. А тем временем друганы и отбыли, пребывая каждый в уверенности, что жених в другой машине.
Когда Володя обнаружил, что остался один и без транспорта, он впал в умопомрачение. Поскольку пиршество имело быть в клубной столовой, в доме не было никого, кто бы мог помочь безумцу принять адекватное решение. Наверно, какие-то приемлемые варианты были – ну, соседи, сельсовет, черт в ступе… Вова пошел по прямой. Он вывалился под колеса первой попавшейся машине – ей оказался самосвал фермера, который вез в город на консультацию свою беременную жену. Так как пересадить в кузов ни фермера, ни его жену не представлялось возможным, там поехал сам жених, приседая при проезде постов милиции, а в остальное время стоя, цепляясь за борт и гладкую стенку кабины.
Вид приехавшего к невесте жениха потрясал. Чернотой облика он был схож с Ниночкой, размазавшей тушь по всему лицу. Зато костюм резко контрастировал с белоснежным платьем невесты. Пыль, грязь, мазутные полосы, вызванные припаданием к кабине… Чучело довершалось всклокоченной копной соломенных волос с застрявшим в ней мусором.
Пока Вовку приводили в божеский вид, виноватые односельчане телефонировали в сельсовет об изменении времени церемонии. Судя по лексике, переговоры продвигались туго, поскольку председатель держался из последних сил и мог не дотянуть.
Из дальнейшего Бурляеву запомнилось: бешеная гонка до Зубровки, краткая официальная часть с обменом кольцами, покоем поставленные столы с убийственным количеством бутылок самогона, соответствующее количество еды, и несколько первых традиционных тостов. Непосредственно вслед за этим наступило пробуждение на сеновале, на расстеленном одеяле с простыней. Голова, против ожидания, почти не болела. Рядом посапывала Маринка. Их одежда была аккуратно развешана на стенных гвоздиках. Стояла тишина, сено одуряющее пахло, где-то далеко орал петух. Бурляев осторожно обнял Маринку. В то время они еще грешили урывками, это утро было подарком. Маринка сонно потянулась к Бурляеву и заползла на него. Бурляев стащил с нее остатки одежды, и они любили друг друга в это утро так, что запомнилось навсегда, только он отворачивался от Маринкиных поцелуев, опасаясь опротиветь ей запахом перегара.

***

Отягощенный сумкой с бутылками коньяка и мартини, а также деликатесами из супермаркета, Бурляев спрыгнул на перрон и помог спуститься Марине, неловкой из-за узкой юбки и букета тюльпанов. Их охватило сложное сочетание запахов цветущего луга, мазутного смрада железной дороги и меркаптанового душка функционирующего фермерского хозяйства.
Со дня свадьбы Бурляевы в Зубровке не были, редкие общения Марины с Ниночкой происходили в городе. Искомый переулочек носил жуткое, оставшееся с глухих к семантике советских времен, название "Тупик Свободы".  Никто не хотел оскорблять свободу начертанием диких слов, табличек на домах не было, заодно не было и номеров, поэтому поплутали, задавая наводящие вопросы аборигенам.
Чувствовалось, что цель уже где-то рядом. Марина обратилась к двум встречным женщинам:
-  Не подскажете, где дом Барминых?
Реакция женщин Бурляева удивила. Одна из них, полненькая, испуганно спросила:
- Что, уже?
Вторая, худощавая и высокая, дернула ее за рукав:
- А вот их дом, с зеленой крышей.
- А, спасибо, вижу, вижу.
Уже подходя к дому, Бурляев оглянулся. Женщины стояли и смотрели им вслед. Увидев, что Бурляев смотрит на них, как по команде повернулись и зашагали прочь. Бурляев сказал:
- Что-то мы не то делаем. Какие-то обычаи нарушили. Может, тут с сумками нельзя ходить. Или с цветами.
- Что ты ахинею несешь, Бурляев, -- когда Марина сердилась, то называла мужа по фамилии.
На скрип открываемой калитки выскочила на крыльцо Ниночка и с подвизгиванием бросилась на шею Марине. Чмокнула в щеку Бурляева и потянула в дом. Выглядела Ниночка неплохо, моложаво.
После первых приветствий, ахов и воспоминаний Марина спросила:
- Нинок, а что у тебя случилось? Ты по телефону не стала…
Без всякого перехода Ниночка захлюпала носиком, глаза наполнились слезами:
- Вовка в больнице, в реанимации. Не пускают. В тяжелом состоянии.
Оказалось, что третьего дня Володя возвращался на своей "шестерке" из города и столкнулся с выезжавшим на трассу джипом. У Володи переломы, черепно-мозговая травма. "Шестерка" в хлам. Восстановлению не подлежит. А джипу и его хозяину (тоже в хлам пьяному) – хоть бы что.  Нет, джип, конечно, помят, а у этого сученка пара синяков только. Счастье, что произошло все около КПМ, быстро скорую вызвали, а то бы помер Вовка. И расплакалась Ниночка в три ручья.
Затем выяснилось, что самое страшное позади. Врачи, хоть и держат в реанимации, говорят, что опасности для жизни нет, и мозговая травма относительно легкая, скоро переведут в общую палату. Марина оказалась права: никакой помощи от Бурляевых не требовалось, просто тоска заела, хотелось увидеться. Глазки просохли, блестящий от слех носик припудрили, букет пристроили в вазу и начали готовить стол, выставлять заготовленные и привезенные продукты, бутылки… Бурляев вышел на веранду, закурил и, усевшись в удобное кресло, стал лениво прислушиваться к комнатному разговору.
- Я несколько лет в городе проработала, в разных конторах, неудобно, знаешь… Каждый день на электричке, туда-обратно. Да и дорого. Потом Вовка меня в клуб устроил свой, методистом. Ну, это название, по штатному расписанию. А так всем приходится заниматься – кружки всякие, мероприятия, выборы, сабантуи… В общем, чем директор прикажет, тем и занимаюсь.
- Ну, так не все тебе Вовкой командовать.
- Каким Вовкой? Вовка давно не директор.
- А кто? Кем работает?
- Вот, до аварии таксистом в городе работал. На своей машине. В фирме частной. Хорошо зарабатывал. Хозяин обещал ему новую машину с правом выкупа… Что теперь будет?.., -- судя по молчанию, Ниночка опять заплакала.
Через некоторое время Марина спросила:
- А почему Вовка из директоров ушел?
- Ушел?! Посадили его. Год отсидел. Говорила ему – Вова, не воруй, не тащи из клуба, - он свое.
- Что из клуба тащить можно?
- А он все тащил. И ведь хозяйственный, дурак! Он же не пил. Ну, не то, чтобы совсем трезвенник, там в субботу, после баньки… не так, как другие вокруг. Сбудет прицеп цемента, в банк положит, под проценты. Когда суд был, я все загашники вытрясла. Ущерб гасили, вещи продавали, а то бы годом не отделался.
- Господи! Что же ты ничего не говорила? Как же ты жила… одна?
- Да стыдно было. Жила… родители помогали, чем могли. Соседи поддерживали – кто картошкой, кто морковкой, кто морально… Вовка вышел, вроде поумнел. Начал вот таксовать – и…
Горестный диалог прервался робким стуком в дверь. Марина крикнула:
- Миша, открой, у нас руки грязные!
Бурляев протопал в сени мимо подруг, успевавших кроме разговоров резать овощи, открывать банки с соленьями и совершать еще уйму движений, намекающих на предвкушение пира, и открыл дверь.
На крылечке стояли две давешние странные женщины. Коротенькая толстушка держала в руках большой букет свежесрезанных садовых ромашек, а высокая – трехлитровую банку с мутноватой жидкостью, слегка накреняясь от тяжести. Они смотрели на Бурляева со скорбным видом и молчали.
- Кто там? – крикнула из комнаты Ниночка.
- Это мы. С Альбиночкой, -- замогильным голосом ответила толстушка.
Ниночка выбежала в сени, вытирая руки о фартук:
- Альбинка, Наташка! Вы чего это? С цветами?!
Ниночка перевела взгляд на Бурляева, потом обернулась на комнату, где в вазе стояли им принесенные цветы, и закатилась:
- Слушай, Мишка, это они вас с цветами увидели… решили, что вы на Вовкины похороны приехали!..
И тут же, без перехода, залилась слезами, обняла подружек и потащила их в дом.
Действительно, соседки-подружки пришли утешать "вдову" с цветами и самогоном. Худшие опасения Бурляева оправдались.
Когда уселись за стол, Наташа с Альбиной стеснялись городских, жеманничали, но после пары рюмок коньяка повеселели, Альбина даже пококетничала с Бурляевым:
- У нас тут с цветами только на свадьбы да похороны, а тут такой интересный мужчинка… ну, мы и поняли – бедная Нинка!
- Слава Богу, худшее позади, -- Ниночка промокнула глаза, -- Миша, наливай дамам, ты ж у нас единственный!
- А слабо вам нашего? – подала голос Наташа, -- не хуже коньяка-то.
После этого разговоры закончились, и началось веселье. Подруги не представляли его иначе, как в движении. Они самозабвенно пели частушки, танцевали друг с другом, и безуспешно пытались вытащить из-за стола Бурляевых. Ниночке было неловко за соболезнующих гостей, ей тоже хотелось поболтать, повспоминать. Бурляев тоскливо прогнозировал завтрашнее похмелье. Только Маринка  искренне наслаждалась ситуацией, хохотала, подначивала Бурляева потанцевать.
          Из-за громкой  музыки и гвалта не сразу расслышали телефонный звонок из реанимационного отделения.