Эхо золотого века

Посв. Николаю Николаевичу Королеву

Этот большой сборник дополнен также стихами, песнями, рассказами и частушками. Итак, "Эхо золотого века" это: 4 наброска Пушкина, 1 – Лермонтова, 1 – Некрасова, 1 – Ло-моносова; стихи: "Бесы", "Известно, что Крылов", "Что сделали с тобой о, Пушкин!", "Гор-дость", "Как Пушкин Беломор покупал", "Уникум – 1, 2, 3", "Про Неахеджакову", "Стихи об Америке", "Бред № 82", "Открытое письмо...", "Декларация чеиста" и многие другие.
Примечание: По вине сотрудника из редакционного портфеля совершенно необъяснимым образом пропали такие стихи, как "Региональные рыдваны", "Пудели грозные, пудели грязные", "Не давили ящеров лошадки".
Виновный наказан. О пропаже сообщено в Интерпол.
И совершенно зря! Рази они найдут?!

ПРИКЛЮЧЕНИЯ АЛЬТРО
Ивановой Елене Петровне

Какой-то альтруист, прескверно говорящий,
Решил помочь больным для общей пользы вящей.
Ведите, - говорит, - меня, больных палата,
Я буду им, как брат и даже лучше брата.

Ведут и говорят: - Гляди, тут лилипуты,
Тут карлики, а здесь балбесы – шелапуты.
Сюда вход запрещен! Здесь СПИД плюс паранойя,
А здесь эксперимент: холерная секвойя (?!).

Но вот они дошли до сумрачного негра
И призрачных ловчил, диагноз коим: "лепра!".
Ловчил отверг альтро, и потом покрываясь,
Сказал: "Я негр любить" и, странно извиваясь,

"Ты хочешь, - говорит (а сам глядит на негра), -
Я буду подарить тебе большая зебра?"
Но негру все равно – что зебра, что не зебра.
И слышит альтруист ответ ужасный негра:

"Мне зебра ни к чему, как, скажем, пень иль гнида".
Сказал, и в туалет. Вот тут пошла обида!
Трясется альтруист. Ведь он, как лучше, хочет.
А персонал, меж тем, умеренно хрюкочет.

Втируша – главный врач, вскричал: "Что лясы точишь?"
Но альтруист сказал: "А этого не хочешь?"
И быстро показал портрет орангутана,
Который он достал из брючного кармана.

Взбесился главный врач. Его связали мигом,
Поставили укол, а труп накрыли фигом.
Не фигом, а листком, что фиговым зовется.
Такой в больницах есть, но он не всем дается.

26.10.1990

ГОРДОСТЬ

Не то на Первомай, не то под год, под Новый,
(Не помню) Но упал я с башни стометровой.
Хотя и вышина – не так уж велика.
Но вытекли мозги. А жизнь – течет река!
И вот, ночной порой я часто рассуждаю:
Баран я стал иль нет? Но как и где узнаю?
Иной пусть не баран, и с башни пусть не падал,
Зато муфлон и скунс, а то и вовсе падаль!
Баран я или нет – мои это заботы,
А спрашивать ослов – особой нет охоты!

25.10.1990


НЕСУНЫ (НЕСУН ГНУСЕН)
Борису Васильевичу Алексееву (Радио "Эхо Москвы")

Публикуем найденный недавно Равномраковым неизвестный набросок Некрасова. Равномраков клянет-ся, что это подлинник! Редакция, не входя в споры с Равномраковым о подлинности наброска, все же публикует его.

... Вынесут все. И с улыбками ясными
С верхом наполнят кошелки себе.
Жаль только – жить в эту пору прекрасную
Уж не придется ни мне, ни тебе...

23.04.1991
(дата нахождения наброска со слов Равномракова)


УНИКУМ № 1

Такой, и чтоб - второй? Шалишь, таких на свете
Всего и есть один. Про это даже дети
В грамматиках своих проходят, между прочим...
Сказал, и на расстрел был уведен Рабочим...

27.09.1990


УНИКУМ № 2

Такой, и чтоб второй? Не сыщешь, брат, на свете!
Поверишь, на него – заглядывались дети!
Бывало, малышок заходится от крика,
Как вдруг стихает... Чу, то близится уникум!

Таких вторых, брат, нет! Ищи, хоть под водою!
Клянусь тебе своей я в этом бородою!
- К чему мне борода! - Ну, хочешь, на пол литру?
Ну, ладно, не серчай, я дам тебе на литру!

Разговор внезапно сникает. Подъезжает таксо. В кабине – Бука! На счетчике – трюльник (да-да, именно трюльник!). Что такое? В толк не возьму. Уникума бы сюда... Только он бы смог...

28.09.1990


УНИКУМ № 3

Как мальчик, ты права! Но ты не прав, как крыса!
Послушайся меня и будешь молоток!
В один прекрасный день отведай барбариса.
Сказал, и в мокрый пруд топиться всех увлек...

 (Да что это сегодня со мной, господи?)

29.09.1990

ЧЕТЫРЕ РАНЕЕ НЕ ПУБЛИКОВАВШИХСЯ НАБРОСКА ПУШКИНА
(возможно фальшивых), любезно предоставленных нам
Равномраковым, за что редакция благодарит его.

Борису Васильевичу Алексееву (Радио "Эхо Москвы")

1.
На холмы Грузии легла ночная мгла.
Я чая не любил. Печаль моя светла...

2.
Не пой, красавица, при мне про сахар или чай грузинский.
Напоминают мне оне пустой прилавок магазинский.

3.
... Сердце в будущем живет.
Настоящее уныло.
Все исчезнет, все пройдет,
Как исчезли чай и мыло...
(отбракованная Пушкиным строфа из стихотворения
"Если Мишка нас обманет")

4.
Гляжу, как безумный, на сахар и чай,
И хладную душу терзает печаль.

По общему мнению редакции, это все-таки не Пушкин. Во всяком случае, не настоящий. Равномраков, правда, кля-нется и божится, что это истинный Пушкин. Да только какой же осел поверит Равномракову? Какой? Не! Таких ослов – нету!
Редакции сдается даже, что эти презренные фальшивки написаны самим Равномраковым. Во всяком случае, мы публикуем их – неважно, Пушкин ли это написал или Равномраков, т.к. все четыре стиха забавны и актуальны, хотя, честно говоря, какая тут к черту забава! Чая нет! Сахара нет! Мыла тоже нет! Ничего нет!

23.04.1991

К ШУВАЛОВУ
Еще одна строфа Ломоносова

Не правы о "стекле" те думают, Шувалов!
Которые "стекло" чтут выше нембутала!

28.05.1991


Равномраков принес еще один стишок Пушкина, и опять божится, что, мол, подлинник!
Хотя редакция не верит Равномракову, однако стих публикуем:

Бой Барабанный, Клики, Скрежет.
Малинин. Маликов. Малежик.
Малинин. Маликов. Малежик.
Бой Барабанный. Клики. Скрежет.

На первый взгляд – это чистый Пушкин (Полтава!), а с другой – откуда там Малинин, Маликов, Малежик? Думается все же, что это Пушкин, так как и Малинин, и Маликов, и Малежик во времена Полтавского боя сами не могли быть там, но может это были их прадеды? Очень интересная мысль!





* * *
Моей дочери Анечке

Что сделали с тобой, о Пушкин, молдаване!
Когда б сей памятник воздвигся сам собой,
Мы только б хрюкали от счастья, но цыгане
Его воздвигли... Боже, Боже мой!

Ужасная толпа под крики "Лэпушняну!"
Сметает города. Спасайся, Габюзон!
А впереди толпы – похож на обезьяну...
Ну, кто? Ну, угадай? Конечно, Пушкинзон!

Свистит, мычит толпа, а сзади Лермонтович,
Крадется, яко тать... и рельсами томим,
Из-под сырой земли вздыхает Каганович:
"Ильич, отдай метро!". Прекрасен. Недвижим.

А Тютчев – изувер, столкнув в колодец брата,
Сверхулюлюкающей окружен толпой,
Рычит от ярости... Кому нужна палата
Его ума? О, Боже, Боже мой!

И Гоголь, тоже гусь – в пропаже партбилета
Невинную сестру нахально обвинив,
Засел писать свой "Нос", но перейдя к "Портрету",
Расслабился, остыл – сестру, подлец, простив...

Так римский житель, в краткий день
Лесов таинственную сень
Узрев, печально обнажился...
Чу, гуси! С тем и удалился.

Смешалось все! И Рим, и гуси,
И Пушкин... Господи Исусе!

1990

БЕСЫ
             Грину Михаилу Матвеевичу

Томик Пушкина и сани...
Кюхельбекер за рекой.
Родионовны от няни –
Дельвиг мчится сам не свой.

Словно карлик смертокозий,
Ухмыляется Луна.
На тварливые полозья
Льет глумливый свет она.

Где же бесы? Скрылись бесы.
Кюхельбекерно мычит
Дельвиг шалый, но "Собесы"
Вряд ли чем он удивит...

(Это уж точно. Проверено. Не раз...)

1.09.1990



СТИХИ О ЗОЛОТОЙ ВАВЕ
                Беккеру Алексею Борисовичу

Золотая Вава
Гадит мне в окно.
Слышны крики: "Браво!"
И темно, темно...

Зимний мрак. Под крики: "Браво!"
Золотая гадит Вава.
Внутрь распахнуто окно
И темно, и не темно...

(Да, Господи, как же все-таки?)

15.12.1990

ПРО НЕАХЕДЖАКОВУ
Нагибиной Наталии Львовне

Может – Лия, может – нет, но не Ахеджакова,
Шла девчонка средних лет, вдруг откуда-то буфет
Упади ей на голову...

Наш народ на горе чуток, неотложку вызвали.
Не прошло и пары суток, как они, ****ь, прибыли.
Эти самые врачи, скорые которые,
Псы, рвачи и палачи, и притом, матерые...

Схоронили средних лет бедную девчоночку,
Предварительно буфет сдав в комиссионочку. (А как же!)
А в Чикаго, для примера, в мире чистогана,
Увидал такое б, хер я, разве, что с экрана.

Голливуд бы смастерил красочный и кассовый
Фильм. Народ бы повалил, враг наш – злобный, классовый...
Я на кладбище гулял позапрошлым летом
И могилку увидал. Чистую, приветливую.

Чья могилка? А в ответ – голос сонный, маковый:
Может – Лии, может – нет, но не Ахеджаковой.

Февраль 1991

* * *

Мерзок, смраден кудесник Гангримо.
Хоть до паха все, как у людей,
Но присутствует всюду незримо!
Кто ж ты, тварь, как не злой чародей?

Разрушитель законов интима
И других симпатичных вещей
Ты присутствуешь всюду незримо
Тварь ты, тварь, а не злой чародей!

АКВИЛОН
Николаеву Андрею Константиновичу

Один несун плутоний мирно нес,
А так как был баран, на проходной попался.
Туда – сюда, грибок образовался,
Но ветер, к счастью, вдаль его отнес...

Хоть Аквилон наш действовал один,
Но так умело, так путево, братцы,
Что просто нету – видимых  причин
Паниковать, там, или волноваться...

* * *
Нагибиной Наталии Львовне

Изучая учение Фрейда,
Я в публичный отправился дом.
Только зря. Из веселого рейда
Сифили – я вернулся – тиком.

Зигмунд, Зигмунд, зачем ты попался
На глаза в библиотеке мне?
Лучше ты там и дальше б валялся
Под редакцией доктора Е.

1995

МАВРИТАНИЯ
Курмашовой Ларисе Александровне

Увидав усохший пруд,
Вспомнил - в Мавритании
Засуха. И люди мрут
Более, чем ранее.

А у нас воды, хоть пруд
Ей пруди. Питание -
Вот наш бич! ...И люди мрут
Более, чем ранее.

* * *
Янзен Татьяне Ивановне

Расскажи мне, моряк рыбоглазый,
Неужели моря впрямь мокры?
А моряк отвечает, мерзавец,
А тебе, ****ь, какое, мол, де>!

Превратившись мгновенно в изюбря,
Я ушел, удалился в леса.
Там не встретишь подобных мерзавцев,
Там лишь змеи одни, да грибы...

СКРИПАЧ
Звездинскому Михаилу Михайловичу

Что льется внутрь, в продольный лес смычка.
О.Мандельштам

Лесом поперечным он водит по продольному,
Видно – любит Сенчину, ну, а я, ****ь, - Долину.
Долина – не Сенчина! Та – говно на палочке.
Но певицы-женщины нету лучше Аллочки!

Что ж, что страхолюдина, а душа – певучая...
День и ночь – посудина дребезжит, дремучая.
Чмоки и припевочки – все при ей – при Аллочке,
Ну, а в общем, девочки – все вы – г. на палочке!

Кроме, ясно, Долиной. И, пожалуй, Сенчиной...
Та – говно продольное, эта – поперечное...

1991

СТИХИ ОБ АМЕРИКЕ
Полонскому Александру Яковлевичу

1.
Стишки, написанные заранее, на тот случай,
Если отношения с Америкой испортятся.

Джорджу Бушу – плюнуть в душу!
Вот моя мечта!
Остальное – так, пустое,
Блажь и маета...

2.
Стишки, написанные заранее, на тот случай,
если отношения с Америкой будут улучшаться.

Мистер Буш, я очень рад! Что ни день – подарочки.
Тут вчерась был Миттеран. Он из вашей лавочки?
Нет? А жалко (в смысле том, что не жаль ни чуточки),
Мысль поката. Зад – хорьком! (?) Что это за шуточки?

Взять вот Вас! На первый взгляд, Вы амеба грязная,
Падаль, гад и ренегат! (А душа прекрасная!)
Что душа? В Вас виден ум! (Да Вы сами знаете)
Жаль, по-русски – ни бум-бум Вы не понимаете...

Впрочем, это ерунда! Дело поправимое.
К нам надолго? Навсегда!? Не! Гуляй на мимо, брат!

К Вам, как едешь, так "на-нэ",
А сюда – так здрасьте?
Дудки, брат! Ву компренэ?
Пень – есть пень, не понимэ
(Хоть руби на части...).

3.
Стишки, написанные на тот самый, на тот пожарный,
когда отношения с Америкой опять испортятся.
(А они все время – то улучшаются, то портятся)

Бушу Джорджу плюнуть в рожу
Рад зимой и летом.
Только, чтобы мне никто  бы
Не мешал при этом!

27.01.1991

КАК ПРИНЯТО ЛОБЫЗАТЬСЯ НА РУСИ или О ДЕТЯХ СЕДЫХ, КАК ЛУНЬ
Поэтессе Лахтиной Надежде Васильевне

Ехал Мишка раз кататься...
Смотрит: Борька! (Сед, как лунь)
Только Мишка лобызаться, -
Борька Мишке в рожу – плюнь!

Ехал Борька раз кататься...
Смотрит: Вовка! (Сед, как лунь)
Только Борька лобызаться, -
Вовка Борьке в рожу – плюнь!

Ехал Вовка раз кататься...
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Общая формула:

Ехал Некто раз кататься...
Смотрит (Имя)! (Сед, как лунь)
Только Некто лобызаться, -
Имя Некту в рожу – плюнь!

1995

ПРО БОГАЧКУ КАТЮ ЛЫЧЕВУ или СТРАННОЕ ПРИМЕНЕНИЕ МЕТОДЫ БУТЕЙКО
Поповой Марии Вадимовне

Молодайку одну увидала
Средь голодных, как крысы, людей
Пугачева, и так ей сказала:
"Дай взаймы миллион мне рублей!"

Был ответ: "Я не Катя Лычева.
У меня за душой ни гроша.
Ты у Миши займи Горбачева,
Он дружок ведь твой по ВПШ"

Словно гром разит меткое слово.
Молодайка ушла, не спеша,
И завыла, как волк, Пугачева,
По методе Бутейко дыша...
1990

КАК ПУШКИН БЕЛОМОР ПОКУПАЛ (отрывки)
Ликстанову Ефиму Иосифовичу

1.
Берут, кто – блок, кто – два, кто в хвост встает сначала,
А Пушкину (вот бес!) и этого все мало.
"Арина, - он кричит, - неси сюда подводу,
Ну, ту, в которой ты из речки возишь воду!
А заодно, - орет, - пусть бьют в колокола,
Такие раз с утра творятся тут дела!"
Арине что, она, Арина – исполняет,
Ведь сызмальства она в Сашке души не чает.

2.
"Натаха! Дуй в ломбард! Да поспешай, родная!
Ведь кончится ж!". И вот, тропы не выбирая,
В чем мама родила, летит, как голубь сизый,
Натаха (стыд исчез). Навстречу все маркизы...
Кто держит чемодан, кто - короб, кто – авоську.
Крылов – трусцой... За ним ведут Слона и Моську.
Вы скажете, мол, знаем, знаем – напоказ!
Ан, дудки! Нет, друзья, не в этот только раз!

А все же, до чего Андреич был горазд.
Зверями оттеснить он всех хотел зараз
От этого падлючего киоска!
И Слон ему для этого, и Моська!

Иван остолбенел, завидя Гончарову,
Но тут же, на язык Эзопа, он в корову
Ее зашифровав, стал басню сочинять,
Про то, как он, Крылов, раз идучи гулять,
Увидел и т.д.... И, знаючи Крылова,
Теперь мы знаем кто под именем "корова"
Сокрыт был до сих пор под басенною шкурой...
О, как был прав Иван... Все жены мира – дуры!

А Пушкин-то: "Крылуш, на Моську и в Лицей!
Да ежели, Ванек, сумеешь – поскорей,
Мы в очередь своих наставим здесь людей.
Да, на обратном-то, осел, - орет, - пути
Жуковского (поэт, который) посети!
Пущай он когти рвет – сюда, ****ь, что есть мочи!
А то, Ванек, смекай, ведь кончится же к ночи!
Оттеда заверни к Булгарину и Гречу..."

Крылов: "Да я ж помру! Я Моську покалечу!
Со мной-то ладно, хер! Сашок, собачку жаль!"
А Сашка говорит: "О, Русь! Ты вся – печаль..."
Ведь Пушкину насрать! Особо не внимая,
"Ты сдюжишь", - говорит, кастеткою играя.

3.
А очередь растет. Народ все прибывает.
И вот уж граф Орлов на тройке подлетает.
"Почем? Чего дают? По скольки – отпущают?"
И хоть он сам Орлов! Ему не отвечают.
Будь трижды ты Орлов, здесь запах Беломора!..
Смотрите, Бенкендорф! А с ним – его контора...
Беснуются, орут – друг друга тыча в груди,
Но тут Жуковского уж подоспели люди...
"Крылуша, молодца! Не человек – авоська!
Все сляпает (трусца). Издохла, правда, Моська...
Ну, что уж..."

И, распри позабыв, цепочку образуя,
Греч Пушкину сует, а тот – удачу чуя,
Булгарину, а тот (товару часть отнача),
Орлову, тот – царю! А тот – в карман. Удача!

4. Речь идет о Пушкине

... С кастеткой. Матюгаст. Большой организатор.
А злые языки – заладили: "Пальпатор!"
Да если чуть и есть, не вижу здесь дурного,
Тем паче, понимать, как хочешь, можно слово.
И если для одних пальпатор – медицина,
То для других (ослы) – похабник, мол, скотина.
А мне едино все – пальпатор, не пальпатор,
Мне главное – какой организатор...
(Нет, нет, вы посмотрите, посмотрите на Пушкина-то...
Вот бес!)

... Три сабли. На балде – шаляпин из велюра,
А злые языки опять свое: Петлюра! (?!)
Да если чуть и есть, не вижу здесь дурного,
Тем паче, понимать, как хочешь, можно слово.
И если для одних Петлюра – враг народа,
То для других – (читай) желанная свобода!
А мне едино все – Петлюра, не Петлюра,
Мне главное – шаляпин из велюра!

Но к черту этот спор: Петлюра иль Пальпатор.
Мне главное – какой организатор!
А там, хоть трижды будь себе асенизатор!

5.
И Кюхля здесь. С женой, с кухлятами младыми.
Тусуются, галдят..., но мысли лишь о дыме!

Гусиное перо у Дельвига в руках.
Он числа на ладонь всем ставит – вертопрах.
Ты не стоял! А ты? А ты не тычь мне, паря!
Мне тыща, может, лет... Да я за государя...
Причем тут государь... КОНЧАЕТСЯ, РЕБЯТЫ!
От ужаса толпа и царские палаты,
ОМОНы, ФСБ – метет, не разбирает!
Полцарства разнесла... Да рази так бывает?

Могло ль такое быть? Вопросец всем вопросам.
Лишь Гоголь, говорят, остался с длинным носом.
И Кольке – поделом! Не нужно в Риме жить,
Коль хочешь изредка ты Беломор курить...

1991 (2000)

НИХТ ВЕЗУХЕР (пьеска)
Шестакову Григорию Юрьевичу

Джуна прознала про Рубика кубик,
Злобой зажглися глаза,
Выпала челюсть и с пастою тюбик,
И навернулась слеза.

В адской усмешке задергались губы,
Визги наполнили дом –
"Будет моим мне желательный кубик!"
И набирает обком.

Но как бы глумяся над Джуной недужной,
Надбровные дуги вдруг вздрогнули дружно...
Когти волшебницы сделали пасс –
"С кем говорю я? Обком? ТАСС?

Да нет-с, - отвечают, - упразднено в соответствии с соответствующим указом!
- Как-с? - А так-с! - Что-с? - А ничего-с! - Джуна, рыдая, бросает трубку.

Джуна, ку-ку, успокойся, родная!
Слез драгоценных не лей.
И телефонную трубку бросая,
Об пол ее не разбей.

... И снова, глумяся над Джуной недужной,
Надбровные дуги вдруг вздрогнули дружно.

Джуна тогда и говорит: "Да что это, блин, со мною сегодня? Обморок!

Занавес. Кончилась пьеска. Нихт везухер!

Август 1991



БРЕД '82
Авакову  Рафаэлю Артёмовичу

1.
Проку выдумывать нет никакого.
Логика. Разум. Железный расчет.
Если Азиза убила Талькова,
Значит меня Пугачиха прибьет.

Хлопнет, как муху. Кого ей бояться?
Против нее, ведь, никто не попрет.
Впрочем, ей лучше с Азизой сражаться –
Произвести за Талькова расчет.

Правда, за ту – басмачи, аж сам Ельцин!
Но, ведь, и Наша – не тепа, у ей –
Джуна, как мать, Кашпировский – подельник
В деле о краже носильных вещей.

Кислое дело, но Наша – не села,
Сел Кашпировский, и то – на диван...
Скромный диванчик, в кармашке – наганчик...
Вытащит, спрячет... Бандит? Хулиган?

Не! Не бандит! Это – аутотренинг.
Страшно, страшнее, не страшно совсем!
А вот Чумак, тот додул, как свой веник
С пользой вязать под обвалы систем.

Славные люди, но их бронепоезд
Крепко увяз в эпоксидной смоле.
Как-то под вечер, в помоечке роясь,
Даже всплакнул я, как иволг  в дупле.

Но у Нетепы – враги есть: Зарытов,
Шитов-мол-Крытов, Мордвинов-Терплю!
Я? Я – не в счет, потому, как рахитов
В счет не берут настоящие лю>!

А человек она – да! Настоящий.
(В смысле, не вся на пружинках, как я.)
Или Зарытов, с утра что – бодрящий –
Глушит и глушит! Как полдень – свинья!

Это фамилия просто такая.
Казус. По чести бы, надо – Свиньев!
Жаль, что суды, коль судимость седьмая,
Видят в просителях – подлых врагов.

2.
Если Азизу разглядывать снизу,
(Может, ведь, быть так – когда все – вверх дном!)
Видишь: Боярский ползет по карнизу
Пьян и небрит, но шаляпин с пером...

Видно, для цирка. Совсем докатился.
Скольких сгубил уже желтый металл!
Лучше бы пел, иль дно, что ль, спустился...
Не навсегда. На годок. На квартал...

Мир без Боярского – был бы бесцветным!
Только по ящику – кажут усы,
Знаешь – сейчас посетит беспредметный –
Стон-хохотун! Он – важней колбасы!

Плохо, когда ни того, ни другого,
Но поправимо – берется 0,5
(Только не лейте, пожалуйста, мимо,
Очень, уж, трудно "ее" доставать!)

Где-нибудь в Туле, а может в Ангарске,
Скажут, мол, эвон, куда, брат, хватил!
Что ты заладил: Боярский, Боярский!
Ты нам скажи, кто Талькова убил?
Братцы, да рази я знаю про ето?
Мне, ведь, известно, как вам – ничего!
Я, что ль, юнцам раздаю пистолеты
Или советую – вон, брат, того!

Я, что ли, дурь продаю в дискотеках
Или в три цвета – клубничку гоню?
Прежние цены – во снах, да в аптеках.
Слышал, что скоро – и там, мол, адью!

Я не ищу реактивов на "Птичке",
Я, ведь, все больше в психушке, друзья!
Сталина ласка – свинцовые птички
С крыльями вечными – ищет меня...

Мрак надвигается. Стих мой кончается.
Не отоваривши, ни на талон.
Тыква устала. Яснее – не стало.
Смысл? Нету смысла. А нужен ли он?

Ноябрь 1991 (горбачевские талоны)

О!
Авакову  Рафаэлю Артёмовичу

1.
Я с Сихотэ-Алиня тихо бреду домой
Слышу вдруг: "Мама, скради мне оленя,
Вынеси к проходной. Я его съем в пивной."

2.
Мать в зоопарке – уборщицей. Плачет.
Ё утешает слон.
О Кашпировском моржи судачат –
"Жулик, не жулик он?"
(Склоняются к тому, что жулик),

А у вольеры олени скачут,
А у пивной, словно кур, кудахчет
Сын ее - бедный, несчастный мальчик.
Голоден вечно он.

3.
Словно детский резиновый мячик,
В зоопарке олени скачут...
Скоро ль покажется мать?
Ждет, не дождется голодный мальчик,
Хочет он есть и всегда и опять.

4.
Может, чтоб кур и сожрал оленя?
Ясное дело. Ха!
Лефовцу вняв, без унынья и лени
Я с высоты Сихотэ-Алиня
Вижу в бинокль – не ха-ха! -
В дальней пивной безобразные тени,
Все в жигулевской измазаны пене,
Впились, вцепились – терзают оленя,
Рвут на куски потроха!

5.
Мама под стражею. Маме вменяют
Злостное несунство.
Но почему прокурор забывает,
Или он попросту знать не желает,
Делалось все – для кого...

6.
Оленелюб в жигулевской пене...
Кто его сделал таким?
Возле пивной он икает оленем.
Лучше бы стать мне изюбрем, тюленем
Иль динозавром каким,
Только б не видеть, как дальние тени
Вгрызлися, въелися, врылись в оленя,
Как бы едок один...

7.
Там, за дверями, процесс закрытый.
Прессу не допущают. О!
И прокурор Уважай-Корыто
Маме шьет де-ло!
О!
17.04.1991

ВОСПОМИНАНИЕ О БУДУЩЕМ

"Смогу ли я стать снова живой?" - это Джуна спрашивает. Тут все смутились как-то. Молчат. А кто и вовсе отвер-нулся, - шла бы, мол, ты... А я и говорю тогда: - Вряд ли!

7.07.1991

ПОНЯТНО ЛИ, О ЧЕМ?
Авакову  Рафаэлю Артёмовичу

Что делается, друг! Аренды энд подряды.
Мак Дональдсы и СПИД – мы сами уж не рады.
Фетисов в НХЛ – взмахнул валютной клюшкой,
И шпанской по стране уж потянуло мушкой.

Такая чехарда – за разум ум заходит,
А солнце, как в тюрьме, то всходит, то заходит.
И Кашпировский – врач, совсем от рук отбился,
К Америке прилип, как будто там родился.

Порою промелькнет по ящику злодей,
На Боинг, и назад – за тридевять морей.
Когда бы не была на то Господня воля,
Мы чаще видели тебя бы, Толя!

А впрочем, хорошо, что там у Гришки дом –
Распутиных и так хватает нам с лишком...
Вот Джуна, вот Чумак, вот "стерляди кусочек".
Понятно ли, о чем толкую я, дружочек?

9.07.1990


ПРО КОЛДУНОВ (чтоб им!)
Авакову  Рафаэлю Артёмовичу

Врач Кашпировский уехал в Америку.
Жаль, не надолго. Не навсегда.
А что? Смастерил б в Белом доме истерику,
Лечиться остался б. Далек, как звезда.

Умник сыскался. По телику лечим.
Да про это у Лема, разве что вычитаешь.
Оно и понятно, когда крыть-то нечем.
Тут, ясное дело, не то еще вытащишь...

Джуна (артистка) взялась целить Брежнева.
Пасс! – и скукожился старичок.
И вот, как поется, где ширь, значит, безбрежная,
Ну, где дача у Брежнева... (а впрочем, молчок!)

Что говорят Кашпировский с Джуной,
Сивой кобылы сентябрьский бред.
Высоцкий, бывало, про "возраст вьюный"
Сбацает песню – и стресса нет!

Да тот же Вертинский – "погодой лунною"
Картавнет с "Коламбии" – и легче жить.
А что говорят Кашпировский с Джуною,
На это, так просто насрать и забыть.

Апрель 1990

* * *

Катя, милая, Катя Лычева!
Где ты делась? Ей-бо, я не вру,
Если ты не придешь в полвосьмого,
Иль в шесть, то я тихо умру...

Будет дуб надо мною склоняться
И шуметь в несусветную рань.
Пугачиха начнет измываться,
Мол, я – дрянь... Да сама ты, ****ь, дрянь!

1992
 
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО ГОЛУБЮ СИЗОКРЫЛОМУ,
АЛЛЕ - СВЕТ – НАШЕЙ - БОРИСОВНЕ

Алла Борисовна, ясная, здравствуйте,
Я не забыл о Вас.
Только прошу – без истерик, пожалуйста,
Вот и пришел Ваш час...

Я ведь, мерзавец, все больше по Сенчиной,
Джуну, подлец, корил,
А тут как-то Неахеджакову (женщину)
Грязию чуть не облил.

Без Визитиу - не жизнь мне, - Нади,
Как ее – не любить...
Умница. Каждый, не любящий Нади,
Должен престать жить.

Я изливаюсь пред Вами про ето
Вовсе не из-за того,
Что говорят, мол, она, что одета,
Тот, кто видал, говорят – ничего...

Или – долдонят мне – связи, связи,
С ней далеко, мол, свинья, шагнешь...
Не понимаю. И тута, ведь, грязи –
Сколько захочешь – столько найдешь.

Было б желание, Алла Борисовна,
Ежели нету – номер пустой.
Я отнесу для начала – ирисок ей,
Если их выкинут в було-чной.

После – айда на Центральный рынок
И на "без сдачи" ей – пук! (цветов)
Можно, конечно, оно и иначе,
Но, что тут поделаешь, я таков.

Ну, а потом – "алахай" ужасный!
Не Хиросима, конечно – не...
Жертв ни единой, а результат прекрасный,
Скачешь – Есенин на розовом коне.

Есть и еще способ, мутный до гадости.
До неприличия. Лично же мне
Что-то в нем нравится – и пляшу я от радости,
Пляшу и пишу Вам – как в тюрьму – жене...

Жены, хоть их разодень в хитоны,
Хоть поголовно в халаты обуй,
Все, ну, буквально – змеюги, питоны,
А есть и гадюки – пальца не сунь!

Но что мне питоны, уж коли мангуста –
Я по природе. Пойди, докажи...
А вот, что в кармане моем негусто,
В смысле, капусты... Это – без лжи.

Алла Борисовна, вашенский адрес
Лишь на толчке приобресть возможно,
А деньги – откуда? В запой и ударишься,
И так увлечешься, что выскочить сложно.

Алла Борисовна, птица, держитесь!
С миру по нитке, но Вам-то, ведь, по рублю...
А что не люблю Вас, то это – извините уж...
Я, мож, и Горбачева самого не люблю...

Мало ли кто где кого не любит,
Или напротив – любит кого...
Но часто – кто любит, ведь, тот же и погубит...
Ужли про это Вы не слышали ничего?

Слышал я – Вы не учились в школе.
Трудное детство. Потом – война...
А скольки Вам лет, уже ежели коли,
Речь в ету сторону - крен дала?

Больно, обидно, досадно, трудно,
Страшно и дико на Вас смотреть...
И такое настроение становится паскудное,
Лишь только готовитесь Вы запеть.

Мой Вам совет – позабудьте про голос,
Будто бы нету его и все!
Прочее в норме. Спина, волос,
Или не знаю уж, что там еще...

Молча по сцене ходите тихо,
Зритель, ведь, он не совсем баран.
Он разберет, что – к чему. Шумиха –
Вам не к лицу... Ну, зачем, балаган?

Вами детей, ведь, уже стращают...
Ешь, а то щас Пугачиха придет!
А кто виноват... Куклачев? Сомневаюсь...
Нечего сваливать на кошек и котов...

Срочно продайте займ трехпроцентный,
И чтоб, что напели Вы – все было скуплено,
И уничтожено! Или – бесценная,
Ваша репутация в народе – погублена.

И пусть даже фоточку Вашу – втюхивать
С дядюшкой Джо – на банах – немота,
Будет по-прежнему, а все же вынюхивать,
Нет ли еще? – станет реже – темнота.

С гнева, мне кажется, Вы не повеситесь,
Как мои вирши до Вас дойдут.
Датирую: накатал я их в мае месяце
В нынешнем, значит, развеселом году.

Что говорить, не год – диво!
Цены подпрыгнули раза в три,
А жизнь для чего, если нет – на пиво?
Нету и все... Бегемот  их сожри!

Жалко, конечно, что с Вами не встренемся,
И лишь "Солнцедаром"  по дестям водя,
Можно, пусть слабо, но все же – надеяться
Вас навестить, к Вам домой не входя.

Я говорю Вам, как врач – орнитолог,
Можете хикать, но Вы – дятел!
Собственно, все, кому песен мир дорог,
Знают – Солнце, а и то не без пятен!

Раз завернув в Олимпийский спорткомплекс,
Звуков прислушивать стал молоточки я,
А уж потом, как послышались вопли,
Выбежал, вышел. Слеза – ручеечками...

Скряги с сквалыгой Вы – смесь скверносложная,
И фикстула (из жень-шеня нос?!)
Дрянь Ваши песни!  Но тряхнуть, как положено,
Смотришь, и вывалится с пяток квелых роз...

Ни миллиона, понятно, ни Паулса...
Нетути. Подрастерялись на марше.
Как же Вы, как же Борисовна Алла П.,
Будете дальше, дальше, дальше?

Голос Ваш – прелесть, хотя не без наглости,
Но это, по-моему, лишь украшает,
Как у вороны крыловской – ангельский,
Якобы, был – голосок... Как, по Вашему?

Дайте мне слово, что петь Вы не будете,
И расскажу я Вам, если угодно,
К Богу взывают, как верующие люди-то,
Сцена от Вас, чтоб и чиста была, и свободна...

Как Вам не стыдно? Фотограф, снимите!
Просите, просите, просите.
Да что Вы - на паперти что ли стоите?
Или обноски носите?

Или еще: "Молодой человек,
Я Вас прошу – пригласите,
Не целовать, - танцевать, а то век
Скоро мой кончится... Видите..."


То, что Вам – звук, для меня – бижутерия!
И сколько не пыжтесь Вы, доказывая обратное,
Знайте! Во власти Вы звездной истерии,
Хотя, и за Вами – есть подвиги ратные.

Вы первая стали петь Мандельштама,
А что не получилось, так не все ж получается.
Еще бы! На такое отважиться. Дама,
Не вешайте носа. Все только начинается...

Лето, допустим, из песен не худшая,
Но хвостик, десятка... И вот ее нет!
А "Славное море" - не слышали случаем?
Самой до ядерной аж будут петь.

Будь я тюленем со льдов леденцов,
Лефовцу вняв, без унынья и лени,
В щепы – "Маяк" бы! А все отчего?
Да, милая, Вы ж по нему – пели...

Чмокать  не нужно. Четырехтактный двигатель
Изобретен уж. А вот – зачем пою?
Вопрос Вашей пользы, ведь ангелам – небожителям
И прочим карузам – бисируют и в Раю!

Каждый Ваш  жест, даже легкое мельтешение
Зритель сгрызает ТВ через окна.
И кажется – песня! – по мере прохождения
Сигнала, но увы, - эта версия ни на чем не основана.

Алла Борисовна, когда Вы умрете,
Искренно по Вам один я, мож, заплачу.
Но хочется верить мне - Вы всех нас переживете,
Так я считаю. И не иначе!

Слог мой коряв и сверкать ему нечем,
Но не отдам и за дачу стобрежневскую!
FREE! (покамест) И ненависть моя к тем лишь,
С ВААПа – чрез труд Ваш – выдрючивает кто денежку!

P.S. Ну, а если шутки в сторону и говорить серьезно, Алла Борисовна, труд и талант Ваш я весьма чту!
Теория литературы гласит, проклятая, - есть, мол, такая фигура речи "астеизм" (похвала в форме упрека). Сме-каете? Вроде и разношу Вас в пух, стыжу, упрекаю, чуть ли не в ДДТ превратил (кстати говоря, ДДТ – хоть и пестицид, а у нас он – дефицит!)
А на деле-то – похвала. И только. Да Вы раскройте "Литературку"-то! Ведь, сплошные рыла свиные! И подпись скромненькая "Дружеский шарж". Там, сдается, вообще скромник на скромнике... Так что не гневай-тесь понапрасну-то. Я любя (по дружески, в смысле). Какая уж тут, к чертям, любовь! "Через годы, через рас-стояния" и т.д. Я, как в "Литературке" (дурной пример – зараза!). Не мне Вам говорить, голубь Вы наш лету-чий. (Все на Боингах, небось?) Ну, и как там? Доллар капает? Ну, а засим привет Вам, привет и всяческих, как говорится... Ну и т.д.
Между прочим, Вы меня отлично знаете! Если забыли, то возьмите мой телефон у Клейнота, а еще луч-ше, я Вам его сам даю: 978-4631. Приезжайте в гости! Почитаю Вам стихи. Всего Вам хорошего!
P.P.S. А что, повторяю, ругал Вас, высмеивал, разносил – так это даже хорошо. Это о малявках не пишут. А великим, как Вы, не грех и стихи сложить!

Андрей Товмасян, Май 1992