Пластилиновый венок

В его глазах застыло достоинство и обида на весь мир.
- Не поможете трешкой на хлеб, - тон его слов был совсем не просительный, так обычно стреляют сигареты у незнакомого человека.
- Это же сколько можно хлеба на трешку купить, - я засунул руку в карман брюк, пытаясь подражать манере говорить и держаться свойственной этой публике.
- Но Вы же в любом случае трешку не дадите, разве что рублик, а если бы рублик спросил, - он сказал именно так – спросил, - тогда больше, чем на копеек тридцать рассчитывать не приходилось бы. Это медицинский факт.
- А пойдемте я Вас пивом угощу, - я почему-то тоже обратился к нему на «Вы».

Меня всегда интересовали люди с непростой или изломанной судьбой. Контраст между одеждой этого человека и его манерой держаться зажег во мне любопытство.

- Ну что же. Предположив, что я не ошибся в мотиве Вашей щедрости, начну свой рассказ.

Это не моя история. Ее я услышал от одного бомжа. Бывшего. Одно время он бомжевал, как и я. Нелюдимый он какой-то был, вроде как оглушенный чем-то. Но со мной сошелся, наверное, почувствовал во мне человека своего круга. Вот однажды и разоткровенничался.

Работал он кладовщиком на базе, где-то в средней полосе. Работу свою знал, и она его не тяготила. Вдруг, ни с того, ни с сего, заведующий складом вручает ему путевку, то ли в какой-то санаторий, то ли в профилакторий, в общем, на юг. Не то его удивило, что ему дали эту путевку, работник он был исправный, а то, что эта путевка досталась кому-то, не принадлежащему к родственникам или друзьям заведующего базой. Тем не менее, никакого подвоха он не увидел, путевка была настоящая. И он поехал.

И отдых ему понравился. Часто он вспоминал потом, как кормили хорошо, какие процедуры были, как отдыхали. Но самое главное, то, что он там девушку встретил. Он так часто ее вспоминал, что я даже имя ее запомнил. Катей ее звали. Почему звали, спросите Вы. Наберитесь терпения, всему свой черед. Возможно, я Вам не сказал, что был он в тот период времени не только не женат, но, я бы даже сказал – пуританин поневоле, и это знакомство вселило в него надежду. Они даже обо всем договорились, решили пожениться, и сроки оговорили.

Но случилось все не так, как они предполагали. Недаром старая грузинская пословица говорит: «Человек предполагает, бог смеется». Когда он вернулся после отдыха, место заведующего складом занял какой-то юнец, похожий на гитлерюгенд, не иначе, чей-то родственник. Очень это разозлило Аристарха. Не правда ли, величественное имя, Аристарх, так и веет от него аристократизмом. Его ему дала его мать, учительница младших классов. С ней у него, похоже, не очень складывалось. Он ее называл мамаша. Разве будет любящий сын маму мамашей называть. Впрочем, как бы там ни было, имя у него было пафосное. Так вот, это очень разозлило Аристарха. Он уже видел себя в этом кресле. Что такое кладовщик, и что такое заведующий складом. Кладовщики в ресторанах не обедают, а вот заведующие складами – да.

В общем, сидит тот юнец в кресле смотрит на Аристарха рыбьими глазами, а Аристарх стоит перед ним практически навытяжку, и слушает, как тот рассуждает о его видении ведения складской работы. Это все равно, как если бы я начал рассуждать о последствиях операции на простате у собаки породы пекинес. Не смог такое слушать Аристарх. Повернулся и вышел из кабинета, и ушел, даже нарукавники не снял.

А как свечерело, пробрался он в склад ГСМ, набрал там керосина, облил все склады с четырех углов и поджег. Вечером никого на базе не было, кроме сторожа. Сторожа он сначала запер, чтобы тот не побежал за помощью, но потом открыл, не стал брать на себя еще и человеческую жизнь. Может, и зря открыл. Скорее всего, сторож на него погоню навел. Постоял, посмотрел Аристарх, как горит его прежняя жизнь, согрел душу, и пошел к железнодорожной станции. Как он говорил, собирался ехать в Нежин, где жила его Катя. Что он будет ей говорить, как объяснит свой приезд, он понятия не имел. Надеялся в дороге что-нибудь придумать.

Однако, не дали ему осуществить свой план. Как раз на станции и застигла его погоня с собаками. И только в последний момент удалось ему вскочить в проходящий товарняк. Иначе, валятся бы ему в тюремной больничке, после встречи с милицейским волкодавом. Именно тот поезд довез его сюда, в Абакан, на славную землю Хакасии. С одной стороны это и хорошо было, а с другой стороны, он уже и пожалел о том, что он совершил. Базу отстроят, а его жизнь поломана навсегда. Вначале он пытался держаться. Брился каждый день, старался сохранять одежду в чистоте. Не воровал. Подрабатывал на вокзале носильщиком. Но когда я его встретил, он уже начал опускаться. По внешности это не было заметно, но резкие морщины, скорбно сжатые губы... А ведь ему только-только за тридцать было. Мы с ним какое-то время ночевали в заброшенном доме. Тут он попивать начал. Не так как я, но все-таки хорошо закладывал иногда. Тут он и рассказал мне свою историю.

Вы так и подумали, наверное, что он либо спился, либо поймала его, наконец, милиция. А оно, все произошло в соответствии с загадочными законами диалектики. Но это я уже не по его рассказу. Это я уже сам видел. Или рассказывал кто. Встретил он свою Катю. Именно здесь встретил, в Абакане, на вокзале. Она к своему родственнику приехала, он у нее влиятельный человек в городе. Аристарх как раз, подскочил к пришедшему поезду, подзаработать на чемоданах. Тогда он уже не каждый день ходил, а изредка на кусок хлеба перехватить, да на поллитру иногда. Тут она и материализовалась с чемоданами из вагона. Ничего не успел придумать Аристарх и все и выложил ей сразу. Она, пожурила его, что не дал ей весточки, что она переживала, перестала верить ему и ждать. Поэтому и оказалась здесь на краю цивилизации. Приехала она, чтобы занять место директора школы. Ее важный родственник свозил своих знакомых и родственников поближе к кормушке.

Видел я, как он уходил с вокзала вместе с Катей и ее чемоданами. Поверьте, гравитация перестала оказывать на него свое воздействие. Парил он над землей в полуметре. В общем, сложилось все у них. И ему пост присмотрели. То ли начальником ОРСа он стал, то ли директором магазина. Меня к себе звал. Не поверите, отказался я. Вам смешно будет это услышать, но здесь я принадлежу вселенной, а там я был бы раб системы.

Однажды видел я, как по телевизору передачу показывали про слонов. Делали они дальний переход в поисках воды, переход был долгий, но они не спешили. Я еще подумало не все ведь дойдут, слабые погибнут. Но стадо шло со средней скоростью, регулярно делало привалы для отдыха, и продолжало идти дальше. И так происходит у них ежегодно. И по их лицам я увидел, что они счастливы, и тени страдания не было на их лицах.

Так и человек, ежедневно и ежегодно идет в каком-нибудь направлении, пока не умрет в пути. И это бы ничего, плохо только, что много мусора у него в голове. И из-за этого мусора страдает он, живет в клетке времени, делит жизнь свою бесконечную и неизмеримую на жалкие отрезочки, на минуты, часы, дни, годы. А потом в них же и втискивает отпущенный ему богом промежуток времени.

Недавно снова увидел его. На кладбище лежал он на могильной плите и плакал. Кто там у него похоронен, я тогда не стал спрашивать. Незачем человеку в душу лезть в такие минуты. Видно и у него не все гладко получается, несмотря на его положение в городе и тридцать первую «Волгу». Потом любопытство взяло верх. Через несколько дней я нашел ту могилку. Там было имя и годы жизни. И прожила то она всего ничего. Двадцать шесть лет. Вот она судьба какая. Не пожалела юную красоту. Хотя, о чем это я. Это ему наказание выпало. Змея-судьба замкнула кольцо, отняла любимого человека. Он попытался нарушить уготованное судьбой развитие событий и поплатился за это. Не зря говорят мудрецы, если встречаешь беду, помни, что это плата за твои прошлые поступки, и не остается ничего другого, как встретить ее с открытым лицом.

Мой новый знакомый, понимающий взаимосвязь причин и следствий, допил третью кружку пива и поставил ее рядом с двумя уже пустыми. Четвертую кружку он пил молча. Я легко похлопал его по плечу, и тихо покинул пивную. Шел по улице и вдруг увидел, как один голубь заклевывал другого, вероятно более слабого своего, собрата. У того уже и глаза затянулись предсмертной пленкой, а брат его клевал и клевал его в голову, следуя каким-то своим голубиным настроениям. «Вот он, символ мира», - подумал я и продолжил свой путь.