Трепет вишневых лепестков

Волга вышла из берегов. Пароход кружил по широкой реке, приставал к небольшим причалам.
Деревья берегов шелестели весенней зеленью, уходя в темную воду корнями, кидались отражением
на самое дно и вырастали из реки стройными стволами. Через сорок минут пароход пристал к Рождествено.
По склону берега рассыпались бесконечные дома, широкая пыльная дорога вела вверх. Леса не было видно нигде.
- Да, хорошее место мы выбрали...
- Давай тут на пристани посидим и через час поплывем обратно.
- Ну уж нет! пойдем искать лес...
- Может, хоть пиво купим?
- Давай, только не открывай пока, а то нам еще лес нужно найти.
Земля была чужой, пыльной, горькой и ... больной что-ли... дороги распаханы колесами в раны, земля изрезана ямами и оврагами. О-врагами. О, врагами. Врагами...
Дороги не кончались, лес не начинался, дома и домики, полуразрушенные сараи, церковь, пожарная колонча, тут и там.. а мы бездомные и чужие, и одни на свете.
- Мы должны успеть вернуться к пристани в 8. Это последняя переправа на сегодня.
- Нет! мы найдем лес, иначе мы зря сюда ехали. К тому же ты на гостинице сэкономишь.
- Ты что, с ума сошла?!
- Неа.
Мы нашли небольшой пригорок над оврагом, сели, спустив ноги вниз. Над головой склонилась изогнутая ветка, сквозь гладкие надтреснутые почки брызнула прозрачная нежная листва. Ты не смог открыть пиво, ну да, у тебя же руки нежные. Я открыла ключами только одну бутылку.
Вторая пробка отлетела вместе с горлышком, обнажив осколок стекла.
- выброси бутылку подальше.
- зачем?
- на всякий случай.
Я легла на траву, упругие зеленые стебли, прозрачные и свежие весной, оказались перед самыми глазами. Я откусила травинку и увидела как по соседнему стеблю ползет муравей.
- сделай глаза синие.
- как?
- не знаю...
- надо посмотреть в небо - поднимает голову и щурится, потом смотрит на меня - получилось?
- О, да...
- ну что, пойдем дальше искать лес...
Мы шли параллельно реке, но Волга завернула, и вместо нее берег огибала небольшая речка с медленным течением, почти стоячая, как болото.
Ты начал ныть, жаловаться что устал, и что это безумие - оставаться на всю ночь под открытым небом.
- Ты не способен на странные поступки?
- Нет. Я не способен на глупые поступки. Но если ты хочешь, я докажу, на что способен.
- Вон магазин, пойдем затаримся едой.
- Пошли.
Мы купили коньяк, колу и сосиски.
Деревня понемногу редела, домов становилось все меньше. К реке теперь нужно было спускаться по крутому склону, заросшему травой, дорога шла холмами, внизу благоухали цветущие сады, под ногами был раскидан навоз. Мы шли еще долго, пока, наконец, не заметили, что миновали последний дом, дальше была степь.
Солнце уже склонялось к горизонту, заливая поле закатным маревом.
 Вдруг там, на залитом солнцем луге мы увидели молодую лошадь. Она была рыжая и стройная, привязана длинной веревкой. Когда мы проходили мимо, она подошла ко мне, насколько позволяла веревка. Она смотрела мне в глаза, как будто что-то хотела сказать, но я не трогала ее, так как не знала ее намерений.
Мы пошли вдоль берега, ища место для костра. Вдруг, посреди равнины я увидела белоснежный холм, весь усыпанный цветущими вишнями. Это было так красиво и неожиданно здесь, на окраине деревни, где все казалось диким и заброшенным. Я сказала, что хочу сбегать туда и посмотреть, что это такое. Он остался ждать меня у дороги. Я побежала что есть сил, перелетая через кочки и ямы, царапая ноги сухой травой. Холм был площадью метров пять и четыре в вышину.
Вход на пригорок обрамляли два дерева, склоненные подобно воротам, покрытые нераспустившимися бутонами красных и розовых цветов, а в глубине все заросло необыкновенно густым и крупным вишневым цветом. Я медленно приблизилась к нему, осторожно, как будто каждый новый шаг был последним, забралась на вершину и остановилась, как вкопанная. Это был невероятный страх, почти ужас, мистический ужас, животный ужас. Я увидела, что в центре холма стоит какое-то кубическое сооружение, похожее на колодец, от которого отходят каменные стоки, и на его крае лежит серое, сложенное в несколько раз, полотно. Я подошла к колодцу, чуть-чуть заглянув внутрь. Тогда я увидела лишь кусочек дна, там, как мне показалось, было пусто. Я побежала обратно, отломив веточку цветущих вишен.
Мы искали место для костра, но подходящим оказался только берег реки под раскидистым деревом, как раз напротив холма, под крутым опасным склоном, в болотистой низине.
Ты развел костер, я смотрела, как он покрывал ветки белым инеем, кусал склонившиеся тонкие ветки, сворачивал нежные листья от жара.
- То место, на холме - очень странное. Там очень красиво - я хочу, чтобы ты увидел это.
Ты оставил костер, опасаясь, что он потухнет, и мы пошли через поле. Когда я привела тебя туда, ты подошел к самому краю колодца и заглянул туда.
- Что там? - я почему-то опасалась заглядывать туда совершенно, ты посмотрел на меня вытаращенными глазами.
- Не смотри туда.- ты стоял бледный и напряженный, как будто пытаясь перебороть себя.
- Что там? Что там внутри?- я все еще боялась посмотреть внутрь, теперь я была в ужасе, но заставляла себя стоять ровно. В этот момент я перестала доверять тебе.
- Это бойня. Там внутри кости и копыта животных. Это место для заклания скота.
- Пойдем отсюда, пожалуйста, - прошептала я.
я выбросила в реку ветку, которую сорвала тогда на холме - она остановилась в стоячей воде, прямо рядом с нами, и я увидела, что река - это вовсе не река, а заливное болото. Солнце упало за деревья и из нее потянулись болотистые испарения.
я сидела на берегу, обхватив руками коленки и дрожала. Вдалеке послышался храп лошади, где-то проблеяли козы. Ты сказал, что пошутил, что хотел только напугать меня, что там на дне ничего не было.
Но я не поверила и пыталась развеять страх, вливая в себя очередной глоток коньяка. Я постоянно ждала, как из мрака из-за спины, оттуда, где начинается равнина, со склона придут закланные козы. Я чувствовала их боль и запах горелого мяса, хруст ломающихся костей и скрежет ножей.
Стало совсем темно, холод окутал овраг, забрался со спины, коленки горели от костра. Чтобы не было страшно, я смотрела только на огонь и еще предложила тебе петь. Когда мы пели, страх действительно, немножко прошел. Потом мы жарили сосиски, и когда их ели, было совсем не страшно (поэтому я и съела на одну сосиску больше). Потом закончился коньяк.
Я пошла по нужде под соседнее дерево (хотя очень боялась туда идти одна, если признаться), и впервые увидела, как отражаются звезды в реке. Они там такие же, как и на небе, только более далекие и менее звонкие. Потом я позвала тебя и ты тоже смотрел. Потом мы сели к костру и ты сказал:
"Если нам не суждено пережить эту ночь, я хочу, чтобы ты знала...что я люблю тебя".
Это было самое красивое признание в моей жизни.
Помню, что мы целовались, потом ты снял майку, не чувствуя холода, ты был таким горячим. Потом стащил с меня одежду, я лежала и смотрела на звезды. Мы сидели голыми у костра "без всякого сексуального подтекста", и нам было тепло. Часы тянулись безжизненно долго, и мы начали бояться, что солнце никогда не встанет. Кто-то проплыл на лодке по черной реке. Потом ты читал вслух Эрленда Лу, а я лежала у тебя на коленях. Всю ночь мы не сомкнули глаз.
Рассвет наступал медленно, задержавшись где-то на востоке. Как только стало видно другой берег, мы умылись ледяной водой и собрались в обратный путь.
Утренней свежестью ледяной пахнуло в лицо, мокрые пальцы задубели от холода, роса намочила ноги. Мы шли по полю, прямо в туман. Перед нами была вся жизнь, утренняя свежая заря, и мы, продрогшие, встречали ее.
Где-то вдали терялась дорога, она уходила туда, откуда вставало солнце - ирреально малиновый, огромный диск, какого я еще никогда не видела.
А ведь мы пережили эту ночь.