Бабочка Набокова

Бабочка Nabokov'а
Она бывает: маленькая, фиолетовая, с раскосыми ночными шёпотками, с розовой пыльцой вокруг чела, робкими крадущимися шажками; шлейф запаха: рассветных беспамятств, речного тумана, свежевымытой брусники, снежной карусели, детских слёз.
В её глазах: узнаванье неприметного, тайна запредельного, отлив свинцового шмеля, сожжённые книги, ручейки погорельцев, овраги, полные страха.
Движенья её многообразны: неуклюжих подростковых признаний и трепетных касаний до щёк чуть припухлых в золотистых шёлковых волосиках с отливом розоватого по краям; острые решительные отмашки надоевшему преследователю и косые мощные взлёты и уходы вглубь цветущего луга, поля, леса – её ритмы.
Когда бежишь за ней по втягивающему твои бутсы травяному живому миру, отталкиваясь и огибая бугорочки (и сердце вдруг разлетается в груди на сотни маленьких шмелей, жужжащих и ликующих и себя обнаруживающих в затылке, зрачке, левом мизинце, под ложечкой), кажется, что ты достиг и накрыл её меховую тень.., но вот отдёргиваешь сетчатый трепещущий конус, взметая вверх древко сачка, словно с флагом в атаку, а воздух сохраняет ту же коническую форму – ну прямо пирамида посреди альпийских полей – правда, пустая заблудившаяся гулкая без живого тела (будка суфлёра, решётка тюремной камеры – гигантского сачка, исчезнувший посредь дровяной мебели мячик).
И тогда новая погоня, со взлётами и паденьями внутри живота, холод и обжигающий навар обид, напряженье и неверье икр, уставших отталкивать новые и новые земли, буковки литой латыни: твёрдые, величественные как квадриги Рима, идущие на штурм хаоса и дающие имена постоянному – и ускользающие долготы Эллады, мятные на вкус, опадающие и вновь вскидывающиеся, словно валы; стопы, крадущие и
затягивающие названье в свою глубину, где, преображаясь, наполняясь солью и йодом, и акульими злыми тенями и домашностью всяческой мелочи, они обретают вторую жизнь и будто бабочка из кокона, из мягкой обволакивающей зелени влаги выскальзывают наверх к солнцу, небу, воздуху
рассекая океан, смеясь, славя и являясь
Так его бабочке даётся имя, рождается из пены, и всякий раз уходит, оставляя лишь память о себе – незаполненный объём неба в пригретой домашней пазухе лба.