не забывайте принесенных вами жертв

И сам ведь не такой – не прежний,
Недоступный, гордый, злой.
Я смотрю добрей и безнадежней
На простой и скучный путь земной
Ал. А. Блокъ
«Не уверена, что Вам вспомнится мое лицо, не говорю уж об имени. Пишу Вам для того, чтобы высказаться, пишу для себя, не для Вас. Мы можете позволить себе выбросить мое письмо, сжечь его, но дело будет сделано, а я буду свободна от тягучего чувства неловкости.
Мария Яковлева. Так я представлялась, так была записана в паспорте. Маша – звала меня мама, потом Екатерина Григорьевна. Манечка называли меня Вы, но Вы этого даже не вспомните.
Даша, моя подруга и товарка – мы жили в одной квартире – много говорила  о Вас. Даша раньше меня заняла место горничной в Вашем доме. Мне повезло больше в какой-то мере: у Вас подросла сестра Анечка. И я пришла гувернанткой.
Со страхом я вступала в Ваш дом. Даша говорила, что у Вас в прихожей сходят девуш-ки с ума от Вашей красоты; она говорила, что Ваш образ не покидает ее ума и преследует сутками. Она прекрасно знает безнадежность своих мечтаний и на большее, чем похотливый взгляд ей рассчитывать не приходиться.
Я, неразумная, бросила свою семью в деревне, чтобы учиться. С самого рождения ни одно сильное чувство не волновало меня, кроме тяги к знанию, тяги к постижению загадок. Теперь, я думаю, Вам должно быть понятно мое волнение.
Екатерина Григорьевна была, строга, справедлива и, безусловно, прозорлива, увидев во мне преподавателя терпеливого и не глупого. Она приняла меня гувернанткой.
Даша прибегала ко мне то и дело, не переставая говорить о Вас. Так вышло, что я за неделю ни разу не встретила Вас. После слов Даши я со страхом ждала Вас, боясь нестойкости и неискушенности своего сердца. Я вздрагивала при звуке шагов в комнатах, часто задумывалась во время уроков, выдумывая себе Вас. Аня, милая девочка, не отвлекала меня, сама придумывая себе занятия. Очнувшись, я ловила на себе ее внимательный взгляд.
- Ах, Николенька! – во время одного из уроков вдруг вскочила она и бросилась на-встречу кому-то за моей спиной.
Я поняла, что это были Вы. Я не поворачивалась, боялась увидеть Вас.
- Здравствуйте, - сказали Вы мне, и больше стоять к Вам спиной было нельзя. Ни в чем не ошиблась мама. Только отлетели от Вас, как шелуха, слухи и сплетни. Я придумала, и са-ма поверила в Вашу чистоту. Вы, безусловно, красивы. Господь создавал Вас с любовью, и не любить Вас - кощунство. Мне представилось, что слухи – это злословие, смесь из зависти.
Ничуть не зря я боялась Вас. Миг – и меня больше не существует. Миг – и я вся, – какая есть – я Ваша.
Вы сказали, что Екатерина Григорьевна зовет Аню. Мы остались вдвоем. Не смотреть на Вас очень трудно. Я перекладывала учебники, старалась прибраться, глаза перебегали с одного предмета на другой, стараясь увидеть Вас краешком глаза. Стопка книг, за которую я не думая схватилась, выпала из рук. Вы стали помогать мне, старались поймать мой взгляд, играли в жестокую игру.
- Мария… Вас ведь так зовут? – спросили Вы. Я кивнула.
- Мария, разрешите мне Вас так называть, - попросили Вы. Я разрешила.
- Мария, скажите, каковы успехи у моей сестры?
- Анечка очень умна… Ей все дается очень легко… Вы знаете, она любопытна настоль-ко, что часто, опережая меня, отвечает на свои вопросы… Верите ли Вы мне? – вспомнив ра-зом все занятия и удовольствия от них, я улыбнулась. А Вы все внимательнее и вдумчивее смотрели на меня.
- Разрешите мне побывать на одном из уроков. Мама считает необходимым контроли-ровать учебу, но у нее совсем не хватает времени, - сказали доверчиво Вы.
Ничего, кроме «да», я ответить не могла.
Два дня я ходила в сильном волнении, ожидая Вас с минуты на минуту. Вас не было. Все текло так же, как до Вас, исключая мой внутренний переполох. Кровь кипела в моих жи-лах и требовала от меня действия. Энергия выливалась в ненужные и бессмысленные движения.
- Николай уехал на дачу, - сказала мне Аня. Она положила свои маленькие руки на мои плечи. – Мама говорит, он вертопрах. И еще мама говорит, что девушке лучше беречься от таких, как мой брат; ей следует перекреститься, едва он войдет в комнату.
- Что же еще она говорит?
- Еще? Что у него душа Дьявола, и она жалеет, что у нее такой сын.
Я не решалась больше спрашивать о Вас.
Через день и мы поехали на дачу. Погода стояла чудная – не жаркая, но теплая. И здесь я опять не увидела Вас. Ваши родители не говорили о Вас, хотя я знала, что Вы здесь. Кухарка сказала, что Вы ездили в город и вместе с офицерами К-ного полка ходили на М-скую улицу к проституткам; Вы прокутили десять дней.
Я оправдывала Вас. Вы вышли у меня чистым человеком. Вы, решила я, устали от жиз-ни и тем глушите свое уныние.
К ужину Вас выгнала мама. Все время ужина, вместо того, чтобы следить за Анечкой, я не сводила глаз с Вашего усунувшегося лица. Мутным взглядом Вы оглядели всех. Вы по-стоянно прикладывали руки к вискам или ко лбу. У Вас не было сил, и Вы попросили разрешения уйти. Всеволод Андреевич не позволил. Тогда Вы обратились к Екатерине Григорьевне, но она сослалась на Вашего отца. Тогда Вы просто встали и ушли. А на слова матери о том, что никто не принесет Вам ужина, Вы ответили, что не голодны.
Едва господа легли спать, ко мне пришла Даша. Она позвала меня с собой, потому что приготовила Вам ужин. Даша знала, что не устоит перед Вами – и не идти не могла.
Теперь Вы были в отличном состоянии, и ни капельки прошедших ночей не осталось на Вашем лице. Вы исподлобья смотрели на нас. На то, как Даша собирает на стол, как я, не шевелясь, стояла у дверей, готовая в любой момент бежать.
- Что же ты там стоишь? – обратились Вы ко мне. – Подойди же.
Вы пошевелились в кресле, усаживаясь по-другому. А я подошла. Я сделала то, чего не хотела. Ноги подкосились от неосознанного страха. Я опустилась на колени, и Вы наклонились ко мне. Мы сидели в самой середине лунного света.
-Мария? – спросили Вы, - Манечка…

Следующий день был очень теплым и душным. Мир праздновал лето, он воспевал лю-бовь. А во мне словно зима. Мне стало очень холодно жить, особенно когда Вас не было рядом.
Мы занимались с Аней в лесу, недалеко от дач, на поляне было спокойно, и никто не мешал нам.
-Скажите, правда, что Бога нет? – спросила Аня.
-Бог есть, даже когда не верят, что он есть.
-Но зачем же он истязает своих верных подданных? Они же служат Ему искренно.
-Он проверяет силу их веры. Ничего не дается просто так, даже от Бога, или, скорее, особенно от Бога. Бог должен убедиться в честности того, кому доверяет истину. Разве не в испытании ты узнаешь истинного друга?
-Конечно, Вы правы. Значит, если со мной что-нибудь случиться, я должна смириться и терпеть.
-Нет, ты должна бороться с препятствиями, искать другой путь к цели. Если Цель твоя самая настоящая и Бог поверит тебе, что ты хочешь достичь ее, что ее достижение необходимо для тебя, Бог, рано или поздно, направит тебя на верный путь и наградит. Своей борь-бой ты докажешь свою веру и уверенность в себе и Боге.
-Как же я узнаю, что усилия не потрачены зря? Что если препятствия не сравнимы с удовольствием?
-Некому человеку пообещали Рай, но перед этим ему предложили пройти три миллиона лет, чтобы достичь Эдема. Он посчитал это большой ценой и остался на месте. Он просидел два миллиона лет. А потом встал и пошел. Через три миллиона лет он достиг Рая. Едва пробыв там миг, он стал восхищаться и благодарить Бога за счастье. Ему сказали, что никто так быстро не отступал, как он. Бог решил, что испытание ему было дано недостаточное, но ничего менять не стал, потому что он своих слов не отказывается.
-Интересно, Вы сами верите в эту историю? – Ваши слова ударили меня.
Вы стояли совсем рядом. Солнце светило Вам в спину, и его лучи ореолом расходились вокруг Вашей головы. На Вас трудно было смотреть, мои глаза стали слезиться, но отвести их не хватало сил. Удовлетворившись впечатлением, которое Вы произвели своим приходом, Вы сели, не переставая улыбаться, Вы повторили свой вопрос:
-Веришь ли ты так в Бога, как говорила?
-Верю.
-Послушай, стоил ли пренебрегать земными удовольствиями, ради сомнительного рай-ского покоя.
Вы обняли меня. Я впервые чувствовала мужские руки. Вы были не настойчивы, но держали крепко. Я помню Ваш запах тела, запах лета, запах травы, на которой мы сидели. Я чувствовала Ваши мягкие волосы, когда Вы наклонились к моей шее.
-Стоит ли? – спросили Вы шепотом.  От Вашего дыхания у меня бешено забилось серд-це, я ощущала пульс везде и не хотела шевелиться.
-Стоит, - еле выговорила я. Тогда Вы заглянули в мои глаза. Смотрели так, будто признавались мне в любви.
Я хотела молиться Богу, и не могла вспомнить ни одного слов. Против воли звучало: «Я люблю Вас. Я безумно люблю Вас» Еще бы! Ведь мне было всего восемнадцать лет.
На миг, самый короткий, я нашла сил и отодвинулась от Вас, поближе к Ане.
-Аня, пойдемте назад, становиться жарко, - позвала я.
Ноги несли меня от Вас. Я не смела оглянуться. Я бежала от Вас, как от Сатаны.
-Маша, Машенька, не покидай меня, я боюсь себя, - вечером попросила меня Даша, - Умоляю тебя.
Ночью я ощущала Вас – Ваш притягательный запах был повсюду. Я не могла отделаться от мыслей о Вас. К моему облегчению наступило утро. Проведя всю ночь с Вашим образом, голосом, я стала бодрее, чем после ночи со сном.
Мы начали урок, а, когда пришла Даша, я закрыла дверь на ключ, для избежания соблазна. До чая я не видела Вас. А к чаю приехала девушка. Не скажу, красива ли она или уродлива, нет. Она обычна, в ней не было ничего особенного.
Даша сказала, что ее зовут Лариса Соборина, что она Ваша невеста.
Я не полюбила ее, поэтому скоро ушла из-за стола.
Мы с Дашей сидели на веранде и крепко сжимали друг другу руки, до боли.
Соборина осталась у нас на даче. Я сдалась, я проплакала всю ночь, лишь Даша заснула. Никто не видел моих слез – они высыхали сами, когда моя подруга просыпалась. Бедная девочка, она сходила с ума после всего нескольких минут проведенных с Вами перед рассветом. Она отдала мне свои ножницы, пояса, ленточки.
-Я боюсь себя, - повторяла она.
За завтраком я, как всегда, сидела за Вашим столом, рядом с Ларисой Андреевной. У меня дрожали руки, как только я брала вилку или ложку. У меня не хватало смелости бороться с собой. После я ушла в сад, где встретилась с Ларисой Андреевной. Она без слов усадила меня на траву, села сама рядом. Она окунулась в мои глаза, побывала в моей душе. И я полюбила за ее понимание.
-Милая моя, поверьте мне, ни один человек не стоит таких страданий. Если бы ему бы-ло угодно, он бы уже пришел к Вам. Но он играет, как Аня играет своими куклами. Должно пройти врем, чтобы он изменился, но и тогда он ни о чем не пожалеет, - сказала она.
-Мне надоело, я устала… Я не смогу…
-Глупости! Нет ничего, что нельзя пережить и забыть. Вы уже перестрадали свою лю-бовь, Вы все теперь сможете, - она улыбалась, ободряла меня.
А вечером Даша повесилась. Я не видела ее. Я боялась ее увидеть. Страх поселился в моей душе, потому что теперь я осталась одна, наедине с Вами в моей голове. Вы вели себя также чуть нахально, Вы по-прежнему были холодны.
Через несколько дней по почте пришло письмо. От Даши. Словно телеграмма с того света, и Даша осталась для меня жива.
«Машенька, прости меня. Прости меня, моя хорошая. Одна ты могла остановить меня, но ты была занята. Прости меня, моя единственная».
Я молила Бога, чтобы он послал мне спасение от Вас. Как назло с каждым днем я видела Вас чаще и чаще.
Ангелом-хранителем меня берегла Лариса Андреевна. Она сидела на моих уроках, она гуляла с нами в лесу, она была с нами на берегу реки. Соборина ни разу не покинула меня, и я доверилась ей.
Реже  и реже я думала о Вас ночами. Я считала себя здоровой, пока однажды не столкнулась с Вами вновь.
Мы с Ларисой Андреевной и Аней были в лесу, волею судьбы снова на том же месте, где мы встретились с Вами впервые так близко.
Аня лежала на другом от нас краю поляны, болтала ногами и читала. Мы с Ларисой Андреевной сели подальше, чтобы не мешать ей.
-Лариса, приехала портниха с твоим подвенечным платьем, - сказали Вы.
Ей необходимо было уйти, Вы же остались со мной. Это был мой пик. Я думала только о том, чтобы не сорваться в бездну, что Вы открыли предо мной, в которую Вы звали меня.
-Манечка, почему ты боишься меня? – спросили Вы. Вы заглядывали в мои глаза. – Отчего избегаешь меня?
Я старалась отвернуться от Вас, но Ваш взгляд, пронзительно голубоглазый взгляд преследовал меня.
Вы держали мою руку. Я теряла все свои силы, я стала слабой, не было мыслей, один туман и голубая пустота.
-Что ты шепчешь? Боже, да ты, никак, молишься. Послушай, я не Дьявол. Иначе, от количества молитв о моей смерти, я давно бы сошел в Ад.
-Даша умерла от Вас, - неловко выговорила я.
-И не одна она, - засмеялись Вы. – К тому же, я сам чуть было не погиб. Знаешь, в меня стреляли. Стреляла лучшая подруга Лары. Она возненавидела меня за то, что я хочу женить-ся на Ларисе. И она тоже любила меня. Знаешь, почему Лариса хочет стать моей женой? Глупая, она думает, что тем спасет от меня людей… Таких, как ты.
-А Вы? Что Вам от Ларисы Андреевны? – спросила я.
-Ты не поверишь, я ее люблю.
Сердце готово вырваться. Я задыхалась. Впрочем, чего же я хотела? Мне бы вырваться. Но как? Помнился ужас безработицы, призрак голода… Где-то, кажется, так далеко-далеко, живет моя семья…
-Пойдемте в дом, - позвала Аня.
Ее слова вырвали меня из Вашего омута.
Ночью я не могла спать. Передо мной стояла Дашина кровать, пока пустая, на тумбочке лежала ее ленточка для волос. Я тоже стала бояться себя.
Бог послал мне избавленье от мучений, решив, что выдержать их я не сумею, заменив их на иные. В конце недели прислали телеграмму о том, что у меня умерла мама. Мой любимый человек. Я не видела ее живой еще раз, я не поймала ее последний взгляд, не слышала ее последний вздох.
Сразу же с поразительной легкостью и с грешной радостью я уехала от Вас.
Я поселилась в мамином доме. Я стала преподавать в приходской школе. Но все десять лет я думала о Вас. Не было ночи, чтобы я не видела Вас во сне. Мир сошелся на Вас. Было невыносимо, но вернуться к Вам я не могла.
Я не потеряла связи с Вашей семьей. Аня пишет мне раз в месяц, иногда приходили письма и от Ларисы Андреевны. Я всегда отвечала на них. С какой бы радостью я встрети-лась с ними. Не хочу увидеть в них Вас, особенно в Ане. Увижу Ваше лицо, Ваши привычки, Ваши движения. Лариса Андреевна писала, что Вы изменились.
Недавно Аня написала мне, что Лариса Андреевна умерла. Она писала о том, как мучительны были жизнь Вашей жены и смерть рядом с Вами. Я верю словам Екатерины Григорь-евны, переданных Аней, что Соборина умерла через Вас.
Она, возвращая меня к жизни, говорила: «Не забывайте принесенных Вами жертв». Она призывала меня бороться с Вами, а не смиряться, как я делала.
Теперь, когда Ларисы Андреевны нет, мой мир вновь перевернулся. Моя душа, любя Вас, отторгает Вас. Моя душа безмерно устала любить Вас.
Я не одна. Таких много. Не забывайте их. Они отдают Вам себя, отдают даром, без Ваших просьб. Вознаградите их. Спасите от себя.
17 октября 1907
Мария Яковлева»
Я перечитал письмо. Я ведь совсем не помню этой девушки. Конечно, в моей памяти сохранилось, что была много лет назад у Ани гувернантка. Она тогда быстро ушла от нас, не помню почему.
Хотя, да, Аня, время от времени, говорила про нее… Теперь я уверен, что Аня говорила о Марии Яковлевой. Но ведь я не помню ее совсем. Впрочем, я не обязан помнить всех, кто работал у нас, особенно так недолго.
Аня позвала к ужину. За столом сидели ее муж, дочь и Валера. Мой сын очень похож на мать. Лариса все-таки сумела перебороть меня. Удивительно, я этому рад. Валера не услы-шит надоедливых укоров о жестокосердии.
И зачем только я взял это письмо с собой. Ведь забыл же, так нет, ему нужно было попасться мне на глаза.
Ненавижу забытую мной Яковлеву. Ради чего она выплыла из прошлого. С тех пор я на самом деле изменился. Лариса говорила, что сильно. Но, все же,  я ни о чем не жалею. Ни-чуть. Я получал в полной мере удовольствие от жизни. Я ни о чем не жалею. Пусть я жесток для иных. Я ни о чем не жалею.
-Пойду, пожалуй, пройдусь, - я поднялся из-за стола.
Аня долгим взглядом проводила меня. Ну что ей нужно?
Им хочется видеть мои слезы. Они жаждут моего страдания. Они хотят убедиться, что у меня есть сердце, что я пока не продал душу Сатане. А если я уже продал?..
У них, как у мамы, ничего не выходит, и они называют меня Бесом. Аня пригласила меня с сыном к себе, надеясь различить мою печаль. Она успокаивает меня вечерами, наде-ясь тем самым, разбередить мою душу, найти рану и давить на нее, давить, пока я не заплачу, пока не попрошу прощения или пощады. И тогда она успокоиться, и пожалеет меня, и отпустит восвояси.
И эта Яковлева хотела надавить на меня, показав мне свои страдания, ожидая, что я смягчусь и стану другим. А я ни о чем не жалею.
Скоро будет зима. Под ногами хрустнул тонкий лед луж. Его прозрачные пластины потонули в воде. Днем шел дождь, и теперь тротуар блестел ото льда.
Оглядываясь, осторожно ступая, навстречу шла девушка. Что выгнало ее на улицу так поздно? Возлюбленный продержал ее у себя до тех пор, пока вдосталь не насладился ее красотой, а потом одну отправил домой. Ничто не мешало ей уйти раньше. Если же она сама не ушла, значит сама того хотела. Человек свободен в своем выборе. В любом случае у нас есть два выхода – и это минимум, такое бывает редко, так редко, что вероятность сводится к нулю. Чего же требуют от меня Аня и Яковлева? Я давно сделал свой выбор, не стоит мне на-вязывать чужой. Я никому его не навязываю, ни права, ни обязанности.
Ветром принесло кленовые листья. Их ворох ударил в меня. Один прилепился к мокрому ботинку. Я остановился и отклеил его. Тонкая ножка, за которую я держал его, сломалась. Кленовый лист полетел дальше, в ту же черную пустоту, откуда его принесло.
Одна Лариса понимала меня. Никогда ни в чем не упрекнула меня. Мы так мало говорили о наших чувствах, что я сейчас жалею об этом. Я даже не знаю, любила ли она меня. Впрочем, я сам виноват в своем незнании. Однако это вина перед самим собой – нет челове-ка, перед которым я виновен.
Аня и Мария обвинили меня в смерти Ларисы. Глупость! Я любил Ларису, как люблю своих родителей, люблю своего сына, люблю свою сестру. Я бросаюсь им на шею. Зачем? Я всегда рядом, я помогу всем, включая и сверхвозможное. Разве не в этом должно состояться выражение любви? Неужели поцелуи, объятия и слова могут выразить всю силу любви? Неужели можно их предпочесть поддержке в трудную минуту?
-Я не верю тебе, Мария! – кричал я, - Слышишь? Не верю! Я нужен людям!
Где-то ответило эхо.
От меня не надо спасаться и спасать. За что? Я ничего не требую от людей. Я не прошу любить меня. Не запрещено ненавидеть. Чем же я помешал?
Лариса так хорошо умела успокоить меня. Одним взглядом. Одной улыбкой. Она была такой же, как я… Знала бы она, как теперь, после ее смерти, набросились на меня мои близкие. Мне негде искать защиты. Лариса были и моим ангелом.
В темноте переулка я заметил человека. Он лежал, свернувшись клубком, обхватив свою голову руками. Я решил, что ему плохо, поэтому подхватил его, посадил, прислонил к стене. Пару раз ударил по щекам. Тот медленно разлепил заплывшие осоловевшие глаза. В мутных зрачках отразился свет далекого фонаря.
- … Не надо.., не надо меня выгонять.., - заплетающимся языком попробовал он протестовать против чего-то, известного только ему.
Пьяный. Я отпустил его, и он принял прежнюю позу. Ничего не стоит помощь, о которой не просили. И не оттого, что за нее не заплатили или не оценили по достоинству, а оттого, что о ней не просили. В ней не было необходимости. Зря потраченное время, силы и нервы.
 Ветер принес шуршание. Я подходил к набережной. Горели фонари. Из темноты вырастали ветки, пятна воды и гранитные мосты. Я остановился и посмотрел на другой берег. Там в черноте должно быть Адмиралтейство…
Человек должен испытать в жизни все. И счастье, и отчаяние, как это было с Марией. Испытывал ли я счастье?
Мне всегда казалось мало. Я ждал, что у нас – скоро – появиться с Ларисой большое счастье. Я ждал его изо дня в день. Ждал, что оно появиться с рождением сына, ждал… Я пропустил его. Оно теперь где-то там, на дне Невы. Я захотел прикоснуться к ней. Спустился по лестнице. Вода шевелилась, она тянулась ко мне. Я задел ее рукой. Я ни о чем не жалею… Она совсем теплая, летняя, или, может, еще теплей. Она спокойна. Она жива.
13-27 марта ’03.