Черно-белые сны Ловушка

 Контингенту посвящаю.

На площади у Драмтеатра - привычные фигурки нищенок-"черных".
 Так же привычно нашариваю в кармане мелочь, взгляд скользит мимо протянутой руки...
 И вдруг натыкается на сидящую на асфальте девочку лет 12-ти. Черный балахон накинут на голову и тень скрывает лицо.
 А время вдруг, развернувшись вспять, бьет меня поддых и я, задыхаясь, сгребаю из кармана сотенные и пятисотенные купюры, вытаскиваю - а перед глазами черные круги, и не хватает воздуха...
 * * *
 Пули верещали, вышибая рикошетом искры из камней. Неширокое ущелье грохотало автоматными и пулеметными очередями.
 А чуть впереди, вжавшись в каменную твердь скалы, сидела девочка лет 12-ти - 14-ти. Пули зло носились по ущелью, но каким-то чудом не задевали ее.
 - Горбачевский! Алексеев! Руднев! - Лейтенант Самохин показал кивком на девчонку.
 Большего нам и не надо было. Мы, поливая почти не глядя очередями из калашей, бросились вперед.
 - Вау! Птью! - пули взвизгивали и выли вокруг нас, злобно-бессильно клевали камни.
 Подбежав шагов на десять к девчонке, мы с Серегой Рудневым, опустившись на колено, огрызаемся очередями по стреляющим в нас склонам.
 Ромка Алексеев за нашими спинами подбегает к девочке и рывком подхватывает ее на руки...
 ...Взрывная волна швыряет меня на камни, тащит - сминая тело, обдирая лицо, сбивая каску...
 ...Я встаю на ставшие ватными ноги, из ушей и ноздрей течет кровь, во рту хрустит эмаль, отлетевшая от зубов...
 ...Кто-то с силой бьет меня в спину и я падаю на колени. Упрямо поднимаюсь на подгибающихся ногах и с удивлением замечаю, что ремень автомата намертво зажат в правой руке. Перед глазами ослепительно-яркие вспышки, сменяющиеся черными пятнами.
 Кто-то невидимый со всей дури бьет меня в грудь и я падаю, больно ударяясь головой о камни.
 Пытаюсь подняться, но руки и ноги обрели абсолютную самостоятельность и живут своей жизнью, не слушаясь моих команд.
 Подбегают ребята, хватают меня под руки и куда-то тащат...
 ...
 Сижу в медсанбате.
 - Ва-ва-ва-ва! - говорит мне человек в белом, помогающий снять защитивший меня от пуль бронежилет. На спине и груди - синяки от их ударов.
 Я согласно киваю раскалывающейся от боли головой.
 - Ва-ва-ва? - спрашивает он меня.
 Я устало-равнодушно пожимаю плечами.
 Он кивает мне на дверь и я встаю, чтобы пройти в нее.
 Пол вырывается из-под моих ног и со всей силы бьет в лицо.
 ...- Игаюха! - чей-то голос проникает сквозь обволакивающую меня темноту.
 Димка Гусев сидит у кровати и с тревогой вглядывается в моё лицо.
 - Дыыыка! - Я все понимаю, но речь почему-то не слушается меня.
 - Игаюха! - голос как будто из тумана. - ..ак ты?
 - Наана! - язык распух и его хватит на целую народность. - Дыыка! А сто э...а... быыа?
 Я хочу знать, как так получилось - что минометный залп накрыл нас, нас троих и девчонку.
 Димка кривится в полугримасе-полуулыбке, поправляет подушку и уходит.
 Потом я узнал - девочка сидела на мине и Ромка Алексеев, подняв девочку на руки, привел в действие взрыватель.
 
... Девочка-нищенка расширенными от удивления глазами смотрела на сотни и пятисотки, брошенные мною на ее покрывало, а я шел, шатаясь и не видя дороги, и старая контузия впивалась раскаленным штопором в правый висок...