Любовь, любовь, любовь

Любовь этой женщины напоминала мне сильно натопленную печь в деревенской избе. Щёки пылали румянцем, а тело переполняла похотливая истома. Сбросив с себя теплые одежды и оставаясь уже в сорочке, она подходила к термометру, висевшему на стене у дверей; долго и, казалось, бессмысленно смотрела на него, а затем порывисто сообщала: «Нет,нет, маловато! К утру сильно остынет! А ну-ка, подкинь еще полешко!.. Не помешает!»
И я кидал...
Потом еще одно... Еще!..
Она же была неугомонна. Тогда я надевал шапку и без куртки шел во двор, чтобы принести новую охапку дров. Мороз действительно был крепок, зол, и я торопился вернуться в дом... к ней.
- Все! Это - последнее, - проклиная себя за то, что сегодня оказался здесь, говорил я.
Но, видимо, не настолько решительно, чтобы мне верили.
Наконец уставала и она. Засыпала. Жаркий душный воздух дурманил ей голову, отягощал уродливыми образами сновидений; она пошло храпела.
Я же почти до самого утра лежал с открытыми глазами и, не в силах уснуть, давал себе зарок, что ноги моей здесь никогда больше не будет. Теплая влажная простыня и храпящая на ней потная дебелая женщина гнали меня к железнодорожной станции, к первой же электричке, идущей в город.
Я таращил глаза на потолок и, если мог о чем-то думать, то обнаруживал, что мои мысли устремляются к той, что оставалась в городе и сейчас одна: фригидная, почти равнодушная к сексу, но светлая и милая, как храмовая лампадка.
Господи! Зачем Ты меня испытываешь, влагая в руки мои всё новое и всё большее, заставляя выпускать из них Твоё же малое, но совершенное?..
И почему Ты создал меня таким слабым?